Лоренцо Каркатерра - Гангстер
Малыш Рики Карсон осклабился в хулиганской ухмылке и выпустил начатую пиццу из руки. Она, громко шлепнув, упала на пол. Затем он не торопясь вынул пистолет из бокового кармана своего щегольского кожаного пальто и направил его в спину Раманелли.
— Может, ты и прав, — сказал Карсон, — только это будет не то дерьмо, которым ты здесь травишь людей.
Раманелли повернул голову к Карсону, и первая пуля угодила ему в правое плечо. Следующие две поразили его в грудь, и он грохнулся во весь рост на спину, сбив в падении два стула и стол. Как только раздался первый выстрел, три бандита ворвались в дверь пиццерии и навели пистолеты на посетителей, оказавшихся неподалеку от Карсона. Малыш Рики шагнул к упавшему Раманелли и, впервые удосужившись посмотреть на свое оружие, выпустил еще одну пулю ему в грудь. Потом он поднял дымящийся пистолет и навел его на лысого повара, который неподвижно застыл за прилавком.
— Ты хорошо знаешь Скелета Вестьери? Сможешь поговорить с ним? — спросил Карсон.
Лысый кивнул.
— Смогу.
— Когда увидишь его, скажи, что я выполнил подачу. Игра началась, — сказал Карсон. — Мяч на его половине.
Малыш Рики Карсон обвел победоносным взглядом лица перепуганных людей и кинул на стойку стодолларовую банкноту.
— Дашь каждому по пицце, — громко приказал он. — За мой счет.
С этими словами он ссутулился и, так и держа пистолет в опущенной руке, вышел из пиццерии. Трое пособников следовали за ним по пятам. 0. ни уселись в автомобиль, мотор которого все это время работал на холостом ходу, громко захлопнули двери, и машина сорвалась с места, оставив черные следы на асфальте и облачка дыма от жженой резины. Утонув в обтянутых толстой кожей мягких сиденьях своего нового «Мерседеса», Малыш Рики Карсон запрокинул голову и громко расхохотался — молодой гангстер, переполненный ощущением своей нарастающей силы.
— Этот сукин сын заслужил смерти хотя бы за то, что имел наглость называть пиццей то дерьмо, которым торговал, — воскликнул он. — Когда народ немного подумает, то все поймут, что я оказал им великое благодеяние. Спас их всех от язвы желудка.
Все четверо захохотали, но их смех заглушили голоса «Слая и семейства Стоун» из включенной стереосистемы. Очень скоро автомобиль исчез в густом потоке машин, стремившихся на мост Уилли-авеню.
Я сидел в итальянском ресторане на Западной 54-й улице, в нескольких кварталах от больницы, и ждал Мэри. Множество ночей, проведенных у постели Анджело, начали сказываться на мне. Я очень редко бывал в своей рекламной фирме, предоставив почти всю работу подобранным мною молодым сотрудникам. Страдала и моя семейная жизнь. Я торопливо обедал с женой и детьми, то и дело поглядывая на висевшие в столовой часы, так как боялся не успеть к последнему вздоху Анджело. Прошло столько лет, и вот я снова позволил ему распоряжаться моими днями и ночами. Поначалу я боялся, что его болезнь, последовавшая за многими годами совершенно раздельной жизни, отняла у меня возможность показать ему, чего я достиг в жизни. Я хотел рассказать ему о своем бизнесе и о том, насколько успешно он идет. Я начал работу моего рекламного агентства с маленького арендованного офиса в Верхнем Вест-Сайде, где ничего не было, кроме телефона и большого блокнота. Я работал, не жалея ни времени, ни сил, в конце концов мое предприятие обрело многомиллионный оборот и теперь занимало два этажа на Мэдисон-авеню и филиал в Лос-Анджелесе. Мне также нужно было, чтобы он узнал, что я был хорошим мужем, все эти годы влюбленным в женщину, которая была мне и женой, и лучшим другом. Женщину, с которой мне было необходимо разговаривать каждый день и видеться каждую ночь. Я хотел, чтобы он знал, что еще лучше я проявил себя как отец двоих детей, которые скоро станут достаточно взрослыми для того, чтобы начать свою собственную жизнь. Мне было жаль, что его не было рядом с нами, когда мы играли и смеялись в парке, или когда дети праздновали свои дни рождения, и их лица были до ушей перемазаны кремом от торта, или когда они учиняли какую-нибудь очередную глупость, из-за которой приходилось среди ночи везти кого-нибудь из них в «Скорую помощь» обрабатывать ссадины. Но затем ко мне возвращалось ощущение реальности, а вместе с ним и уверенность в том, что ему, пожалуй, не требовалось видеть все это и слышать от меня какие бы то ни было слова. Он знал все заранее.
Ведь это был Анджело Вестьери, и от него нельзя было ожидать малого.
Я усвоил уроки, преподанные мне Анджело и Пудджем, и использовал полученные знания в мире добропорядочных граждан, к которому теперь принадлежал. Признаюсь, что много раз мне отчаянно хотелось вернуться к той, прошлой жизни, пусть даже на одно краткое мгновение. Там я мог без труда раздавить врага, или страшно отомстить за предательство в делах, или устранить друга, обманувшего мое доверие. Но все это были лишь мимолетные фантазии, возникавшие и исчезавшие в потаенных уголках моего сознания и неведомые никому, кроме меня. Зато я использовал в своей жизни изощренную хитрость, присущую преступному миру, применив ее к политическим играм и маневрам современного делового мира с ловкостью, которую не смог бы обрести ни при каком ином раскладе своей биографии. Я часто слышал, как наяву, голоса Анджело и Пудджа, указывавших мне, куда и как сделать следующий шаг, который позволит мне преодолеть очередной этап на дороге моих побед. В этом смысле я так и не освободился от них. Слишком большое место они занимали в моей жизни. И я изо всех сил держался за них, покуда мог.
За все время, проведенное рядом с Анджело Пудджем, у меня не было ни одной минуты, когда я не знал бы точно, что они обо мне думают. Их мысли и чувства по отношению ко мне были ясными и открытыми, в них не было подтекста и обмана. Я твердо знал, что никогда и ни с кем, за исключением моей нынешней семьи, не смогу позволить себе подобной открытости. У меня никогда не было повода считать добропорядочный мир столь же достойным доверия, как мир преступный. Меня воспитали убийцы, они окружили меня любовью и заботой, выбиваться в люди я решил в сфере менее надежной и более расположенной к предательству. Но все время я был уверен, что ко всем достижениям меня вели сильные уверенные руки Анджело и Пудджа. Они словно шли передо мной, расчищая мне дорогу.
Глава 17
Анджело выжидал три месяца и лишь тогда сделал свой ответный ход в войне.
За это время его команде пришлось выдержать нападения, которые предпринимали со всех сторон объединенные силы Малыша Рики Карсона, Паблито Мунестро и, не столь активно, Ричи Скарафино и «Красных баронов». Встречи, устраивавшиеся на первом этапе противостояния, не помогли ничего решить, а, напротив, еще больше усилили напряженность, существовавшую между командами.
Из-за вражеских атак еженедельный доход организации Анджело и Пудджа сократился чуть ли не вполовину; среди младших членов банды началась паника, и они стали все внимательнее прислушиваться к предложениям извне. И все же Анджело словно не замечал яростных наскоков конкурентов, исполненных молодой ликующей силы, и ни на йоту не изменил своего распорядка дня: он все так же проводил большую часть времени в своем баре и подолгу гулял со мной и с Идой, трусившей за ним в нескольких шагах, словно провоцировал врагов попытаться напасть на него в открытую.
Пуддж тем временем трудился на улицах, поддерживая дух членов команды и уверяя их, что дела вовсе не так плохи, как им кажется. Но Пуддж был далеко не так терпелив, как Анджело, и его нервы тоже понемногу сдавали. Он жаждал действия и никак не мог дождаться, когда же начнется драка.
— Анджело хочет выбрать идеальный момент, — сказал мне Пуддж в один из тех томительно долгих дней. — Я тебе скажу, что мне уже не под силу сидеть и смотреть, как они укладывают одного за другим наших людей, как мы теряем очень даже большие деньги, и ничего не делать.
— Между прочим, часто бывает, что слишком поздно — это все равно, что никогда, — вторил ему Нико. — Уже пошли разговоры, что у босса духу не хватает, чтобы драться, что он не может защитить то, что принадлежит команде. На улицах вовсю треплются, что он уже никакой не король, а слабый старик.
— А вот это приятно слышать. — Пуддж улыбнулся едва ли не впервые за несколько недель. — Так я, пожалуй, поверю, что он действительно знает, как выиграть эту проклятую войну.
— Я никогда раньше не видел его таким, как сейчас, — сказал я. — Такое впечатление, что он не рядом с нами, а где-то далеко. Иной раз даже страшно делается.
— Анджело все раскладывает по полочкам в голове, прежде чем сделать что-то на улице, — объяснил Пуддж. — Это всегда здорово помогало ему. Ну, а сейчас мы имеем дело с такими командами, каких никогда раньше не видали. Они на ходу выдумывают для себя правила и, похоже, не слишком далеки от победы. У них на руках серьезные козыри. И если мы не раздавим их сразу и полностью, то они раздавят нас.
