Виктория Платова - Она уже мертва
И – Илюшу.
Илюша предстал бы перед ней не в виде зарубки на дверном косяке, а таким, каким был на самом деле. Потому что он и есть Самый старший, по-другому и быть не может. Белка знает имена бабки и деда, знает имена всех их детей. Инга и Илюша – последние звенья в цепи, недостающие. Ведь никому бы и в голову не пришло тщательно фиксировать рост постороннего дому человека. Непонятно только, почему в старой обители Парвати имя Илюши было тщательно затерто. Быть может, Белка вскорости узнает об этом, как узнала об Инге. И тогда справедливость восторжествует окончательно, а тайны, спрятанные за ширмой, выйдут на поверхность…
Ширма.
Только сейчас Белка вспомнила о ней. Кто-то убрал ширму, стоявшую перед входом в комнату-ловушку, а она этого даже не заметила. Слишком велико было потрясение от пребывания взаперти, хотя о такой мелочи, как шахматы, она подумала сразу. Ширма – не шахматы и даже не ремень, в кармане ее не унесешь, но… Тот, кому было под силу провернуть историю с телом в сундуке, легко справится и со всем остальным.
И какие все же негодяи ее северные кузены! Из-за них, из-за их бессмысленной драки, уничтожившей кинопроектор, Белка лишена возможности понаблюдать за жизнью Большой Семьи! А как хорошо было бы сидеть здесь в мягких креслах с Сережей, пить вино и разглядывать маленького папу и папу-подростка…
Ну вот. Она опять думает о Сереже.
Пора бы ему появиться в конце концов.
Мысль о Сереже усыпила бдительность Белки, и она приблизилась к креслу, на котором лежал кусок пластика. Машинально повертев его, Белка впилась глазами в надпись, которую так и не прочел бравый полицейский:
УБИЙЦЫ. ЧАСТЬ 3-я. ШИЛО.
Те же печатные буквы, что и на открытке, адресованной ей. Тот же детский неверный почерк, но на этот раз без всякого приглашения к путешествию. Без приписок относительно секретности. Все выглядит как анонс популярного документального сериала «Самые громкие преступления 20-го века», его авторами были некие Ф. Нугус и Дж. Мартин. Автор коробочного фильма предпочел остаться безымянным, нет ни кадров из этого киношедевра, ни стикеров. Только детский почерк, предлагающий Белке поверить в то, что Шило – убийца.
Невероятная глупость. Ха-ха.
Три ха-ха. Пять, если учесть, что она видела фильм и знает, чем тот закончился. Поцелуем в диафрагму, тропической идиллией. Или это был затянувшийся флэшбек, а все самое главное произошло в начале? В предыдущих частях? Ведь если есть третья, то должны быть еще, как минимум, две… Странно, что она думает об этом так спокойно, с холодной отстраненностью. Как будто речь идет о персонажах Ф. Нугуса и Дж. Мартина, а вовсе не о человеке, с которым она знакома. Человеке, который является ее родственником. Милом парне Генке по прозвищу Шило. Капитане полиции Кирсанове.
Нужно найти первые две части.
Но если они тоже посвящены Шилу, то почему Ростик начал сразу с третьей?
Рассеянно глядя на полки с кассетами, Белка размышляла, почему надпись на боксе не тронула ее, не ужаснула. Потому что все это – игра, вот почему! Кто-то намеренно ссорит близких родственников, родных братьев и сестер, заставляет их верить во всякую запредельную чушь и дребедень. Зачем – не так давно объяснил сам Шило: «Чтобы посмотреть, как мы собачимся из-за наследства. Чтобы разыграть перед нами комедию с помощью подставных актеров, вытащить из нас все дерьмо и оставить с носом».
Надпись на кассете – тоже часть игры.
Крючок, который заглотнул доверчивый Ростик. Конечно, Шило поступил не совсем хорошо, отбив у него невесту, и тогда понятие «убийца» можно трактовать куда как широко. Капитан Кирсанов – убийца веры в любовь, причем любовь эта может быть самой разной. Любовь мужчины к женщине и женщины к мужчине, любовь брата к брату, где же первые две части?
Они все не находились, хотя Белка перерыла с пару десятков кассет без опознавательных знаков. Каким образом Ростик нашел ту единственную, которая была предназначена ему?
Тут Белку посетила восхитительная в своей простоте мысль: Ростик нашел кассету потому, что не мог не найти. Возможно, она лежала не в кинозале, а была спрятана где-то в доме. И корабельный механик добрался до нее… добрался до нее точно так же, как Белка! По следам, понятным лишь ему одному. В случае с Белкой это были маленькие шахматы, и татуировка на бамбуке, и ширма с красными сандаликами под ней. Что занимало в то лето Ростика – неизвестно. Неизвестно ей, Белке. Потому что она не обращала никакого внимания на шестилетнего мальчишку, у нее были совсем другие приоритеты. Но был еще кто-то, кто все замечал, складывал в черепную коробку, ловко распихивал по тамошним сундукам и чемоданам, делал надписи на память. Чтобы в нужный момент извлечь нужные предметы и – вуаля, вы попались, голубчики!
Белка даже рассмеялась – так понравилась ей эта история из прошлого, перекочевавшая прямиком в настоящее. Она во всяком случае объясняет если не все, то многое. И самым правильным было бы собраться всем вместе и откровенно рассказать друг другу о том, о чем они еще и не поговорили толком – о лете, в котором навсегда исчезли Аста и Лазарь. Начать могла бы сама Белка – и тогда на поверхность всплыли бы шахматы и…
И все.
Она не намерена ни с кем делиться японской татуировкой. И Сережей тоже. Детская влюбленность в Повелителя кузнечиков навсегда останется с ней одной. Никто и никогда об этом не узнает. Интересно, а Сережа знал?
Наверняка.
Ведь он – бог, а бог все видит и замечает… чтобы… в нужный момент извлечь нужные предметы и – вуаля, вы попались, голубчики!
Белка должна немедленно найти остальных, рассказать им о своей теории, в идеале – помирить двух поссорившихся братьев. И вообще – заставить по-другому взглянуть друг на друга всех остальных. Их родители почти не общались: рты им заткнула грустная семейная тайна. Тяжелая ноша предательства маленькой клубничной Инги, которую они волокли через всю свою жизнь, изнемогая от непосильного груза. Были ли они счастливы хоть когда-нибудь? Был ли счастлив папа? Он старался быть счастливым, это правда. Отсюда все эти экспедиции в пустыни, что длились годами. Там, в глубине Каракумов, в самом сердце Кызылкума, прошлое отступало, обезвоживалось и тихонько умирало на гребне бархана. И никак не могло умереть окончательно, потому что приходили письма от Парвати. Единственной, с кем не была потеряна связь и кому папа безоговорочно подчинялся. И вряд ли остальные дети Большой Семьи были исключением. Они покинули дом Парвати, чтобы никогда в него не возвращаться, и большинство из них – южан по рождению – осело в северных широтах. Питер, Новгород, Архангельск, Петрозаводск, сюда же можно приплюсовать Таллин, с его умеренным, нежарким климатом. Главное отличие севера в том, что он – не юг. Полная противоположность югу, полная.
Дети детей Парвати ведут себя так же, как их родители. Во всяком случае, вели до сих пор. И у них тоже есть своя грустная тайна – Лазарь и Аста. Вчерашние попытки поговорить об этом закончились склокой и обвинениями, самыми легкими из которых были обвинения в нечистоплотности и корыстолюбии.
Они должны услышать друг друга и помириться. Ростик с Шилом, Маш с Татой, – все. Они должны перестать клевать несчастного Лёку и обзывать его деревенским дурачком. Наверняка Лёка знает больше, чем говорит, чем в состоянии сказать. Он мог бы быть полезен для всеобщего примирения, инициатором которого выступит Белка.
Никто иной!
Окрыленная этой мыслью, она двинулась к выходу из кинозала, и у самой двери заметила сложенный вчетверо листок. Листок оказался планом виллы – тем самым, который Маш торжественно вручила Шилу. Очевидно, листок был потерян в пылу драки с Ростиком или чуть позже, когда уличенный в вероломстве полицейский побежал вслед за братом. Белка обнаружила на этом (весьма подробном) плане зимний сад с занятно нарисованными растеньицами – в виде стилизованных кленовых листьев и игольчатых папоротников. И центральную дорожку, разветвляющуюся на две поменьше. Обе они хорошо знакомы Белке, а есть еще несколько незнакомых, не таких ровных: они идут полукругом, словно огибая сад и деля его на полумесяцы разной величины. Занятно.
Все здесь не то, чем кажется.
Зато винный погреб и впрямь похож на бочонок, с единственным выходом, заткнутым пробкой-дверью. Сад, погреб, прихожая c букетами маттиолы, шахматная гостиная – вот и все, что может предложить первый этаж. Причем львиную долю пространства занимают как раз кленовые листья и игольчатые папоротники. Вот и объяснение тому, почему Белка не увидела сад снаружи, когда ошивалась с архангельским скаутом возле бассейна, – это не отдельное крыло, а гигантский ангар, встроенный в тело дома. Второй этаж был представлен буфетной (она же кухня), бильярдной, кинозалом и холлом, до которого они так и не добрались. За холлом, если верить плану, располагалась еще одна гостиная, помеченная как «Роза ветров». И это снова заставило Белку улыбнуться: поселок, в котором всю жизнь прожила Парвати, тоже назывался «Роза ветров». С сомнительной припиской «хутор». Хуторская жизнь в представлении Белки не очень-то вязалась с роскошной обстановкой виллы. Тем более что был еще и третий этаж – со спальнями, сухо пронумерованными от единицы до пятерки; овальной комнатой в торце с надписью «кабинет» и тем, что так удивило Шило, – домашней часовней. И, кроме центральной лестницы, по которой они поднялись на второй этаж, была еще одна, за «Розой ветров». Эта вторая лестница вела ко второму выходу из дома.
