Ежи Эдигей - Фотография в профиль
— Слушаюсь, гражданин полковник! — Качановский вскочил со стула и вытянулся по стойке смирно.
— Кругом — шагом марш… чокнутый!
Процедура обследования Врублевского заняла около двух часов. Милицейский фотограф сделал несколько десятков снимков его головы с разных позиций, а врач определил размеры черепа, не забыв также произвести тщательный осмотр тела. После этого инженера отвели в кабинет подполковника.
— Поздравляю, — сказал Качановский, — первый экзамен вы успешно выдержали.
— Не понимаю.
— Все члены СС имели татуировку этой аббревиатуры в самых разных, местах на теле. Иногда под мышкой, нередко за ушами, даже приходилось встречать эсэсовцев, у которых наколка этого отличительного знака была на веке глаза. Несмотря на тщательный осмотр, врач не обнаружил у вас татуировку этих двух букв. Правда, после войны многие бывшие гитлеровцы избавились от этого знака принадлежности к СС хирургическим путём, но после такой операции обязательно должен остаться шрам. На вашем теле предостаточно всяких шрамов, и тем не менее доктор Трояновский считает, что они появились в результате полученных ранений, а не операции, к которой вы могли прибегнуть, чтобы ликвидировать татуировку,
Я трижды был ранен. Сначала во время боёв за Варшаву, затем при прорыве укреплений Поморского вала и, наконец, в третий раз — в Камне Поморском. Немцы взорвали пивоваренный завод, где мы держали оборону. Тогда погибло много, наших солдат. Меня засыпало обломками обвалившегося здания, а когда всё же удалось выкарабкаться из-под них, рядом разорвался шрапнельный снаряд. Получил несколько осколочных ранений. Часть осколков так и осталась в теле. Случается даже, что крохотные из них, размером не больше булавочной головки, сами выходят через кожу наружу.
— Все данные проведённых измерений, — сказал подполковник, — мы сегодня же отправим в лабораторию криминалистики и через три дня получим заключение.
— А я в это время буду в милиции?
— Нет. Мы решили не прибегать к временному задержанию.
— Чтобы опять выслушивать оскорбления от сослуживцев? Нет уж, увольте, я лучше посижу эти три дня здесь, в милиции.
— Если вы скажете на работе, что побывали в милиции, где потребовали выяснить это, как вы называете, недоразумение, то, я думаю, такое объяснение вполне удовлетворит ваше начальство и заставит замолчать тех, кто не прочь позлословить. Впрочем, мы можем выдать вам соответствующую справку.
— Спасибо. Обойдусь без этой бумажки.
— Сегодня у нас среда. Лаборатория криминалистики представит заключение не раньше субботы. Поэтому потрудитесь, пожалуйста, навестить нас ещё раз в понедельник, в 12 часов дня. К этому времени я буду иметь результаты экспертизы и, если всё будет в порядке, вы получите документ, подтверждающий беспочвенность каких бы то ни было обвинений в ваш адрес.
— Нисколько не сомневаюсь в положительном исходе проверки, — сказал Врублевский. — Я попал в эту жуткую историю из-за какого-то необъяснимого стечения обстоятельств. От души благодарю вас, пан подполковник, за внимание, проявленное к моей особе. Буду у вас в понедельник в назначенное время. До свидания.
— Хотелось бы ещё вас спросить…
— Слушаю, пан подполковник.
— Вы уже подписали документ о праве представлять ваши интересы?
— Какой документ?
— В соответствии с которым меценас Рушиньский получил бы полномочия выступать в качестве вашего защитника.
— Должен вас разочаровать. Адвокат сказал, что, если я невиновен, то милиция сразу выяснит этот вопрос и никакой защиты не потребуется. Если же я окажусь гестаповцем, то с такими преступниками он работать не может. Даже, не захотел принять денежное вознаграждение за юридическую консультацию.
— Спасибо и до встречи.
Когда Станислав Врублевский закрыл за собой дверь, Качановский ещё раз просмотрел лежащие перед ним документы. Злость на адвоката не проходила. Никто не мог бы переубедить подполковника в том, что меценас направил Врублевского к нему исключительно с целью, воспользовавшись случаем, выставить своего постоянного противника в смешном свете. В голове у него рождались различные планы мести. В глубине души Качановский не был убеждён в невиновности Врублевского. Сходство этого человека с изображённым на фотографии шефом гестапо в Брадомске настолько бросалось в глаза, что усматривать в нём только случайность было просто невозможно. Опытному офицеру милиции не требовалось заключение специалистов, чтобы понять, что на снимке изображён тот самый человек, который только что побывал в его кабинете. Укладывая папки с делами в ящики письменного стола, подполковник продолжал возмущаться — он никак не мог совладать с обуревавшими его чувствами. «Подожди, хитрая лиса, — думал он. — Ты втянул меня в хорошенькое дельце, но ведь долг платежом красен. Не сомневайся, уж я постараюсь, чтобы мы тащили этот воз в одной упряжке, не будь я Качановский».
Ваша карта бита, герр гауптштурмфюрер СС!
Лаборатория криминалистики, несмотря на сильную загруженность, справилась с заказом в срок. В субботу вместительный серый конверт с заключением уже лежал на письменном столе подполковника Януша Кача-новского. В конверте также возвращались фотографии, книга Бараньского и данные врачебного обследования. Заключение не оставляло никаких сомнений в отношении личности подозреваемого. Качановский попросил Немироха немедленно принять его. Полковник тоже быстро прочитал заключение с результатами экспертизы.
— Выходит, мы попали в десятку?
— В общем, да.
— Однако в беседе со мной ты ни словом не обмолвился о своих подозрениях.
— Не люблю пустых разговоров. Кроме личного впечатления, у меня не было никаких доводов в пользу этой версии. Я ведь не случайно спрашивал тебя, задержать нам его или нет. А прокурор счёл, что нет оснований.
— Прокурор! тоже не станет выдавать ордер на временное задержание просто так, за здорово живёшь. Его действительно проинформировали о случившемся, по-видимому анонимно, но этого недостаточно. Как ты думаешь, наш подозреваемый уже дал стрекача?
— Вряд ли. Он, по-моему, не поверил, что можно неопровержимо доказать его тождество с человеком, изображённым на снимке тридцатилетней давности. Даже если этот гестаповец в своё время немного соприкоснулся с криминалистикой, он не может знать, до какой степени её научно-техническая база и методы изменились за последнюю четверть века. Кроме того, у него нет иного выхода. Он вынужден был сыграть ва-банк, рискнуть в надежде на успех.
— Но не получилось.
— Я в нерешительности: то ли послать людей, чтобы не дать ему улизнуть, то ли подождать до понедельника и посмотреть, явится ли он сюда сам?
— Если он пустился в бега, то сделал это сразу же после свидания с нами. А если нет, он будет вынужден вновь появиться здесь.
— Я звонил вчера на его работу, в проектное бюро. Сообщили, что он находится в здании.
— Из чего следует сделать вывод: он не беспокоится за своё будущее. Может, мы зря не задержали его на положенные двое суток.
— Надо проверить и сегодня, был ли Врублевский в бюро.
— Что тебе это даст? Или он на своём рабочем месте и в понедельник придёт к нам, как и обещал, или же ищи ветра в поле.
— А может быть, — размышлял вслух Качановский, — сделаем так: пошлём человека в проектное бюро, чтобы он поспрашивал о Врублевском. Инженеру расскажут об этих расспросах. Мы же тем временем возьмём его под наблюдение и посмотрим, не станет ли он, испугавшись, сматывать удочки.
— Замысел неплох, но ни на шаг не продвинет следствие вперёд. Всё, что мы хотели узнать, чёрным по белому написано в заключении лаборатории криминалистики. Суть дела уже не изменится от того, захочет ли Врублевский подтвердить этот документ попыткой скрыться от правосудия.
— В любом случае я еду сейчас в воеводскую прокуратуру, к Владиславу Щиперскому, он уже ознакомился с делом. Расскажу ему о принятых нами мерах, попрошу ордер на временное задержание подозреваемого и договорюсь, когда и кто из прокуроров допросит Врублевского.
— Вижу, Янушек, дело тебе Нравится. А ведь так злился, что меценас Рушиньский направил Врублевского именно к тебе. Впрочем, если я не прав, насиловать не буду и поговорю с майором Сочевкой. Такие проблемы в его вкусе, и он умеет ладить с адвокатами.
— Нет уж, если это дело нежданно-негаданно свалилось мне на голову, я доведу его до конца, хотя рассмотрение других моих дел из-за него серьёзно осложнится. А что касается Рушиньского, то в ближайшее время я собираюсь расплатиться с ним по старым счетам. Надеюсь, прокурор Щиперский тоже не захочет передать это дело в другие руки. Мне нравится с ним работать. Он человек решительный и с большим кругозором,
