Фридрих Незнанский - Игра по крупному
— Успокойся, — примирительно сказал Меркулов. — Убийца, наверное, стрелочник?
— Скорее всего. И даже наверняка. Стрелочник... Вы посмотрели бы на этого Гошу Козлачевского... Он сразу все просек. И от этого своего киллера откажется, не моргнув. Этого, как вы говорите, стрелочника уберут, и концы в воду. Если мы, конечно, не опередим.
— Ну-ну, зачастил, — вздохнул Меркулов. — Нервы у тебя в последнее время...
— Так хоть вы меня не дергайте! — взмолился Грязнов. — Я должен, Володя должен, все мы должны, а кто нам хоть какой-нибудь должок вернет? Вон Володе опять в Тюмень лететь. Он голову там положит в пасть тигра, которого никто не дрессировал. А может, там следы этих архивов обнаружатся, откуда я знаю...
— Теперь узнаешь, — сказал Меркулов. — Сейчас важнее этих архивов ничего нет. Когда мы объединяли эти два следственных дела о пропаже архивов, я разговаривал с учеными, с теми, кто эти архивы создавал. Раньше им особого значения никто не придавал, не до них, видимо, было. А сейчас, говорят, им цены нет.
— Вот-вот, — вздохнул Грязнов. — Каким-то бумажкам нет цены. А люди — тьфу! Пусть из-за бумажек этих на смерть лезут. Вот как я после этого Володю Фрязина могу туда одного отправлять? После того, как мне стало известно, какой это риск...
— Я все равно поеду, — сказал Володя, прикрыв ладонью микрофон.
— Не с тобой разговаривают! — прикрикнул на него Грязнов. И, уже приструнив себя, успокоившись, другим тоном спросил Меркулова: — Так объясните вы мне, что это за архивы?
— Изыскания, предположения, гипотезы, которым долгое время не придавали значения, — стал объяснять Меркулов. — А сегодня эти гипотезы нашли подтверждение... Если бы занялись ими в свое время всерьез, может, жизнь нашей страны пошла бы по другим рельсам. Словом, передай Александру Борисовичу, пусть звонит и не сомневается...
Когда разговор закончился, Грязнов спросил Володю:
— Не передумал ехать в Тюмень? А как будешь действовать? Ведь Козлачевскому ты был нужен, чтобы раскрутить это дело с его бывшей любовницей. И потому он тебя терпел. А сейчас, когда ты его телохранителя расколол, думаешь, ты будешь ему нужен?
— Не думаю, — ответил Володя. — Но, с другой стороны, пока он там, со мной ничего не может случиться. Он понимает, что сам под колпаком. Вот когда он будет возвращаться назад, в Москву, тогда мне снова придется к нему напроситься на чартер...
— Это верно, — согласился Грязнов. — Держись к нему ближе. Он больше чем под колпаком. Он у меня на крючке. Намекни ему об этом при случае. А вот как ты разговоришь его по поводу этих архивов, уж и не знаю... — Грязнов задумался. — Значит, ордер на арест Тимура будет у тебя завтра. Завтра же и вылетай. Сначала заявишься с ним в прокуратуру, потом в областное УВД. И никакой самодеятельности. И звони. Держи меня в курсе всех событий... Договорились?
Володя смотрел на него с сочувствием. Старый ворчун. Вернее, работает под такого. Очень хочет, чтобы у него были ученики. Чтобы было кому передать традиции и все такое...
А сейчас надо опять лететь в Тюмень. Хоть и не успел толком здесь, в Москве, выспаться.
— Я хотел спросить про Коноплева, — сказал Володя. — Нового «генерала» «Сургутнефтегаза». Что про него известно? Где-нибудь с Козлачевским он пересекался?
— Еще как, — усмехнулся Вячеслав Иванович. — Гоша — на верхних нарах. Коноплев — внизу. У Гоши, чтоб ты знал, недержание мочи было. А Коноплев эту детскую болезнь его терпел. И Гоша это не забыл, остался благодарным...
Их разговор прервал телефонный звонок. Это был Турецкий.
— Ну что? — спросил он. — Говорил с Костей?
— Ну ты, Александр Борисыч, даешь! — восхитился Грязнов. — Прямо как за дверью стоял и слушал. Говорил, только что закончил. — И кивнул Володе, пока, мол, иди, свободен.
Володя вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
— И что? — спросил Турецкий. — Говори, не томи.
— Цены этим архивам нет, — сказал Грязнов. — Ценнее нас с тобой, вместе взятых. Говорит, Союз бы не распался, вернее, пошел бы по другим рельсам, если бы в эти архивы кто-нибудь в свое время вчитался. Мол, чеченцы теперь локти себе кусают, что Мансурову их продали... А Мансуров в госпитале лежит?
— Да, без сознания, — подтвердил Турецкий. — Вот я посоветоваться с тобой хотел. Что, на твой взгляд, предпримут те, кто захочет вернуть архивы?
— Что бы я на их месте сделал? — призадумался Грязнов. — Все ты меня, Борисыч, в несостоявшихся уголовниках держишь... хоть я уже полковник милиции. А я бы на их месте его женой занялся. Говорят, симпатичная бабочка...
— Есть такое, — согласился Турецкий. — Только не стать бы ей в скором времени вдовой. Не добили бы они ее муженька в госпитале.
— Будем надеяться на лучшее.
— Будем, — поддакнул Турецкий. — Им сейчас, думаю, кроме этих бумаг, никто не нужен. Толку от Мансурова сейчас никакого... Витя Солонин мне тут то же самое втолковывал, мол, теперь они за дамочку примутся, а я понял это так, что он сам не прочь ее поохранять, пока муж в коме пребывает.
В трубке послышалась какая-то возня, прерываемая смехом и бормотаньем.
— Еще один обиженный — некто Витя! — сказал Турецкий, запыхавшись. — Стоит тут у меня над ухом и мешает. Привет тебе передает, включая благодарность за моральную поддержку.
— Взаимно, — буркнул Грязнов и положил трубку.
9
Тимур гнал на своем «опеле» в сторону аэропорта, поглядывая в зеркало заднего обзора. «Лендровер» мчался за ним, поднимая снежную пыль, не сокращая и не увеличивая дистанцию. И когда «опель» прибавлял, «лендровер» прибавлял тоже.
Хотят догнать, когда выедем на лесополосу, подумал Тимур.
Он сам в этой лесополосе кое-кого в свое время замочил точно таким же образом.
Решили воспользоваться его опытом? Тимур усмехнулся, покрутил головой. Неужели этим соплякам с бритыми затылками заказали его, Тимура? Или Гоша решил, что он, его верный телохранитель, сам гигнется от страха? Сколько их там? Четверо, пятеро? А сколько бы ни было!
Не больше, чем патронов в обойме его «глока». Хватило бы только патронов...
Хватило бы баксов... Он взглянул на дорожную сумку, у которой выпирал правый бок, заполненный пачками «зеленых». На старость хватит. Он вернется к себе в Кизляр и забудет как страшный сон все, что здесь происходило. К хозяину он не в претензии. Прокололся он сам со своими кроссовками, будь они неладны... Но если только в них он мог ходить легко и бесшумно, как снежный барс. Если только в них он мог выполнять поручения хозяина. И хозяин никогда не проявлял недовольства. Очень натурально переживал по поводу Степана Ивлева и Николая Бригаднова, грозивших его посадить, а ему, Тимуру, сунул втихомолку, ни о чем не говоря, только глядя прямо в глаза, пару долларовых пачек. И дело было сделано. На месте Гоши он поступил бы точно так же. Даже еще круче... Но сейчас он действует без его безмолвных приказов.
Тимур не стал ждать, когда приедут за ним из столичного МУРа... Одно обидно, что Гоша столько держал его за обыкновенного дурака. Неужели угадывание хозяйских желаний говорит лишь о раболепной покорности и ничего об уме?
Да, сначала он не понял, чего от него хочет этот сопляк из Москвы. А когда что-то сообразил — было уже поздно. Хозяин сдал его с потрохами. Но он, Тимур, не в обиде. Все правильно.
Ибо он, Тимур, вполне может утянуть за собой других, и Гошу в первую очередь... А за что, если по-честному? Сам прокололся с этой «Пумой», сам и отвечай... Но все-таки хозяин за столько лет верной службы-дружбы мог бы как- нибудь выручить, заслонить, купить этих ментов. Наверное, не мог. Наверное, не желает светиться ни со своими бабками, ни со своими адвокатами.
И потому послал за ним этот «лендровер». Они все почему-то думают, что он, Тимур, туго соображает. Слишком сильный, чтобы быть умным... Придется их разочаровать.
Ну вот и лесополоса. Тимур ее знает как свои пять пальцев.
Возил сюда кое-кого, потом их находили случайно грибники...
Тогда он их просто расстреливал, но потом Гоша по пьянке сказал: ты джигит, Тимур! Своих врагов вы у себя резали, как жертвенных баранов. Я сам видел, как здорово у тебя это получается.