Анатолий Безуглов - Сигнал тревоги
— Понимаю, — кивнул следователь. — Фиктивные тонно-километры — это излишек горючего… Да, пожалуй, вы правы. — Он улыбнулся: — Что ж, как говорил Маяковский, ради одного-единственного слова перекопаешь тонны словесной руды… Буду копать. Хотя бы ради единственного факта…
В таких небольших городах, как Зорянск, если случится где пожар, автоавария или другая беда, сразу становится известно всем. Неудивительно, что слух об аварии на шоссе неподалеку от Зорянска распространился мгновенно. Это происшествие не сходило с уст обитателей города, обрастая невероятными подробностями и домыслами.
Якобы грузовик столкнулся с рейсовым автобусом, и погибло много людей.
Я в эти дни выезжал на совещание в областную прокуратуру и, вернувшись, узнал об аварии из газеты «Знамя Зорянска». О ней сообщалось в заметке под заголовком «Спасая человеческие жизни».
На самом деле все выглядело так. Водитель самосвала ехал под уклон (я хорошо помнил это место на двадцать седьмом километре шоссе). Был гололед. То ли тормоза отказали, то ли машина стала неуправляемой на скользкой дороге, но тяжелый КрАЗ должен был врезаться в автобус с людьми, который появился у него на пути. Как рассказывают очевидцы происшествия, шофер резко отвернул руль, и машина свалилась в овраг.
Сообщалась и фамилия водителя — Николай Дорохин. В тяжелом состоянии он был доставлен в больницу. Врачи до сих пор боролись за его жизнь.
Имя шофера показалось мне знакомым.
— С третьей автобазы, — сказал следователь Фадеев, зашедший ко мне на доклад. — Между прочим, из бригады Германа Воронцова…
И тут я вспомнил Дорохина, этого нескладного молчуна. Вспомнил и его жену Аню.
— Я знаю Дорохина.
— Откуда? — удивился Фадеев.
— Странная история… Сначала пришла ко мне жена. Кто-то избил ее мужа. Вызвал Николая… На вид — бирюк бирюком. А на поверку — герой.
— Да, внешность иной раз бывает обманчива, — заметил следователь.
Владимир Гордеевич был озабочен. Я спросил, чем.
— Не знаю, Захар Петрович, как разобраться в одном факте… Помните наш последний разговор? Ну, о клиентах автобазы? Так вот, проштудировал я проектно-сметную документацию строительства универсама. Это недалеко от вашего дома…
— Знаю, знаю, — нетерпеливо сказал я.
— Землю из котлована вывозили машины с третьей автобазы. По их путевым листам выходит, что грунта вывезено в два раза больше, чем предусмотрено плановыми заданиями.
— Что говорит прораб?
— Обвинил геологов. В их заключении по исследованию грунта сказано, что в этом месте суглинок. А стали рыть котлованы, оказалось — песок. И пришлось якобы вывозить грунта больше: осыпались края… Наглядно это можно изобразить так. — Следователь взял карандаш и нарисовал на бумаге форму котлована в разрезе. — При твердом грунте — стены отвесные. А если песок получается как бы перевернутая трапеция. Вот за счет этих углов, — он заштриховал образовавшиеся на чертеже треугольники, — и вышли лишние кубометры.
— Вы беседовали с геологами?
— Возмущаются. За такую ошибку, говорят, можно здорово погореть… Настаивают, что в районе котлована суглинок. Показывали результаты проб… Я свел обе стороны вместе. Каждая стоит на своем… Дело, так сказать, чести…
— Чести ли? — усмехнулся я. — Как-то не верится, чтобы геологи ошиблись.
— Мне тоже, — признался Фадеев — Нечисто тут… Вчера прораба перевели на другую стройку.
— Кто возил грунт из котлована?
Следователь вздохнул:
— Бригада Воронцова. Наш маяк!
— Вы беседовали с ним?
— Он со мной просто не захотел разговаривать. Так и заявил: мол, Герман Воронцов не какой-нибудь там жулик. Посягать на государственную копейку?! Да он выгонит из бригады любого, кто только посмеет подумать об этаком…
— А с другими шоферами из его бригады говорили?
— Как бригадир, так и они. Правда, менее безапелляционно. Но все в один голос твердят: нарушений и прочей липы не может быть, потому что они передовики и марать свою честь и марку автобазы ни за что не посмеют… Вот и получается, Захар Петрович, строители говорят одно, геологи — другое. А Воронцов вообще ни о чем слышать не хочет.
— Надо было зайти к Лукину.
— Заходил. Высмеял меня. И еще пригрозил. Бросаю, мол, тень на лучшую бригаду в области…
— А вы и отступили? — покачал я головой.
У Фадеева на скулах заходили желваки.
— Нет у меня бесспорных фактов, — произнес он и хитро добавил: — Еще нет.
— Ну хорошо, — примирительно сказал я. — Что вы намерены делать дальше?
— Пришел за помощью. Хочу вызвать геологов из области. На третейский суд… Но пока будет идти переписка…
— Я вас понял. Владимир Гордеевич. Ускорим! Через областную прокуратуру. Готовьте постановление о назначении экспертизы…
Редактора нашей городской газеты Назарова за глаза называли «Колобком». Кто пустил это прозвище, трудно сказать, но Ким Афанасьевич и впрямь походил на колобок. Маленького росточка, кругленький, с короткими ножками, он был очень подвижный и не мог долго устоять на одном месте. Подкатится, задаст несколько вопросов или бросит одну-две фразы и тут же спешит дальше.
Вот так же своей быстрой семенящей походкой подошел он ко мне, когда мы случайно увиделись в горисполкоме.
— Ну как, нашли злоумышленников? — спросил он.
— Каких? — не понял я.
— Да тех, кто слил в Берестень солярку…
— Идет следствие, — неопределенно ответил я.
— А успехи есть? — продолжал любопытствовать Ким Афанасьевич. — Нас донимают телефонными звонками и письмами. Хотелось бы подкинуть читателю свеженькую информацию… Так сказать, гласность… Я пришлю к вам нашего корреспондента?
— Преждевременно, — ответил я.
— Понимаю, понимаю, — поспешно произнес Назаров. — Следственная тайна. Ну что же, подождем, подождем… А общественность бурлит, возмущается.
Назаров с сожалением вздохнул и покатился дальше.
На следующий день, развернув «Знамя Зорянска», я увидел на четвертой полосе аншлаг, набранный большими буквами: «Еще раз о Берестене». Под ним шла подборка писем читателей, которые продолжали клеймить загрязнителей, и пространное интервью со знатным бригадиром шоферов Германом Воронцовым, он обличал тех, кто поднял руку на чудо природы — Берестень-озеро.
«Однако же выкрутился, — подумал я про Назарова. — Нашел-таки выход».
Когда я показал газету Фадееву, он усмехнулся:
— Не пожалел для родственничка места…
— Какого родственничка? — не понял я.
— Воронцов — зять редактора, — ответил Владимир Гордеевич.
Это было для меня новостью.
— Лишняя реклама никогда не помешает, — продолжал Фадеев, как мне показалось, неодобрительно.
— Передовик… По-моему, ничего предосудительного, — заметил я.
Хотя мне и не очень понравилось, что в предисловии к интервью заслуги и достоинства бригадира перечислялись слишком пышно. Ким Афанасьевич мог «преподнести» зятя несколько поскромнее.
— Можно было бы и без эпитетов, — сказал следователь, словно отгадав мои мысли. — Вот я и думаю: не специально ли?
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался я.
— Понимаете, Захар Петрович, мне кажется, что кое-кому не нравится мое внимание к особе Воронцова. И вообще в данное время…
Фадеев замолчал.
— У вас появились новые факты?
— Да, — кивнул следователь. — Правда, документы будут готовы через день-другой… Специалисты из области, которых я вызвал для проведения экспертизы, подтверждают, что почва котлована под универсам — суглинок. Именно суглинок, а не песок, как твердят строители… Наши геологи не ошиблись… Выходит, «превращать» твердую землю в сыпучую надо было для того, чтобы иметь липовые тонны и тонно-километры, то есть из ничего получать деньги… Алхимия да и только!
— Насчет суглинка точно?
— Точнее не бывает, — кивнул следователь. — Я говорил с экспертами. Анализы. Наука! Сидят, пишут заключение… Теперь сами понимаете: Воронцов — передовик, маяк, а чем занимается…
— Ну и ну, — покачал я головой.
— Но это еще не все. — Фадеев помолчал, подумал. — Ладно, Захар Петрович, пока делиться не буду. Может, ошибочка. Но есть одно соображение. Надо проверить. Хочу съездить сегодня с Орловым… Тут неподалеку от Зорянска…
Я не стал допытываться. Придет время, расскажет.
Утром следующего дня, придя на работу, я увидел у себя в приемной человек семь ребят с учителем Бабаевым во главе. Среди мальчишек и девчонок я сразу узнал тех самых дозорных Голубого патруля, которые первыми подняли тревогу, — Руслана, Роксану и Костю.
Все были крайне возбуждены. Лишь один Костя сидел на стуле тихий-тихий.
При моем появлении поднялся невообразимый шум. Говорили все разом, и я, естественно, ничего не мог понять.
