Игорь Зарубин - Госпожа следователь
— Раздевайся.
У Клавдии от возмущения даже слов не находилось, руки дрожали, из глаз готовы были брызнуть слезы.
«Ах, гад какой! Ах, падлюка! Вон что придумал!»
— Игорь! — заорала она. — Задержи Черепца! Он уйдет!!!
— Молчать! — гаркнула на нее женщина. — Кому сказано — раздевайся!
Клавдия поняла, что спорить с этой теткой бессмысленно. Проще всего раздеться и показать, что никаких наркотиков у нее и в помине нет.
Клавдия поспешно сняла плащ, туфли, и даже пояс с платья. Женщина прощупывала каждую вещь так, словно искала не наркотики, а блоху. Когда обминала в пальцах каждую складку плаща, вдруг застыла, на ее лице появилось победное выражение. Она рывком оторвала кусок подкладки и с разочарованием вытащила оттуда ключик.
«Господи! От почтового ящика! — чуть не всплеснула руками Клавдия. — Я его уже года два как потеряла. А он — вон где!»
Когда туфли и пояс тоже были досконально осмотрены, женщина положила все это на стол и, сложив руки на груди, произнесла:
— Я жду.
— Простите? — не поняла Клавдия.
— Оглохла, да? Я сказала — раздевайся.
Клавдия закусила губу.
— Как — раздевайся? Я разделась…
— Догола, — скучно сказал женщина.
Это уже не лезло ни в какие рамки.
— Понимаете, Черепец в самом деле…
— Молчать. Раздевайся, — перебила женщина.
Такого унижения Клавдия еще не переживала.
— У меня нет никаких наркотиков, — бормотала Клавдия сквозь сцепленные зубы, снимая платье, чулки, лифчик, трусы — все.
Совсем не к месту ей вспомнился дурацкий анекдот.
Женщина идет к зубному врачу и надевает чистое белье. «Зачем?» — спрашивают ее. «А вдруг он окажется нахалом!»
Знала бы Клавдия, что ей вот так придется раздеваться в тесной конурке шереметьевской грузовой таможни… Нет, белье у нее было чистое. Но она, конечно, надела бы поновее. Все-таки — посторонние на нее смотрят.
Да, этих женщин не поймешь…
Когда последний шов на последней вещи был обследован, таможенница с тем же каменным выражением лица сказала:
— Одевайся, — и стала что-то писать, отвернувшись.
Из конурки Клавдия вылетела фурией.
И каково же было ее изумление, когда она увидела, что Черепец стоит здесь. А рядом Игорь.
— Поиздевались? — прошипела Клавдия. — Теперь ведите к настоящим наркотикам.
— Постойте, — опешил Черепец. — У вас не было?
— Леонид Иваныч, долго еще? — из-за стойки махал начальнику таможни рукой кто-то из получателей.
— У меня ничего не было! — вызверилась Клавдия. — А ваш Фома чихнул! Теперь мне все ясно.
— Как это — не было? — все еще не верил Черепец.
— Леонид Иваныч!
— Да подождите вы! — отмахнулся начальник. — Алексей Георгиевич, что происходит? Фома ошибся?
— Нет, Фома не ошибся, — в один голос сказали Клавдия и Черепец. Но интонации, как вы понимаете, были разные.
— Так где же наркотик?
— Там!.. — снова в один голос сказали Черепец и Дежкина.
— Ничего не понимаю!
— Кажется… Кажется, я понимаю, — робко выступил из толпы Игорь. — Простите, Клавдия Васильевна, но… шприц…
Дежкина секунду соображала, о чем говорит Игорь, а потом хлопнула себя по лбу:
— Гос-споди Боже мой! Алексей Георгиевич, извините! Это я виновата. Ну конечно. Я возила в лабораторию шприц из-под наркотика. Он у меня в сумке лежал…
— Шприц? — переспросил начальник. — Пустой шприц?!
— Да.
В благоговейном молчании все присутствующие обернулись к Фоме. А тот, словно почувствовав общее внимание, гордо задрал свою смешную острую морду и высунул язык…
— Почему мы решили, что это рэйдж? — скучно спрашивал Игорь. — Почему мы решили, что именно здесь?
Они сидели с Клавдией в углу склада и пустыми глазами смотрели, как ввозят и ставят на стеллажи новые бочки, ящики и тюки. Им бы давно уже уйти от собственного позора. Но сил после невольного стриптиза у Клавдии не было.
— Ну про то, рэйдж или нет, мы узнаем завтра. А почему здесь? «Мне самолет милее и родней… — горько усмехнулась она. — Да нет, конечно, мы не знаем, что здесь. Мы вообще ничего не знаем.
Ей сейчас, как в детстве далеком, хотелось ткнуться в мамино плечо и горько заплакать.
Огромный барак склада вдруг наполнился веселым гомоном. Рабочие шли за электрокаром с клеткой, в которой, переминаясь с ноги на ногу, стоял огромный белый медведь.
— Куда ты его?! — кричал на бегу начальник. — Этого в карантин! К животным!
— Да я только так, показать! — смеялся водитель кара, разворачиваясь.
— Я тебе дам — «показать»!
— Во, и медведи тут, — усмехнулся Игорь.
— Да, все тут есть, — сказала Клавдия. — Как на Ноевом ковчеге. Каждой твари по паре. Ладно, Игорек, поехали домой, тут нам делать больше нечего.
16.50–17.48
— О! Дежкина, к главному! — мимоходом бросила Люся-секретарша, не успела Клавдия переступить порог прокуратуры.
— Мне с вами? — спросил Игорь.
Клавдия пожала плечами. Чего ожидать от нового начальника, она еще не знала. Впрочем, Клавдия усвоила, что ни от новых, ни от старых начальников ничего хорошего ожидать не приходится.
Она влетела в кабинет и увидела поднимающегося ей навстречу с широкой улыбкой Лозинского.
— Здравствуйте! — нашла в себе силы улыбнуться Клавдия. — Опять к нам?
— Опять к вам, — кивнул Лозинский.
— Виктор Сергеевич, наверное, где-то здесь. Вон его портфель…
— А я не к Чубаристову, — снова улыбнулся Лозинский. — Я к вам.
— Ко мне? — погрустнела Клавдия. Сейчас о взрыве в Бутырках расспрашивать будет. — Простите, но мне надо бежать. Начальство вызывает.
— Ничего, я подожду, — Лозинский снова уселся. — Тем более у вас такой вкусный чай.
— Но я надолго, — соврала Клавдия.
— А я не тороплюсь.
— Игорек, угости гостя чаем, — вздохнула Дежкина.
— Ну-ну-ну! Кто это у нас? — улыбнулся и ткнулся в бумаги Стасюк. — Это у нас, кажется, Патищева…
— Дежкина. Клавдия Васильевна. Помните, я к вам приходила.
— Ну-ну-ну… — Стасюк перестал улыбаться. Взял карандаш и начал монотонно постукивать им по столу. — Как вам работается, товарищ Дежкина?
— Хорошо работается.
Клавдия внутренне собралась. У этого все на лице написано. Этот явно не дипломат.
— Вы сколько у нас?
«А вы сколько? — так и подмывало спросить Клавдию. — Без году неделя».
— Впрочем, стаж теперь не имеет значения. Нам нужны профессионалы.
«Это точно, — внутренне съязвила Клавдия. — Профессионалы нам нужны».
— Это у вас дело по… — Стасюк снова ткнулся в бумаги. — По Харитонову?
— У меня. Если вы помните, я вам докладывала…
— Взорвали тюрьму, — перебил Стасюк, — Такого еще не бывало. А?
Прозвучало так, словно от Бутырок и мокрого места не осталось.
— Да, такого еще не бывало. Мы расследуем…
— И что вы конкретно намереваетесь делать? — снова застучал карандашом Стасюк.
— Гражданин Осипов, совершивший покушение, находится в реанимационном отделении следственного изолятора. Мы провели следственные действия…
Клавдия чувствовала, что начинает невольно говорить каким-то несвойственным ей казенным языком — «совершивший», «следственные действия»…
— Ну-ну-ну?..
— По всей видимости, это было заказное убийство.
— Да?
— Впрочем, окончательно мы сможем ответить на все вопросы, когда допросим Осипова, когда…
— Осипова вы не допросите. Он скончался, — с каким-то даже удовольствием сказал Стасюк.
Клавдия опустила глаза.
— А что по взрыву «мерседеса»?
О Господи!
— Там оказалось много бухгалтерской работы. И потом…
— Мне тут сегодня Чубаристов подал заявление об уходе, — перебил вдруг Стасюк — Правда, потом забрал. А вы, товарищ Дежкина, не хотите подать мне заявление?
У Клавдии упало сердце.
«Все верно, — подумала она устало, — хорошим людям долго везти не может».
— Заявление об уходе? — не своим голосом спросила она.
— Именно. У нас, знаете ли, тяжелое положение с преступностью. Вот недавно звонил товарищ Филиппов. Нам нужны на переднем крае борьбы люди преданные, профессиональные, с настоящими бойцовскими качествами…
«Вот и все. Даже деньжат не отложила. Куда теперь? В нотариальную контору? Юрисконсультом? Адвокатом? Домохозяйкой?»
— Я заявление писать не буду, — тихо сказала Клавдия. — Если вы считаете, что я не справляюсь со своей работой, увольняйте.
— А вы сами как считаете? — хитро прищурился Стасюк.
— Это не имеет значения, — сухо ответила Клавдия.
— Ну что ж, я хотел по-хорошему… Ладно, идите.
— Всего доброго, — встала Клавдия.
