Светослав Славчев - В ловушке гарпий
И на мгновенье забываю о том, что собирался делать. Потому что за окном другой мир и другой город.
Холм напротив усеян островерхими средневековыми крышами — таинственный хаос. Они карабкаются вверх под мертвенно-голубоватым лунным светом. А еще выше в жестокое бездонное небо подобно стрелам вонзаются металлические шпили башен и башенок. И все это живет иной, своей собственной жизнью, тревожной и холодной. Накатывает чувство, будто я когда-то уже жил здесь, под свинцовыми крышами, не раз поднимался по улицам на осевший от старости холм и со мной тут что-то случилось, хотя не могу припомнить, что именно и когда. А случилось нечто важное, от чего зависела не только вся моя тогдашняя жизнь, но каким-то непонятным образом и сегодняшняя.
Странное наваждение. Да еще это непонятное ледяное свечение, в которое я погружаюсь к из которого хочу вырваться. Перед моим взором проносятся ажурные кружевные башни старинных замков далекого прошлого.
Я протягиваю руку и ненужно резким движением задергиваю занавеску. Кончилось.
Возвращаюсь в комнату и достаю из чемодана необходимые вещи. По сути, мне нужно привести в порядок только удобный “дипломат”, с которым я ни на секунду не расстанусь. Не верится, что он может привлечь чье-нибудь внимание, разве что кому придет в голову попытаться открыть его. Тогда обнаружится, что чемоданчик бронирован и замок с шифром открыть не просто.
Потом я запихиваю как попало остальные вещи в шкаф и выхожу. С “дипломатом”, конечно.
Кольмар замечает меня — он у буфета в конце коридора. Оставляет недопитый стакан кока-колы и мы направляемся вниз, в комнату доктора Манолова.
…………………………………Она находится почти в самом конце коридора, третья слева. Кольмар срывает с двери пломбы, отпирает.
Я протягиваю руку, пытаясь нащупать в темноте электрический выключатель, меня обдает спертым воздухом непроветренного помещения, густым запахом старого табачного дыма и пыльных книг. Этот запах мне хорошо знаком со студенческих лет. Но вспыхивает свет и все становится на свои места.
Это не студенческое жилье, хотя чем-то его и напоминает, а однокомнатная квартира одинокого мужчины. Просторная комната, служащая одновременно спальней, гостиной и рабочим кабинетом, маленький кухонный отсек, ванная с туалетом и прихожая со встроенным шкафом.
После работы Манолов возвращался сюда. Отдыхал, потом читал или писал. Письменный стол беспорядочно завален стопками книг с заложенными между страниц листочками. Маленькая пишущая машинка оставлена открытой. На спинку кресла брошена старая домашняя куртка-халат, в которой он, видимо, любил работать. У меня такое чувство, будто он только что здесь работал, потом торопливо встал, вытащил исписанный лист из машинки, на скорую руку оделся и вышел.
Отрываю взгляд от стола и встречаюсь с голубыми глазами Кольмара. В них застыло беспокойство. Может быть, моя напряженность передалась и ему.
— В досье, которое вы получили, есть опись вещей, господин инспектор! — говорит он.
Да, я видел, но сейчас мне не до описи.
— Это вы опечатывали квартиру?
— Да, вместе с господином комиссаром.
— Сразу же после несчастного случая?
— Приблизительно… — Кольмар задумывается,… было около двух ночи. Значит, через три часа.
Поздновато. Если кому-то хотелось порыться в вещах Манолова, то времени на это у него было достаточно. А если считать с того момента, когда Манолов вышел из дому, то получается не меньше четырех часов.
Письменный стол я решаю оставить на потом. Надо сначала осмотреть помещения. Хочется получить хоть какое-то представление о том, как он жил здесь, какие у него были привычки, как шли дела на работе — меня интересует буквально все.
С кем он встречался? Кто приходил к нему? Была ли у него приятельница? Какими исследованиями он занимался? К чему они привели?
Все это нужно знать. За Маноловым велась слежка, и занимались ею отнюдь не дилетанты. Она требует определенных знаний и опыта, руководят ею из такого места, где умных и опытных людей предостаточно. Но что именно привлекло их внимание? Ведь подобных институтов и региональных баз не один десяток!
Кольмар смотрит на меня в ожидании нового вопроса.
— Коллега… вы женаты?
Он слегка озадачен, вероятно, здесь не принято задавать вопросы личного порядка. Потом лицо его озаряется улыбкой.
— Да, господин инспектор. Женат, трое детей.
Когда же он успел? Закрутило его колесо жизни, ничего не скажешь! А мне с его приглаженными волосами и пижонской бородкой он поначалу показался этаким перезревшим холостяком.
— На сегодня достаточно! — говорю я. — Можете идти, я здесь сам управлюсь. Но завтра утром прошу вас подготовиться к осмотру места происшествия.
— Я обо всем позабочусь, господин инспектор!
— Благодарю вас, — говорю я и подаю ему руку. — Спокойной ночи.
Кольмар уходит, а я продолжаю блуждать по квартире. “Блуждать” — не совсем точно сказано. Я расхаживаю по комнате, потом заглядываю в кухонный отсек и прихожую. Хочу представить себе, как он здесь жил. Личные вещи, подобно собакам, приобретают привычки хозяев. Правда, не всегда.
Я испытываю смешанные чувства, ибо не ожидал, что Женя мог жить в таком беспорядке. В кухонном отсеке — немытые тарелки, ложки и вилки, пустые консервные банки и бутылки, чашки с остатками крепкого чая. Наверное, уборщицам приходилось с ним нелегко.
В прихожей я открываю дверцы шкафа. Вперемешку рубашки — грязные и выстиранные, совсем новые, ни разу не надеванные, и порядком изношенные. Здесь же книги и старые журналы. Пальто, официальный костюм уже не первой молодости. Сверху — целый ворох журнальных вырезок. Обычно ими обмениваются научные работники, но редко читают.
Просматриваю первую, попавшуюся под руку. На французском языке, издание Института тропических болезней, что-то о скорпионах. Совсем в его стиле — интересоваться самыми невероятными вещами. Эти прелестные твари, насколько мне известно, к иммунитету никакого отношения не имеют.
За несколько минут осматриваю карманы пальто и костюма. Сигареты (а когда-то не курил!), два старых билета в театр, приглашение на давно прошедшую научную конференцию, три—четыре визитных карточки и карточка, крепящаяся зажимом к лацкану пиджака, с крупно выведенным его именем. Это от какой-то конференции.
Достаю конверт и складываю в него свои находки. На сегодня хватит. Позже нужно будет проверить, что это была за конференция и с кем он на ней встречался. И с кем ходил в театр. Не верится, что ходил на спектакль с завкафедрой. Я ничего не имею против женщин в жизни одинокого мужчины, но из головы не выходит спрятанный в его автомобиле микрофон.
Остается ванная комната. Если кто-то воображает, что наша работа состоит главным образом в возвышенных раздумьях с рюмкой бренди в руке, то жестоко ошибается. Случается, разумеется, и бренди, но намного чаще — как сейчас: к примеру, ванная и поиск отпечатков, хождение по мукам и тревожное чувство, что в любой момент некто неизвестный, даже в глаза тебя никогда не видевший, может решить, что ты чересчур любопытен и суешь нос не в свои дела.
Я хожу по квартире и не забываю поглядывать на свои наручные часы и другие умные приборы. Судя по всему, микроподслушивателей здесь нет.
Это меня немного озадачивает. Может, решили применить более сложную технику? Существует и такая, но уж больно она дорогая, чтобы использовать ее здесь. А может, микрофонов просто нет. Что не исключает вероятности, что прежде они здесь были.
Теперь можно вернуться к письменному столу и пополнить коллекцию дактилоскопических оттисков. И попытаться узнать, что писал Манолов перед уходом.
Стою у стола и пытаюсь представить себе мужчину, который за ним сидел… потом поднялся… И не могу.
Значит, что-то здесь не так, уж это я по опыту знаю.
Печатал на машинке, потом… Нет, не так! А кресло почему-то отодвинуто чуть в сторону, на спинку брошена куртка-халат, на столе книги, переложенные листочками. Все необходимое для работы.
Придвигаю кресло и сажусь. Странная привычка — исписанные листы складывать под машинку. А куда же их было складывать? Другого места просто нет. Последний лист начат и не окончен. Он здесь, вместе с копиркой.
Быстро просматриваю несколько страниц. Это обзор, из тех, что ритуально зачитываются на научных советах, нагоняя на присутствующих тоску и заставляя с нетерпением дожидаться конца заседания.
Кладу обзор на старое место под машинку. Наверное Манолов, перед тем, как уйти, писал. Чистые листы здесь, под рукой, журналы — тоже, рядом папки со старыми докладами, из которых иной раз можно почерпнуть полезные мысли, книги для справок…
Стоп, книги для справок!
Вот что меня смущает! Стол завален стопками книг. И одна из стопок, в правом дальнем углу, повернута корешками наружу, а не в сторону сидящего за столом.
