Елена Сазанович - Город призраков
— Но получается наоборот.
— Вот именно! И это довольно странно. Ко всему прочему это отсылает и к тем мистическим посылам, на которые якобы строил свою теорию граф. Но, я думаю, это вполне объяснимо. Дело в том, что это заболевание стимулируется. И я это сумел доказать. Нам кажется привычным, что ученые всех стран ищут средство спасения от этой болезни. Но никому не пришло в голову, что эту же болезнь можно стимулировать. Это логично. И легче всего это проделывать на людях, которые в минимальной степени облучены. Пусть даже в положительной степени. Все жители Жемчужного имеют минимальную дозу облучения. Которая весьма благоприятно действует на организм, уничтожая вирусы различных заболеваний, в том числе и онкологических. Но именно у этих людей при определенных обстоятельствах легче всего заставить эту болезнь прогрессировать. Ученые не пришли к единому выводу, чем можно стимулировать развитие рака. Возможно, определенными стрессами, специфическими психологическими нагрузками, неправильным питанием или режимом работы. Но я определенно могу сказать, эта болезнь может прогрессировать. И именно у тех людей, которые были подвергнуты положительному воздействию минимальных доз радиации. В данном случае — у жемчужан.
— Да, но здесь благоприятная экология — самое чистое место на земле, прекрасный воздух, вода, чистая пища, за которой установлен строгий контроль, — я стал перечислять все достоинства Жемчужного. И даже мне на миг этот город показался раем. — За рабочими местами тоже не менее строгий контроль. До последнего времени практически никаких стрессов. Ни тебе пьянства, ни наркомании, ни ночных клубов, ни преступности. Этим здесь даже и не пахнет. Что еще нужно для долгой жизни. Учитывая, что и положительный минимальный уровень радиации уничтожает на корню все болезни!
— Вы правы, Ник. Я тоже об этом подумал, — согласился доктор. — Следовательно вывод один — искусственная стимуляция заболеваний!
— Вы хотите сказать…
— Не может быть!..
— Неужели кто-то…
Мы дружно загалдели, но профессор жестом руки вновь остановил нас. Этаким жестом профессионала, выработанным за долгие годы работы со студентами.
— Как бы то ни было, это чудовищно. Но, похоже, существует искусственное средство для стимуляции прогрессирования рака. Я почти всю жизнь положил, чтобы найти средство от его спасения. А кто-то, наверное, всю жизнь искал средство, вызывающее рак. И мне кажется, что здесь надо обратить особое внимание на основателя города, на графа. Похоже, в этом и заключался его чудовищный эксперимент.
Он не зря выбрал это место. Он рассчитывал, что божья кара коснется тех, кто отступил от им же заведенных норм поведения. Ведь это место изначально было объявлено не только экологически чистым, но и безукоризненным по части морали. И похоже, возложив свои надежды исключительно на божье наказание, он просчитался. Небесная кара не всегда настигала оступившегося человека. И вот тогда граф, наверное, решил взять эту миссию на себя. Допускаю, что он был сведущ в медицине и знал много из того, что не знали другие великие ученые. Возможно, он задолго до наших современников понял, как действует на организм человека различные дозы радиации. И что их можно контролировать и использовать в своих целях… И вот он изобретает это средство.
Профессор взволнованно ходил взад-вперед по комнате, заложив руки за спину. И мы заворожено наблюдали за ним, стараясь не пропустить ни единого слова.
— Вы знаете, — с какой-то горечью и трагизмом сказал Заманский после продолжительной паузы. — Вы знаете, этот человек был гением.
— К сожалению, история — или Бог, как хотите — допускает подобное, — не менее трагично произнес я. — Когда злой генийрождается задолго до рождения доброго.
— Вы мне льстите, молодой человек. И тем не менее, к сожалению, это так. Злой гений был рожден много раньше. А добрый, возможно, еще и не родился…
Угрюмый приблизился к Заманскому. И положил руку на его плечо. И заглянул в глаза бывшему другу, когда-то по воле судьбы ставшего врагом.
— Если добрый гений еще не родился целиком, то две разные половинки доброго гения уже есть. И я думаю совсем скоро они сольются воедино.
Глаза профессора увлажнились. И он положил свою руку поверх руки своего врага. Который вновь становился другом. И крепко пожал его ладонь.
Похоже, мы присутствовали при великом историческом моменте. И, похоже, мир будет-таки спасен…
Но нас, увы, ждали сейчас дела гораздо более прозаичные, нежели спасение мира. И мы поспешили покинуть этот дом, в котором жила довольно нетипичная семья из двух отцов и дочки-красавицы. Последнюю я на прощание многозначительно поблагодарил за чудодейственный виноградный напиток. И изъявил желание еще как-нибудь его отпробовать, поскольку она ждала этих теплых слов. А обманывать надежды девушки, жаждущей первой любви, я не мог. Даже если и сомневался, что я и есть эта первая любовь.
Начинал накрапывать мелкий дождь. Резкая перемена погоды нас уже утомила. И я заметил, что не дождусь того дня, когда наконец-то окажусь в своем родном климате. Даже если он достаточно мерзкий и лишенный экологической чистоты.
— Похоже, что кто-то продолжает великое дело графа-экспериментатора, контролируя уровень жизни в Жемчужном, — сделал свой вывод Вано.
— Только непонятно, зачем так рисковать, используя столько древние обряды, предшествующие смерти. Например, призраки. Можно все делать значительно проще, не навлекая лишних подозрений. И с малыми шансами быть пойманным.
— Я тоже подумал об этом, Ник, — согласился Вано. — Это означает одно. Кто-то не просто заинтересован в смерти неугодных, морально неустойчивых жителей. Не просто заинтересован в стерилизации Жемчужного и в отборе чистеньких граждан. Кому-то важно продолжить традиции. Понимаешь?
Пока я не понимал куда клонит Вано. Поэтому он объяснил.
— Это может означать только то, что здесь действует не просто преступник. Которому в руки случайно попали исторические документы и результаты экспериментов графа. Здесь действует какой-то его наследник! Только так можно объяснить, зачем ему нужен весь этот спектакль. Кто-то успешно продолжает дело своих предков. Обычному преступнику было бы на все это плевать. Тем более, что обычным преступником здесь и не пахнет. Тут работает явный маньяк. Нет, Ник. Это фанатизм, передающийся из поколения в поколение. И кто-то испытывает величайшее наслаждение в этой чудовищной игре.
Похоже, Вано был прав. И все же…
— На насколько мы поняли из документов и рассказов Модеста, все родственника графа эмигрировали. И, думаю, что жемчужане обязательно бы знали, если бы какой-нибудь из них обосновался здесь. Не тебе рассказывать, какие они тут всезнающие и болтливые.
— Да, похоже, что они искренне этого не знают. И кто-то очень умело маскируется. Но в любом случае, преступник обязательно должен разбираться в медицине. Без этого не обойтись. Имея на руках только формулу лекарства, стимулирующего заболевания, он все равно ничего бы не смог добиться, не имей он медицинского образования. Здесь важен тонкий расчет. Но насколько мне известно, из подозреваемых только один — врач. Наш безответно влюбленный Ступаков. Который, заметь, очень тщательно скрывал истории болезней.
На сей раз, чтобы не терять времени, мы решили действовать с Вано порознь. И быстро распределили обязанности. Он вызвался прогуляться по Жемчужному, пройтись «по гостям» и попытаться выведать, кто и когда умер от рака. И что особенно интересно, узнать про моральный облик умерших. И попытаться найти в их смертях определенную закономерность. Я же решил навестить Ступакова. И взять у него список больных в данное время.
В дверях докторского дома я нос к носу столкнулся с Сенечкой. Он уже собирался уходить. Но, завидев меня, вернулся вместе со мной в комнату. Там находились Ступаков, его племянница и Ки-Ки. Вид у Сенечки был крайне удрученный и я спросил, что его еще мучает. Кроме призрака. Он ответит, что в последнее время его беспокоит вообще все на свете. И местожительство, и здешний климат, и земляки, и страшная болезнь. Сенечка сморщился, словно от боли. И Ступаков, которого мало порадовало мое появление, кивнул на журналиста.
— Этот чудак вбил себе в голову, что непременно болен. Даже потребовал провести срочное обследование.
— А вы что думаете по этому поводу? — поинтересовался я у доктора.
— А я уверен, что он здоров, как бык. Впрочем, как и всегда.
Я ободряюще похлопал Сенечку по плечу. Но Сенечку не успокоил мой жест. И он тихо сказал.
— Знаешь, Ник, если это кара за грешки, то я пропал…
Я в свою очередь уверил его, что пьянство — это не столько грех, сколько беда. И за него не наказывают. От него спасают.
Пока мы шептали, я краем глаза наблюдал за Ступаковым, который что-то горячо говорил Ки-Ки. А тот в свою очередь молча кивал своей бычьей головой.
