Филлис Джеймс - Невинная кровь
Так вот почему он явился.
— И теперь ты неуверен, рассказывать ли ей всю правду? — промолвила Филиппа.
— Конечно, ей известно про Джули. И то, что Дактоны уже мертвы. Даже не знаю, стоит ли ворошить прошлое. Ты — единственный человек на белом свете, к которому я могу обратиться за советом. Вот и пустился на поиски.
— Если уж собрался связать свою жизнь со слепой, — проговорила девушка, — лучше не признаваться, что ты когда-то провернул кухонный нож в горле другой женщины. К чему лишний раз пугать бедняжку?
Потрясение и боль мужчины были настолько ощутимы, словно Филиппа его ударила. Даже тело его среагировало, как на подлинную пощечину: собеседник вспыхнул, затем побледнел, точно смерть, и лишь на щеках остались пунцовые пятна.
— Прости, — смягчилась девушка. — У меня злое сердце. Я стараюсь быть доброй, но пока не получается.
«…и единственный, кто мог бы этому научить, лежит в могиле», — чуть не выпалила она.
— Да уж, не повезло тебе с наперсницей. А все-таки прислушайся к совету. Чего ты добьешься своим рассказом? Расстроишь ее, причинишь ненужные страдания. И потом, на свете нет человека, который заслуживал бы полного, безоговорочного доверия.
— Но я люблю ее. Мы любим друг друга. Разве это не значит быть предельно честными?
— Сегодняшняя наша беседа — вот образец откровенности, насколько это возможно. И что, кому-то легче? Разве твое прошлое состоит из одного-единственного события? Нечем больше поделиться?
— Но для меня это важно. Мы ведь так с ней и познакомились. Если бы я не пытался убить Мэри Дактон, то никогда не поселился бы в «Касабланке» и не повстречал бы Вайолет.
«А моя мать и твой ребенок жили бы до сих пор припеваючи, если бы двенадцать с половиной лет назад туманным январским вечером ты удержал дочь дома», — хотела возразить Филиппа. Хотя бессмысленно копаться в прошлом, пытаясь отследить длинную неразрывную цепь событий.
Девушку неожиданно заинтересовало другое.
— И на что вы будете жить? Уже устроился на новую работу?
— Последние два года я мало тратил. Из денег, вырученных за проданный дом, осталось около двенадцати тысяч фунтов. Хватит на то, чтобы осесть в каком-нибудь загородном коттедже. А через несколько месяцев я начну получать пенсию. У нас не такие большие запросы. Достаточно простого домика и сада. Вайолет обожает запах роз. Она ослепла в восемь лет и поэтому многое помнит. Когда я прилежно изображаю словами здания, небо, цветы, моя невеста все отлично себе представляет. Теперь мне приходится смотреть вокруг внимательнее, впитывать красоту. Нам так хорошо вместе, что даже не верится.
«Может, и спите в одной постели?» — усмехнулась про себя Филиппа. Впрочем, почему бы нет? Разве он так уж противен, этот маленький жалкий убийца? Ведь даже у Криппена была своя Этель Ли Нив. Самые невероятные пары иногда находят собственное непостижимое счастье. Девушка вспомнила, как прикасалась к его волосам, более шелковистым, чем у нее самой. Да и кожа у него нежная, безукоризненно чистая. Остального Вайолет все равно не увидит. Любопытно, должно быть, всегда заниматься любовью с закрытыми глазами. Филиппа уловила мимолетную, скользкую, почти развратную улыбку собеседника. Если его и одолевали заботы, то близость с невестой к ним явно не относилась. Кстати, новая спутница жизни моложе его; может, наверное, и ребенка родить…
— Вайолет намного моложе меня, — сказал мужчина, точно их мысли текли в одном направлении. — Если решит завести малыша, я помогу его вырастить. Вместе мы горы свернем. — Он повернулся к девушке: — У тебя возникало когда-нибудь чувство, будто бы твое счастье — незаслуженное? На первом нашем свидании, когда ты встретила нас в саду, я бессовестно использовал ее слепоту, чтобы развеять свое одиночество безо всякого риска быть узнанным после.
Ох уж этот первозданный страх, недоверие к чистой радости. Один постучит по дереву, другой скрестит пальцы, третий зажжет свечу: «Пожалуйста, Бог, только подольше не замечай, что мне хорошо».
«Можно подумать, я сама не употребила встречу с матерью в собственных целях, чтобы отомстить приемному отцу. Все мы друг друга используем. С чего ты возомнил, что способен быть лучше прочих?» — возразила про себя Филиппа.
Вслух же произнесла:
— Пора бы тебе добрее к себе относиться. Прими дар судьбы как есть и не ломай голову. Забудь обо мне и матери. Дело прошлое.
— А если Вайолет обо всем догадается? Проступок извинить нелегко, но еще труднее простить обман.
— Ей нечего прощать. Горло-то было чужое. Разве ты до сих пор не понял? Люди без особых усилий переносят зло, нанесенное кому-нибудь другому. Да и как она узнает? Я тебя не выдам. Не волнуйся.
— Но ты же творческий человек. Можешь однажды проговориться на страницах книги…
Филиппа готова была расхохотаться. Так вот что не давало ему покоя! Бедняга, должно быть, шагал в библиотеку с подгибающимися коленями. Любопытно, что он ожидал прочесть? Зловещий готический роман с самим собою в роли эдакой патетической эвмениды?[54] А получил диссертацию, посвященную возможностям творческого воображения!
Она улыбнулась:
— Некоторые художники описывают лишь собственный опыт. Я не из их числа. Мы, конечно, используем друг друга так или иначе, но мои методы более тонкие.
С опаской, точно ступая по льду, мужчина спросил:
— Здесь кто-нибудь знает о твоей матери? Ты же назвалась фамилией Дактон.
— Кое-кто слышал, другие догадываются. О таких вещах не болтают на каждом шагу.
— А это что-то меняет? В смысле — для тебя?
— Пожалуй, слегка побаиваются. Что не так уж плохо для того, кто ищет уединения.
Они дошли до моста через Кем.[55] Девушка замерла, глядя вниз на воду. Мужчина встал поблизости, обхватил тонкими руками парапет и тихо спросил:
— Ты по ней скучаешь?
«И буду скучать до конца своих дней».
— Да. Не уверена, что я действительно узнала ее. Мы всего пять недель прожили вместе и не часто разговаривали. Но когда она была рядом, я чувствовала ее, как никого другого. Да и себя тоже.
Казалось, он понял, о чем речь. Некоторое время собеседники брели молча, потом мужчина произнес:
— Я думал о тебе. Хотел поблагодарить за все, что ты сделала. Понимаешь, я так боюсь полиции, камеры. Наверное, не перенес бы, сдай ты меня тогда властям. А главное, уже не встретил бы Вайолет. Я много-много раз пытался вообразить, как ты поживаешь, и что было потом, после нашего расставания, и все ли в порядке с твоей матерью… то есть с миссис Пэлфри.
Ну прямо-таки светский раут.
— У нее все замечательно. Хильда завела себе пса, назвала Пиратом. А со мной ничего особенного не произошло. Приемный отец уладил проблемы с законом, в этом он дока, и мы вдвоем надолго поехали в Италию. Смотрели мозаики в Равенне.
«…И там же переспали».
Интересно, какое было бы у него лицо и что бы он сказал, выпали она последние слова, отзовись на его откровенность таким же безграничным доверием. Впрочем, не важно. Девушка и сама не успела разобраться, сколько значило то нежное, ласковое, ошеломляюще нетрудное совокупление. Что же они сделали: просто удовлетворили свое любопытство, с успехом прошли очередной тест, церемонно устранили надоевшее препятствие, после чего вернулись к привычным ролям отца и дочки, получили восторг от инцеста в обход официальных законов, не боясь взвалить на себя лишний груз вины, ибо куда уж больше? Окна, распахнутые в теплую итальянскую ночь, дурманящий запах кипарисов… Пожалуй, та единственная близость была необходима, даже неизбежна, однако со временем она утратила для Филиппы всякое значение.
Девушка пожала плечами.
— Моя мать застраховалась на пятьсот фунтов, чтобы хватило уплатить за квартиру. Не знаю, когда она успела. Полиция не стала вникать в подробности ее смерти: сумма уж больно маленькая, поэтому деньги я получила. Никто так и не выяснил, где она раздобыла таблетки, но прятала она их уже несколько месяцев. Выходит, мать уже давно собиралась покончить с собой и я здесь ни при чем. Так и повторяю себе каждый день. Существует уйма способов избавиться от угрызений совести. Со временем и ты найдешь тот, что покажется подходящим.
Собеседник ничего не ответил, однако его лицо просветлело. Внезапно он протянул Филиппе руку, и та пожала ее. Похоже, этот жест имел огромный смысл для неприметного с виду человечка. Мужчина в одиночестве пошел прочь по дороге, обсаженной каштанами, березами и липами, нежная зелень которых поблескивала под весенним солнцем, по яркой траве, испещренной золотыми и пурпурными вспышками крокусов. Перед самым поворотом он обернулся, чтобы взглянуть, как почудилось девушке, не на нее, а на капеллу. Казалось, он хотел навсегда запечатлеть в памяти мирный пейзаж.
