Светлана Алешина - За тех, кто в морге
— А что, билеты достать было трудно? — поинтересовалась я, разглядывая совершенно непрезентабельные на вид бумажки.
— Кому как, — очаровательно улыбнулся Фима. — Мне — не очень. Шпрехшталмейстер цирка мой старый знакомый. Я его попросил, и он оказал мне любезность.
— Кто-кто? — спросила Маринка. — Какое слово ты сказал?
Маринка подумала и на всякий случай решила смутиться. В общем правильное решение, потому что Фима при случае мог высказаться и похлеще, но на этот раз все оказалось гораздо прозаичнее.
— Шпрехшталмейстер, Мариночка, — пояснил Фима, — это название должности того мужика, который объявляет цирковые номера. Только и всего.
— Я почему-то именно так и подумала, — достойно ответила Маринка. Не знаю, как Фима, но я ей совершенно не поверила.
Этот шпрех… мех… одним словом, конферансье, оказавшийся толстым лысым дядечкой, одетым в хороший костюм, повстречался нам почти сразу же после того, как мы миновали пост, охраняемый скучным дедушкой, проверяющим билеты. Очевидно, по причине позднего времени на эту опасную работу бабушек решили не выделять.
— Ефим Григорьевич! — воскликнул этот конферансье, словно он тут стоял в томительном ожидании как минимум со вчерашнего утра.
— Вот, Аркадий Павлович, привел вам прессу, — деликатно предупредил его Фима, пожимая протянутую руку. — Ваше детище нуждается в рекламе?
— Ой-вей! — вздохнул Аркадий Павлович, шутливо взмахивая пухлыми ручками. — Мое детище если в чем и нуждается, так только в порке, но этот метод уже опоздал, а цирк, конечно же, всегда рад, всегда рад…
Не переставая бормотать эту фразу и постепенно переходя на пианиссимо, Аркадий Павлович повернулся к нам с Маринкой и очень внимательно обшарил нас обеих взглядом снизу доверху, а потом еще, кажется, и в диагональном направлении.
Я на секунду прикрыла глаза, чтобы успокоиться, и, дождавшись, когда этот шпрехмастер представится, коротко назвала себя:
— Ольга.
Маринка, испытывая чувство, близкое к моему, буркнула свое имя и засмотрелась куда-то в сторону, а Аркадий Павлович обратился ко мне:
— Очень, очень приятно познакомиться, — довольно-таки правдоподобно произнес он и тут же поинтересовался: — А какой, простите за выражение, орган вы представляете? «Тарасовские будни» или…
— Или, или, — перебил его Фимочка. — Это редакторы самой авторитетнейшей газеты нашего стольного града. Про «Свидетель» слыхали?
— Ах вот как! — Аркадий Павлович еще раз посмотрел на нас и осторожно спросил: — А вы здесь по долгу службы, девушки?
Фима взял его под руку, и не успела я даже рта раскрыть, как он перебил Аркадия Павловича своим вопросом:
— А я здесь по долгу службы или потому, что ты меня пригласил? И не приставай к девушкам! Или, если все-таки хочешь приставать, действуй не таким методом. Это же журналистки, к ним особый подход нужен.
— Понял, — напряженно разулыбался Аркадий Павлович. — Так бы сразу и сказал. — И, обращаясь уже к нам, потерев ладони, предложил: — Ну что ж, прошу к нам в гости. Добро пожаловать!
Он щелкнул крышкой карманных часов и скороговоркой проговорил:
— Зал вон там, надеюсь, сегодняшнее мероприятие вас не разочарует. Начало через двадцать минут. Первые полчаса — официальная скукотища, потом показательные выступления в порядке обмена опытом.
Я решила максимально использовать сложившуюся ситуацию — знакомство с должностным лицом входило в мои тайные планы, но я и не предполагала, что это произойдет так просто и обыденно.
— А вы знаете, Аркадий Павлович, что мы с Мариной сегодня, можно сказать, стали участниками этой истории с перестрелкой?
— Оля хочет сказать, — тут же влез с разъяснениями Фима, — что это именно они те девушки, которые оказались… мгм… между…
— Да что вы говорите! — воскликнул Аркадий Павлович и бросил быстрый опасливый взгляд на Фимочку. — Примите мои самые искренние соболезнования. Какой ужас! Вы абсолютно правы, какой ужас!
У меня возникло подозрение, что Аркадий Павлович хочет удрать, и я добила его милой просьбой:
— А можно, мы зададим вам несколько вопросов?
Аркадий Павлович состроил такое выражение лица, что было ясно — ему будет гораздо приятнее сходить к стоматологу, чем разговаривать с двумя милыми девушками.
Он уже собрался было в этом признаться, но тут на помощь ему, да и нам, снова пришел Фима.
— Ох, уж эти журналисты, никогда не упустят шанса залезть вам в душу! — простонал он, хитро улыбаясь.
— Увы, да, — осторожно согласился Аркадий Павлович, не понимая, куда гнет Фима.
Я сама это поняла не сразу, а уж, кажется, должна бы знать обо всех его ухищрениях.
— А не ответишь на их простенькие вопросики, еще обидятся, — продолжал Фима, качая головой, — да и напечатают что-нибудь… не то, что бы хотелось.
Я уже открыла рот, чтобы возмутиться такому нечистоплотному поклепу, но Аркадий Павлович опередил меня.
— А может быть, вы хотите побольше узнать о сегодняшнем мероприятии? — спросил он. — Тогда давайте пройдем ко мне в кабинет, выпьем по бокальчику минералочки… Пока, кхе-хе-хе, рак на горе не свистнул… я про звонок.
Маринка, утомившись молчанием, что, по ее мнению, было унизительно, оскорбительно и глупо, тут же высказалась:
— Готова говорить с вами даже до третьего свистка!
Фима взял ее под руку и повел, очевидно, прекрасно зная, в каком из местных коридоров прячется кабинет шпрехшталмейстера.
Аркадий Павлович, вынужденный вследствие этого маневра подать руку мне, подчинился неизбежному.
Глава 4
Кабинет, куда нас привели наши кавалеры, находился в конце полутемного коридора, расположенного черт знает где и ведущего черт знает куда, потому что следующей дверью, расположенной за кабинетом, оказался еще один коридор.
— А почему бы вам не усилить освещение? — задала я естественный вопрос, озадаченная редкостью горящих в коридоре лампочек.
— Лампочки не горят, потому что некий господин Чубайс нашел для себя еще один способ повоевать в одиночку против всей страны. Илья Муромец нашего времени, прости господи.
Кабинет Аркадия Павловича оказался самым обыкновенным, с двумя большими столами, несколькими креслами и высокими окнами, выходящими во двор.
— Нуте-с, что вас интересует? — с тяжким вздохом спросил он, усаживаясь за стол в центре и жестом приглашая нас сесть, где нам самим захочется. — Хотя, должен вам признаться, сам теряюсь в догадках и, как и вы, пал жертвой, можно сказать, этого прискорбнейшего случая.
— Как это «пали»? — заинтересовалась я, доставая из сумки пачку сигарет и незаметно включая лежащий там диктофон.
— А я, голубушка моя, в тот момент, когда началась вся эта катавасия, за каким-то чертом, прошу прощения, тоже вышел во двор. Не сиделось мне спокойно! — Аркадий Павлович со скрипом выдвинул ящик стола, и пред очами гостей предстала ополовиненная двухлитровая бутылка «Аква минерале». — Я решил поторопить наших грузчиков. Вышел, попав в самый эпицентр, и — совершенно не стыдно мне в этом признаваться, совершенно не стыдно! — залез под «КамАЗ», спрятавшись за колесо. Кажется, за левое среднее.
Аркадий Павлович рассмеялся и выставил рядом с бутылкой три стакана.
— Если бы не моя прыгучесть, не разговаривать бы мне с вами сейчас, — закончил он.
— Так каково же ваше мнение по этому поводу? — спросила я и закурила. — Кто стрелял, по какой причине и, извините, по кому конкретно?
Аркадий Павлович развел руками и покачал головой.
— Сегодня меня уже мучили этими же вопросами в РОВД. Если бы я знал, Оленька! У меня голова забита совсем другими делами, и конца им нет. Сами видите, Чубайс свет отключает, скоро змеи приедут с ящерами, а у них, как мне сообщили, не все в порядке со справками; в конюшнях крыша течет, овес еще не завезли, людей не хватает… С овсом еще что! В начале месяца приезжает труппа из Махачкалы, а там джигиты Магомедовы, слыхали? Платят за корм лошадям они, но я должен приготовиться к их приезду! Слава богу, что слонов они с собой не везут! Зимой достать для слонов фураж — это ж целая эпопея, хотя они в наших условиях и гречку жрут за «спасибо». Однако, надо признаться, не очень охотно, сволочи.
Удивленная известием о слоновьей неблагодарности, я промолчала, собираясь с мыслями. В этот момент произошли два события. Во-первых, зачирикал сотовый в кармане у Фимы; а во-вторых, в дверь постучали и сразу же в нее вошли двое мужчин. Эта была та еще парочка. Я, по крайней мере, никак не ожидала увидеть в нормальном кабинете что-либо подобное, и пришлось срочно вспомнить, что я все-таки нахожусь в цирке.
Первым вошел представительный джентльмен приблизительно сорока лет в замечательном смокинге, но в чалме на голове. Из чалмы торчало длинное перо, закрепленное у основания большим красным камнем. Джентльмен курил сигару и разговаривал по сотовому телефону. Вторым был молодой парень лет двадцати пяти — именно «парень», потому что был одет в подчеркнуто русский или белорусский — я не очень-то разбираюсь в прикладной этнографии — костюм и держал в руках открытую банку пива.
