Андрей Глущук - "Мерседес" на тротуаре
За моей спиной два «джипика» старательно прокладывают зимник сквозь детсадовские сугробы. Интеллигентный руководитель облавы трусит за своими могучими подручными, на ходу снабжая их ценными указаниями и уточняя маршрут. Нужно отдать ребятам должное: их успехи удивительны и заслуживают уважения.
Спустя две минуты мне удается повторить маневр и трио разбивается о девятиэтажный дом на дуэт и солиста. Пока меня в очередной раз пытаются взять «в клещи» я заскакиваю в проходной подъезд и с интересом наблюдаю спины своих преследователей. Поди, теперь, разберись: кто за кем гонится.
Возвращаюсь к дому красный, но довольный. Ниагарский водопад пота стекает по моей спине. В принципе, при таком обилии влаги за мной должна образовываться наледь. Оглядываюсь, и признаюсь себе в том, что мания величия моя единственная врожденная болезнь. Все остальное, включая насморк и кариес, я приобрел вместе с жизненным опытом, а мания величия — моя единоутробная сестра-блезняшка.
Начинает темнеть. Зимой, да еще в снегопад, день — короче одеяла в холодную ночь.
У своего подъезда натыкаюсь на моих любимых, ненаглядных, верноподданных «джипиков». Ребятам надоело бегать вокруг детского сада и они нашли простое решение. «Джипики» подкатили к той точке, от которой начали охоту. Заняли позицию у входных дверей в ожидании скорого возвращения дичи или начальства. Дичь, на свою голову, оказалась проворнее.
Тяжелая лапа ложиться мне на плечо. Вторая, еще более тяжелая, откуда-то из далека, из снежной мглы, прилетает с дружеским приветом моему носу. Следующий удар я еще принимаю стоя. Третий наносят ногой. От него мое тело в миг становится легким и взмывает в воздух. Я лечу и удивляюсь своим высоким аэродинамическим характеристикам. Впрочем, не долго. Закон всемирного тяготения неумолим. Подчиняясь открытию Ньютона, перестаю изображать воробушка. Шлепнувшись на поребрик подвального окна, нехотя сползаю в подвал через узкий пролом в деревянном щите.
В подвале темно и пахнет отнюдь не французским парфюмом. Помещение заполнено коктейлем из чего-то давно умершего и горячего пара, настоянного на фекалиях. Над моей головой у пролома в окне идет неторопливая дискуссия на тему: оставить ли меня в подвале в одиночестве или составить мне компанию и продолжить развлечение.
— Брось его, Гриша. Нам же сказали: предупредить. Мы предупредили.
— А чего он, падла бегал? Давай слезем и еще по паре плюх накинем.
— Ну его, к х… У тебя брюки новые, а там все в кошачьем дерьме. Перепачкаешься, тебе Любка скандал закатит.
— Пожалуй, закатит. Х…, с ним.
«Джипы» достигают консенсуса. От какой все-таки малости может зависеть жизнь человека! Мою жизнь спасло кошачье дерьмо. Ну, и Любка, конечно. Спасибо, четвероногие братья и двуногие сестры.
* * *Брыська презрительно осматривает мою физиономию. В его взгляде явно читается: «Еще раз вернешься в таком виде — домой не пущу». Он демонстративно отворачивается и, подняв хвост трубой, бандитской походкой отправляется инспектировать кухню.
Я гляжу на себя в зеркало и не могу не признать: кот справедлив и объективен. Еще утром я прикалывался над внешностью брата, а уже к вечеру превзошел его по многим параметрам. Мечта Хрущева «догнать и перегнать» осуществлена мной успешно и в минимальные сроки. Правда, как и положено в России, догнал не в том и перегнал без пользы для себя и отечества.
«А ведь добрые люди советовали: не суй свой нос, куда не надо. Не послушался… Теперь ту выпуклость на лице, которая призвана отделять правый глаз от левого можно просунуть разве что в ворота авиационного ангара. Неужели нос способен так распухнуть? Черт. А, главное так болеть!»
Желудок после энергичной разминки, не особенно миндальничая, намекает: «Хозяин, хорошо бы подкинуть в топку пару бутербродов, а лучше пол кило пельменей!». Я с желудком спорю редко. Вескость его доводов поистине убийственна. Здесь, как при изнасиловании, лучше уступить, расслабиться и постараться получить удовольствие.
Захожу на кухню. Зажигаю свет. Кот уже сторожит на подоконнике свою пустую миску. Он тоже уступил доводам желудка. Своего, естественно. Приходится сначала заняться кошачьим голодом, отложив удовлетворения своих потребностей, на потом. В конце концов, если бы котов не кормили, то не было бы и того результата кормления — кошачьего дерьма. А ведь именно благодаря дерьму, я сегодня отделался лишь парой синяков. Все могло кончиться значительно хуже. Стать, что ли родоначальником нового культа «котокакапоклонничества»? Нет, длинновато. Ни один из учеников и последователей не сможет с первой попытки выговорить название учения. С точки зрения PR культ с такой сложной «фамилией» обречен на смерть в полной безвестности.
Через пол часа, сижу за столом и, отправляя в рот горячие пельмени, поскрипываю поврежденными челюстями. Прокручиваю в уме события сегодняшнего дня и никак не могу их увязать в единую логическую цепочку. Какого, извиняюсь за выражение, хрена, нужно было устраивать охоту на такую мелкую и несъедобную дичь, как я? Не понятно это. Бессмысленно. Ну, сбил какой-то состоятельный идиот Лешку машиной. Но ведь не насмерть. Максимум, что идиоту за это светит: лишение прав, возмещение ущерба. Возможно, какой-то срок условно. Для человека, разъезжающего в Мерседесовском джипе, лишение прав — кара смешная. Новые корочки купит. Возмещение ущерба? Лешка таких сумм не знает, которые могли бы отразиться на здоровье кошелька состоятельного человека. Срок? Если в суде такие же завязки, как в милиции, то ему бояться суда так же глупо, как тигру бегать от таракана.
Отсюда вывод: либо водитель Мерседеса опасается шумихи вокруг своего имени, либо наезд на Лешку не случайность, а предупреждение или попытка устранения. Только в этих двух сценариях есть место для бедного грешника Андрея Петрова, жертвы собственного любопытства. Если некто столь сурово пресекает всякие попытки выйти на него, то этот некто вполне способен закрыть проблему раз и на всегда. Закрыть, обычным физическим уничтожением. Слишком непослушных и излишне любопытных иногда убивают в целях профилактики. В таком случае, судя по темпам перехода от слов к делу, акт превращения профессионального журналиста в профессионального покойника, может оказаться следующим шагом. Следующим и скорым.
Оптимальным вариантом сейчас была бы командировка на Кипр на пол года. Причем для меня и брата. Но рассчитывать на такой подарок судьбы глупо. Значит, предстоит выбирать между неоптимальными вариантами.
Лучший из неоптимальных: заняться завтра очередной статьей о копировальных устройствах. Тем более, что эти статьи у меня выходят неплохо. Превратить цифирки технических характеристик и буковки рекламных слоганов в нечто эмоциональное и живое, это искусство. Кто бы, что не говорил, а эмоциональная реклама технических устройств в России, где все основано в первую очередь на эмоциях — ключ к успеху.
— Заняться работой и не соваться в чужие дела, конечно, замечательно. Это решение моих проблем, но не решение Лешкиных. Конечно, в том случае, если наезд на него не случайность. — Начинаю рассуждать вслух и тут же сам себя останавливаю, вспомнив, что рассуждения вслух первый признак приближающегося сумасшествия или полного одичания. Пора взять телефонную трубочку и пообщаться с какой-нибудь живой и горячей душой. Может, найдется отзывчивое сердечко и на предстоящую ночь удастся найти нежную няньку моим синякам.
Отзывчивое сердце появляется без помощи телефона. Брыська, услышав мой тоскливый монолог, запрыгивает ко мне на колени и энергично с разбега бодает меня в подбородок. Зря, конечно, он так поступает. Челюсть еще не забыла топтание кулаков сорок пятого размера и, Брыськины проявления чувств мне особого удовольствия не доставляют.
— Ладно. — Выношу свое решение на публичное обсуждение. — Завтра схожу к господину Глущуку, таинственному владельцу Запарожца с номером Мерседеса. Поговорю с ним по душам, а потом буду думать: как жить дальше. Впрочем, потом мне могут и не позволить думать. Вышибут мозги, и думать будет нечем. И это тоже выход. Безмозглым жить всегда проще. Правда, если им оставляют жизнь.
20 декабря
Как хорошо, что я не пошел в штат. Нештатный журналист не имеет зарплаты, живет только с гонораров, зато сам распоряжается своим временем. Не совсем так, конечно, временем распоряжается кошелек. И довольно строго. Но в экстраординарных случаях можно себе позволить плюнуть на все и заняться своими личными проблемами без согласований с начальством. Именно так я сегодня и поступаю. До Рождества еще пять дней. Успею накропать статейку, другую. На праздник без денег не останусь. А, значит, отправиться в гости, как Вини Пух, с утра — вполне допустимо и сточки зрения трудовой дисциплины и с точки зрения дисциплины финансовой.
