Артур Баневич - Гора трех скелетов
– Ты так думаешь?
– Знаю. Она ведь была человеком авторитетным на горе. Резник с Главы! Головная боль сербов, в сущности второй человек на Печинаце. Что с ней случилось, поди узнай теперь. Может быть, увидела то, что другим мусульманским женщинам не позволяли видеть. Или узнала, что Султан хочет ликвидировать пленниц, ну и позволила себе не согласиться с ним. Слово за слово, и вот уже в руках у нее винтовка. Одного боснийца она положила наповал, второму отмахнула пулей ногу. Ее обезоружили, связали…
– Почему я должна верить этому?
– Потому что это правда… На той попойке боснийцы сказали полякам, что те – герои, что они имели дело с самой натуральной живой миной, что они тебя… не рискнули бы даже связанную…
– Глупости! – Голос Йованки дрогнул. – Как это так, всю войну проходить в героях, и вдруг, когда все уже кончилось, чуть ли не в последний день…
– Вот именно в последний, – перебил я. – Может быть, как раз здесь и кроется разгадка. Пока шла война, все жили по законам войны. Кончились бои, и тот, кто вчера был для всех отцом-командиром, стал военным преступником: Султаном, кровавым Резником с Главы… Да и личный счет у нее был уже почти закрыт.
– Счет, какой счет?
– Помнишь записную книжку с отпечатком пальца? Мило попросил сравнить два отпечатка – твой и тот, из книжки. Кстати, я ему не сказал правды, да и не знаю, скажу ли когда-нибудь…
– Значит, ты и его обманываешь?
Я улыбнулся ей в ответ:
– Я просматривал записи в блокнотике. С переводчиком, разумеется. Но и без переводчика все понятно. Сначала был список. Вся ее семья: отец, мать, два брата, сестра. И возле каждого имени – крестики. Всего их было сорок семь, не хватало только трех, чтобы за каждого из членов семьи было по десять убитых сербов. За младшую сестру она не отомстила до конца…
– Дай мне этот блокнот. – Она высвободилась из моих рук.
– Не могу.
– Но это же моя собственность.
– Нет, не твоя. Это собственность другой девушки. А ее уже нет. – Она что-то хотела сказать, но я опередил: – Там ничего особенного, в основном технические записи. Список и одна запись в самом конце… Но только тебя это совершенно не касается. Знаешь почему? Ты не она, ты совсем, совсем другая…
– Я ненавижу тебя.
– Там есть имена, Йованка. Вы, югославы, говорите на одном языке, но имена у вас разные. По именам можно отличить хорвата от серба, серба от мусульманина. Кстати, и сербы воевали на стороне боснийского правительства. Были и такие. – (Она не мигая смотрела на меня.) – Я не хочу, чтобы ты увидела эту записную книжку. Для нас обоих будет лучше, если ты останешься югославкой.
Она молчала, потом тихо сказала:
– Может быть, ты и прав. А что в конце книжки?
– Она записывала даты. Не всегда, но под конец войны очень аккуратно. Первый день мира… – Я видел, как закаменело лицо Йованки. – Нет, о Младене там ни слова, а вот за день до этого… Понимаешь, сокращения иногда просто невозможно понять, но самые последние записи я разобрал. Их три: «Дезертиры», «Они бегут с П.» и «Сербы не стреляют»… Такое ощущение, что о мире она еще не знала и была озадачена чем-то…
– Ты… ты опять сочиняешь, ты просто хочешь утешить меня…
– Утешить – хочу. Я не обманываю тебя, нет. Она лежала в снегу и понятия не имела, что война уже закончилась. На горе вовсю праздновали, никому в голову не пришло оповестить ее. Да и с какой стати рисковать: одним сербом больше, одним меньше – подумаешь, проблема!.. Она увидела кого-то в предрассветных сумерках. Это был серб с похожим на винтовку предметом в руках. Сука выстрелила. И засомневалась: серб с оружием на перевале? Странно… Сербы знают, что на Главе сидит снайпер. Она спустилась к дороге. Никогда этого не делала, а в этот раз спустилась. Может быть, из-за того, что сербы не стреляли. А может, в последний момент, уже нажимая на спуск, увидела в руках у идущего белый флаг… Ну а потом накрыла раненого своей шинелью и побежала оттуда…
Йованка покачала головой:
– Не более чем догадки. А Младен погиб…
– И только она в этом виновата? Сука – убийца, и нет ей никаких оправданий, так?… Ты же ничего не знаешь о ней, свидетелей нет. На судебном процессе это был бы довод в пользу обвиняемого…
– Тебе адвокатом нужно быть, а не сапером.
– Да, хотел бы я быть адвокатом. Адвокатов не переводят по службе к черту на кулички…
Взгляд у Йованки заметался, что-то вроде совершенно несвойственной ей паники мелькнуло в ее глазах.
– Тебя переводят по службе?! Куда?
Я вздохнул:
– Далеко-далеко, дорогая. В Мазуры. В леса с грибами. Надо же было компенсировать благодеяния, которые на меня обрушились. Хотите служить в Войске польском? Проше пана, есть один специальный гарнизон, где вас ждут не дождутся, пан капитан!
Йованка действительно испугалась! Впервые за время разговора. Сердце у нее забилось так громко, что я услышал его. Я сидел затаив дыхание и боялся поверить в то, что произошло.
– Значит, уезжаешь?
– Должен уехать. Детектива из меня не получилось, а больше я ничего не умею. Я солдат, Йованка. Армию я люблю, как ни странно. И осенние леса с грибами. Только…
– Я слушаю, – прошептала она.
– Только в такой глуши хорошая жена – это большая проблема.
– Ах так… – Она сглотнула слюну. – Ну, будем надеяться, что тебе повезет. Ты хороший мужик, Малкош, и жену ты себе найдешь хорошую. – Йованка отвернулась к стене.
– Не так просто. Там жуткая безработица. Поди угадай, какой красотке нравишься ты сам, а какой твое денежное довольствие. К тому же у меня кое-какие сложности: я женат…
– Ты?! – Она чуть не свернула себе шею, поворачиваясь. – Ты женат?
– И оставляю жену с больным ребенком на руках. Ребенок, правда, уже поправляется, а моя жена знает аж три иностранных языка, к тому же она классная баба, так что без мужика не останется… Но со стороны это все равно как-то не по-людски выглядит, не красит меня эта история.
Она смотрела на меня, приоткрыв рот. И никак не походила на интеллигентную женщину, говорящую на трех языках.
– Ты о чем это?…
– Я не знал, проснется ли ты. Там, в Боснии, меня особо не обнадеживали. Тебя дважды возвращали в реанимацию, ты была как мертвая… А у меня все шло так, что лучше не придумаешь. Но одно дело герою саперу опровергнуть ложное обвинение, а другое – холостяку удочерить Олю. Вот тут я намыкался, честно говоря. Шансов практически не было. Оля могла попасть в детский дом. До совершеннолетия. Кому нужен больной ребенок… Я оформил наш с тобой брак…
– Господи!.. – Она перестала дышать.
– Сам не понимаю, как у меня получилось. То есть до сих пор не могу поверить. Мило нашел попа. Он и еще один пан из Министерства обороны были свидетелями. Ты в общем-то была без сознания, но пан вице-министр находился при исполнении. У меня есть официальная справка, что на момент бракосочетания ты пришла в себя. Не надолго, минут на пятнадцать. Есть у меня бумага из нашего посольства, там черным по белому написано, что с точки зрения польского права брак наш совершенно законен.
– Но… но у меня же есть муж. У меня в паспорте…
Я осторожно взял ее за руку:
– Ты была вдовой, Йованка. Зря я не сказал тебе об этом раньше. Роман погиб. Помнишь воронку, где я подвернул ногу? Вот там это и случилось…
– Йезус!.. – Йованка была взволнована, но думаю, что не смертью обожаемого супруга. – Зачем… зачем тебе все эти заморочки? Оля тебе зачем? Она же не твоя дочка… Господи, это что же? Выходит ее отец – Новицкий?
– Да какая теперь разница, – сказал я. – Оля замечательный ребенок. Мы с ней уже подружились. И кто-то ведь должен был подписать согласие на пересадку костного мозга. Новицкому нужно было официально подтверждать свое отцовство, оформлять кучу бумаг…
– Марчин! – Она бы топнула ногой, если б встала с постели.
Я видел перед собой умную, высокообразованную Йованку, которая могла говорить даже на совершенно непостижимом для меня сербохорватском. На меня смотрела женщина, которая все еще не верила моим словам, боялась поверить…
– Ах да! – Я сделал вид, что вспомнил, даже ударил себя ладонью по лбу. – Как же я забыл! Скажи, пожалуйста, а можно?…
– Да!
Вот тогда я привлек к груди самую убийственную красавицу на свете и начал целовать все, что не скрывали бинты. Я хотел попробовать на вкус каждую морщинку, каждую родинку на лице…
– Свадьбу придется повторить, – жарко выдохнула она, помогая мне поцеловать самую сладостную вишню на свете. – А в первую брачную ночь позволь мне не снимать носки…
Примечания
1
Филипп Марлоу – герой детективов американского писателя Раймонда Чандлера, частный сыщик.
2
«Малюх» – «фиат-126П», популярная в Польше малолитражка отечественного производства.
3
Монте-Кассино – гора и Италии, где героически погибли солдаты Армии Крайовой.
