Карло Фруттеро - Его осенило в воскресенье
Сантамария никак не отреагировал на эту защитную речь.
— Кампи объяснил, почему он пришел один?
— Он сказал, что Лелло пошел кому-то звонить.
— А он не говорил, когда и как они расстались?
— Нет, мы об этом больше не упоминали, потому что сразу заметили толпу у ворот склада.
— Кто первый заметил?
— Не помню. Кажется, Бонетто. А может, американка… Так или иначе, но мы все поспешили туда.
— И синьор Кампи по-прежнему оставался совершенно спокойным, ничего не подозревающим?
— Разумеется.
Она заранее приготовилась ответить резким тоном, исключающим какие-либо вопросы, подумал Сантамария. Одно ясно — больше он из нее насчет Кампи ничего не вытянет. Очевидно, подозреваемая принадлежит к той благородной категории людей, которые охотнее выгораживают друзей, чем самих себя. Интересно, будь она подсудимой, как бы она себя повела?
— Итак, синьор Кампи пришел на площадь примерно в десять минут второго, — с бюрократической точностью подытожил Сантамария. — В котором часу вы последний раз видели его и Ривьеру, когда они стояли и разглядывали картины?
— Понятия не имею.
— За полчаса до этого?
— О нет, позже!
— Минут за пятнадцать до того, как синьор Кампи пришел на площадь?
— Да, пожалуй, так.
— Прекрасно! — недобро усмехаясь, воскликнул Сантамария. — Как мы установили, труп был найден без пяти час. Таким образом, у синьора Кампи полное алиби!
Вначале Анна Карла тоже улыбнулась, но мгновенно сообразила, в чем заключается подвох, и побледнела от гнева.
— Возможно, я видела их и за полчаса до встречи с Массимо. В «Балуне» время как бы обретает эластичность. — Она попыталась сразить его наповал своей светской непринужденностью. — Если находишь там что-нибудь любопытное, время пролетает быстро, а если бесцельно бродишь по рядам, кажется, будто оно остановилось.
— Ривьера был убит в промежутке от без десяти до без пяти минут час. Вы можете сказать, где синьор Кампи находился в эти пять минут?
Несколько секунд Анна Карла отчужденно молчала.
— Нет, — ответила она, покачав головой. — Я не могу дать ему алиби. Бедный Массимо!
— Неважно. Если на то пошло, Массимо также не в состоянии подтвердить ваше алиби.
Напряжение, неимоверное усилие, чтобы сдержаться, не сказать лишнего, физическая усталость от этих часов тревоги — все это внезапно превратило ее лицо в жалкую маску, и она словно вмиг состарилась. Вот такой поблекшей она будет, верно, в пятьдесят лет.
— Вы правы, комиссар, — наконец промолвила она, — и меня можно заподозрить в причастности к убийству. — В голосе ее звучали безнадежность, тоска. — В сущности, вы имеете все основания думать, что я влюблена в Массимо. Либо что между мною, Массимо и Ривьерой существовали сложные сексуальные отношения. Подобные вещи происходят сейчас сплошь и рядом.
— Мотивы преступления не обязательно связаны с сексом, — сказал Сантамария, чувствуя себя самым настоящим палачом, — хотя мне по вполне понятным причинам пришлось задать вам вопросы подобного характера.
Он сделал паузу — этого требовала техника допроса, — пристально посмотрел на нее и неторопливо добавил:
— Видите ли, не исключено, что Ривьера знал кое-что о преступлении на виа Мадзини. Его могли убить и по этой причине.
Она долго, бесконечно долго молчала.
— Если вы предложите мне сигарету, я не откажусь, — сказала она наконец. — У меня не осталось ни одной. — И выдохнула с облегчением.
Сантамария понял, что все между ними стало прежним. Он чуть не задохнулся от радости. Поднялся и засмеялся каким-то дурацким смехом.
— До чего же мы много курим в таких ситуациях, не правда ли?! — воскликнул он.
— Я уже целых два часа дрожу как осиновый лист, — призналась Анна Карла. Она машинально открыла сумочку и, ища зажигалку, вынула перчатки, платок и толстый том в грубой красной обложке.
— Что это? Вы и его нашли в «Балуне»?
Анна Карла густо покраснела.
— Да, там, — сказала она. И робко протянула книгу Сантамарии.
Комиссар Сантамария открыл ее и прочел заглавие «Практическое руководство для судебной полиции, составленное кавалером Луиджи Валентини».
Тут вошел Де Пальма, и это вернуло Сантамарию к невеселой действительности.
4
В пути Дзаваттаро не следил за дорогой. Шофер умело вел машину, а Дзаваттаро, сидя сзади, между двумя полицейскими, говорил без умолку, пытаясь убедить их, что все утро пробыл на проспекте Реджо со своими рабочими. Когда ему приказали выйти из машины, он удивился, увидев не двор префектуры, а маленький дворик, зажатый тремя незнакомыми ему домами… Никто из полицейских ничего ему не объяснил. Его поставили посреди двора, а потом повели в одно из зданий. Он поднялся по узкой лестнице и попал в пустое помещение, где стоял лишь голый стол и скамья. Один из двух полицейских вскоре исчез. В комнате воцарилась мертвая тишина. Дзаваттаро решил, что его привели в тюрьму.
— Мы в тюрьме «Нуове»? — еле слышно спросил он, придавленный тишиной вокруг.
Полицейский отрицательно покачал головой, Дзаваттаро молча протянул ему сигарету. Полицейский снова покачал головой, потом знаком велел ему не курить. Дзаваттаро сунул сигареты в карман. Немного спустя в дверях появился первый полицейский и жестом приказал ему идти за ним.
Втроем они прошли по длинному пустому коридору с высокими окнами, затем одолели лестничный пролет, коридорчик с низеньким потолком и наконец проникли в комнату, напоминающую короб. Один из полицейских заглянул в глазок двери и через минуту тихонько сказал:
— Ага, вот и он.
Дзаваттаро услышал шум шагов, дверь отворилась, и пожилой мужчина в темно-синей униформе провел их в большую, очень холодную комнату. Дзаваттаро охватил страх. Его не покидала мысль, что он в тюрьме.
Вместе с двумя полицейскими он пошел вслед за человеком в синей униформе. Тот подошел к одному из серых шкафчиков, вмонтированных в стену. Помещение было без окон и освещалось неоновыми трубками, подвешенными к самому потолку. Было адски холодно.
Старик в униформе остановился возле одного из шкафчиков и потянул на себя ручку. От стены с треском отделился огромный гроб. В гробу лежал накрытый простыней мертвец… Это морг. Полицейские решили показать мне Гарроне, догадался Дзаваттаро.
— О, проклятье! — процедил он сквозь зубы.
Один из полицейских знаком велел старику сдернуть простыню, другой схватил Дзаваттаро за локти и подтолкнул его к недвижимому телу.
У Дзаваттаро горло сдавило узлом.
— Ты когда-нибудь видел его? — спросил полицейский, все усиливая хватку.
Дзаваттаро посмотрел на мертвеца. Нет, это был не Гарроне, а блондин, приезжавший к нему вчера утром в мастерскую на «фиате-500».
— Ты его когда-нибудь видел? Узнаешь его?
Каждое слово грохотом отдавалось Дзаваттаро в ушах.
Он хотел ответить «да, видел», но не мог выдавить из себя ни звука. И вдруг голос у него прорезался, он громко, изумленно воскликнул:
— Баукьеро! Вспомнил, его звали Баукьеро!
5
— У меня сидит старьевщик, — сказал Де Пальма Сантамарии, когда они вышли в коридор. — Пойдем в кабинет Мальяно, он еще не вернулся от Дзаваттаро.
Сантамарию угнетало чувство вины перед Анной Карлой. Ведь она осталась в его кабинете с агентом Скальей. Тот делал вид, будто роется в бумагах и что-то ищет. Но она не какая-нибудь глупая девочка и прекрасно понимает, что Скалью посадили рядом, чтобы следить за ней, и он ждет, что у нее вдруг сдадут нервы и она во всем признается. Завтра, самое позднее в понедельник утром он объяснит Анне Карле, что такие уловки — тоже их традиция и нередко приводят к успеху.
— Ну, что ты узнал? — спросил Де Пальма.
— Она не видела Кампи в промежутке между без двадцати час и десять минут второго.
— Она сама была в «Балуне» еще с кем-нибудь?
— Нет, одна.
— Гм. А ты заметил, как раздувалась ее сумочка? Там явно лежит какой-то тяжелый предмет.
— Всего лишь книга. Она купила ее в «Балуне».
Убийца Гарроне, мужчина или женщина, заранее захватил с собой трубу или молоток, но в последний момент передумал и проломил архитектору голову каменным фаллосом. Должно быть, и в случае с пестиком произошло нечто похожее, размышлял Сантамария.
— Странная история с этим колокольчиком, — сказал Де Пальма. — Что она тебе об этом рассказывала?
— До колокольчика мы с ней еще не добрались, но сама история не кажется мне такой уж странной.
— Может, эта Анна Карла клептоманка?
— Нет, она захватила его по рассеянности, думала о другом и нечаянно…
— О чем? Должно быть, она изрядно нервничала, если даже не заметила, что стянула колокольчик.
