Ольга Лаврова - Букет на приеме
-- Да?.. Ага-а... То-то я звоню, а она чудная... Не знаю, я в их стариковские счеты не вдаюсь, скучная материя... Сейчас я бы пошел, а? -- Он уклоняется от пристального взгляда Знаменско-го. -- Обещал как раз к ней, чтоб не обижалась.
-- Добро, идите.
-- Понадоблюсь -- всегда под рукой. До скорого!
Вслед за Петуховым к Знаменскому зашел Томин.
-- Слушай, что он все-таки за личность, этот Борис? -- встреча-ет его Пал Палыч.
-- Более насущных вопросов нет? Следствие успешно законче-но, можно предаваться праздному любопытству?
-- Ответь по-человечески.
-- Был лентяй, был хвастун. Во дворе верховодил, дулся в картишки, хулиганил по мелочи. Часто дрался, но без злобы. И гордо носил кличку "Петух". Все это было лет двадцать назад. Позже он перестал занимать мое воображение. Паша, мы теряем время.
-- Он действительно поехал к тетке, как считаешь?
-- У тебя на Петухове заскок! Пусть едет, куда хочет! Кирпичова надо раскачивать, Кирпичова! Долго еще он будет отмалчи-ваться?
-- Для его следующего допроса я должен дозреть.
-- Ты? Дозреть до признаний Кирпичова?
-- Да. Потому что может возникнуть дилемма: то ли ему верить, то ли Петухову.
-- Нельзя ли подоходчивей?
-- Пока не рискую... Хабаров еще не отбыл?
-- А для каких целей нам нынче Хабаров?
-- Устрой рандеву, ладно?
Томин пожал плечами, но "рандеву" устроил. И, прощаясь с Пал Палычем, Хабаров говорит, сияя курносым багровым носи-ком:
-- Так мы с вами обыкновенно побалакали, ровно на завалин-ке. А сперва-то я заробел: чересчур заведение серьезное. И вины за собой не чуешь, а все остерегаешься... Ну, счастливо оставать-ся!
Проводив его, Знаменский быстро набирает внутренний номер.
-- Саша? Мне срочно бы Петухова на пару ласковых. Но чтобы до этого он не встретился с Хабаровым... -- Пал Палыч кладет трубку и думает: "Если Бог есть, он мне сей минут пошлет Кирпичова!.. Потому что дилемма теперь разрешена".
Он запирает дверь и устраивает себе блиц-разминку, скинув пиджак и брюки. На десятом приседании звонит городской аппа-рат. Бог внял: это Кирпичов.
* * *
-- Здравствуйте. -- Кирпичов тяжело садится. -- Я пришел.
Он молчит. Знаменский ждет.
-- Я пришел кое-что рассказать.
-- Кое-что или все?
-- Да уж, наверно, все.
-- Тогда готов.
Пал Палыч кладет на стол чистый бланк протокола допроса, берет авторучку.
-- Почему я петлял, вы угадали: Санатюк. Я его зову Сатанюк, больше соответствует. Дураком надо быть, чтобы его не бояться! Те, между прочим, тоже боялись. Один говорит: "Может, мотанем от греха?" А второй: "Ты, говорит, соображаешь, что сам подума-ет? Не явимся -- шкуру спустит!" Ругались, тряслись, а ехали...
-- Адрес вам назвали при посадке?
-- Вообще не назвали. Гони, говорят, на Преображенку, там покажем. И крутили потом: направо, налево, вперед, назад...
-- Путали?
-- Ну да. Им же неизвестно, что я там вырос, каждый переулок наизусть... Потом остановились в тупичке. "Все, -- говорят, этот дом с балконами". Вылезли и вроде закуривают, а сами смотрят, чтобы я отваливал, потому что дом совсем не этот. Этот новост-ройка, а Сатанюк -- в старом... Вы спросите, как я их засек, если уехал? Так я не уехал, а вертанул за угол вокруг квартала. Меж двух корпусов встал, а там палатка такая: "Прием стеклотары". Прита-ился за ящиками -- нужный подъезд как на ладони. Минуты через три -- рысят. Кепочки надвинули и прямиком, куда я и ждал. Лестница застекленная, видно, если наверх подымаются. Они не подымались. А на первом этаже, кроме Сатанюка, все нормаль-ные люди, даже сомневаться нечего!.. Теперь, значит, почему я за ними пошел и откуда вообще понял, кто он есть, -- этот "сам". Да?
-- Вы отлично ведете собственный допрос.
-- Насчет Сатанюка я понял случайно. "Надо, -- это они говорят, -- с нашим любителем леденцов перемолвиться". И вдруг меня как обухом! Варя как-то поминала, что старик все леденечки сосет, целый день причмокивает. Ну, думаю, судьба! Вляпался! И, главное, Варя меж нами -- вроде как связывает, а тут я их прямо с дела к нему везу. Кто поверит, что такое совпадение?
-- Вы их можете описать?
-- Который сзади сидел -- не больно заметный. Рыжеватый, сухой, ростом с меня, уши топорщатся. А второй -- толстый, мордастый, нос задранный, как у моськи. Глаза круглые, бровей почти нет. С виду добродушный, сидит-пыхтит, шею скребет, словно год не мылся.
-- Как они друг к другу обращались?
-- Никак. "Ты" да "ты".
-- Чью-нибудь кличку, фамилию, город -- ничего не упомина-ли?
-- Нет...
Входит Томин и Борис Петухов.
-- Сами или по вызову? -- проницательно спрашивает Томин Кирпичова.
-- Сам.
Знаменский протягивает протокол.
-- Читается с увлечением, -- удовлетворенно заключает То-мин, пробежав записи. -- Приметы-приметы... Ребята подготови-ли кое-какие материалы по связям Санатюка. Собралась неболь-шая портретная галерея. Попробуем?
Томин уводит Кирпичова со словами: "Пойдемте, покажу вам несколько персонажей".
Петухов слегка "под градусом".
-- Сашка на меня прямо как по компасу вышел. Ловок!
-- Вы тоже ловки, Борис Афанасьевич.
-- Все вы мне комплименты...
-- Это не комплимент. Это обвинение.
-- Обвинение?.. -- моргает Петухов водянистыми глазами. -- То есть... в чем же?
-- Во лжи.
-- Простите... Пал Палыч, кажется?
-- Да, Пал Палыч. И, кстати, -- не Сашка, а Александр Николаевич Томин. По крайней мере в этих стенах.
-- Не понимаю я, про что речь?
-- Ох, понимаете, Петухов, преотлично понимаете...
Трещит телефон. Знаменский с досадой снимает трубку.
Звонит ему начальник узла связи.
-- Меня посетил ваш сотрудник, -- говорит он, -- и попросил проверить некоторые... Ага, вы в курсе. Так вот я счел нужным сообщить предварительные данные. Возможно, этого окажется достаточно...
Пал Палыч слушает, записывает столбиком несколько чисел и складывает листок пополам.
-- Вы правы, этого достаточно. Огромное спасибо!
Курит Пал Палыч мало -- с усталости иногда или, как сейчас, чтобы унять возбуждение. До чего же кстати пришлись "предва-рительные данные" из узла связи!
-- Как родители, Борис Афанасьевич? -- любезно обращается он к Петухову.
-- Слава богу, оживают!
-- Придется их допрашивать в ближайшие дни.
-- Я подготовил, -- вздыхает Борис.
-- Догадываюсь. А искового заявления, часом, не написали?
-- Вообще-то, написал. Не знаю, все ли по форме... -- Он достает заявление.
Знаменский кладет его на стол между собой и Борисом.
-- Даже так... -- усмехается он.
Борис беспокойно ерзает.
-- Будем подшивать в дело? Смотрите, подшить недолго. Когда нас прервал телефонный звонок, мы беседовали о лжи.
-- Да, что-то странное... Вероятно, вы истолковали в каком-нибудь смысле, какую-нибудь фразу...
-- Хотите, чтобы я назвал вещи своими именами? Прозвучит довольно грубо.
-- До чего вы ко мне переменились, -- в смятении бормочет Петухов. -Вот хоть заявление -- то сами велели, а сейчас...
Петухов тоже хватается за сигарету, выкуривает в несколько затяжек, комкает заявление и сует в карман.
-- И что же теперь будет? -- едва слышно спрашивает он.
-- Надеюсь, вполне банально: преступники будут задержаны и изобличены.
-- Что... уже на след напали?
-- До чего на вас похоже! То строчите филькину грамоту -- авось у грабителей что обнаружат и отдадут вам. То рады, чтобы их не поймали, лишь бы избежать огласки. Да, напали на след.
-- И на суде все выплывет?..
Он вздрагивает от скрипа двери: возвращаются Томин с Кирпичовым.
-- Что посеешь, то и пожнешь, Борис Афанасьевич. Ложь дает злые всходы... Извините, должен закончить допрос.
Поняв, что ему предлагают уйти, Борис поднимается, медлит в нерешительности, потом бредет к выходу.
-- Ну, Саша!
-- Один есть! -- словно козырную карту, Томин шлепает на стол фотографию.
-- Который сзади сидел, -- говорит Кирпичов.
Знаменский жестом предлагает ему стул и тихо разговаривает с Томиным в стороне.
-- Кличут просто и скромно: Николай Петров, -- сообщает Томин. -- Около года как из заключения, прописан в Туле.
-- Чем славен?
-- Квартирные кражи. Сейчас наши звонят в Тулу. А что это Борис поплелся на ватных ногах?
-- Отдельный разговор, -- Знаменский подсаживается к столу. -- Давайте, Кирпичов, еще раз, но уже подряд и с самого начала. Тут всякое лыко в строку.
Кирпичов собирается с мыслями:
-- Ну, значит, получил я заказ. Пришло время подавать, свя-зался с диспетчером, она отвечает: "Не могу дозвониться пасса-жирам, занято. Пожалуйста, говорит, поезжайте так, люди ста-рые, очень просили не подводить..." Я считаю, те двое нарочно трубку сняли, чтобы трезвон не мешал. Ну, значит, являюсь. Около дома никто не ждет. Пошел в квартиру. Звоню раз, звоню второй -- не открывают. Наверно, думаю за музыкой не слышат. Постучал кулаком. Стою. И чудится, кто-то по ту сторону есть, но молчит себе, посапывает... Эх, тянуло меня от той двери прочь! Уйти бы -- и порядок.