Октем Эминов - Будь начеку, Бекназар!
Завскладом разлил вино по бокалам, поднялся. Все примолкли — чувствовалось, что, когда надо, дисциплину здесь соблюдают очень хорошо.
— Дорогая Ханум, сегодня день вашего рождения — счастливый день для вас, счастливый день и для каждого присутствующего, для всех ваших друзей. Мы все пришли вас поздравить от чистого сердца…
Неожиданно он оборвал тост, как будто потерял слова, и стал свободной рукой шарить за пазухой. Гости замерли в ожидании, потом увидели, как он достал маленькую коробочку. Завскладом открыл ее, и невольный возглас восхищения (или зависти?) пронесся над столом. Брильянтовый камешек заговорщически подмигнул всем, как бы торжествуя: «Видите, кому я достался!» Никто, видимо, не оценил того, что кольцо было золотое, его блеск померк в сверкании драгоценного камня.
— Ханум! Пальчик! Ваш пальчик! — в упоении крикнул завскладом.
Она протянула ему руку царственным жестом, пальцы были сомкнуты. Она предлагала подносителю самому выбрать палец, достойный носить такое сокровище.
Кольцо нашло своего владельца. Завскладом поднял бокал над головой: «Пусть Ханум живет сто лет!» — и опрокинул содержимое в глотку. Остальные последовали его примеру, со всех сторон раздавалось: «Ханум… Дорогая Ханум…»
Бекназар старался ничем не выделяться среди прочих гостей. Пил умеренно, всячески давал понять, что он пуще всего на свете ценит гостеприимство и пусть хозяйка и ее гости не примут его, незнакомого человека, за нахала или просто невоспитанного типа. Он не танцевал, потому что Ханум была занята разговорами.
С трудом он мог вникать в то, о чем Ханум беседует со своими приближенными, с Кузыбаевым. Они не говорили о работе, об их общих делах. Говорили о тряпках — конечно, заграничных — и о машинах — наших, но рангом не ниже «Волги».
Говорили о кино, но Бекназар быстро убедился, что в кино они видели, только кто как одет, мечтали очутиться на вилле, показанной в арабском или французском фильме. Но вот главный бухгалтер, который все же пригубил водки в момент подношения кольца и сразу же захмелел, спросил:
— Ханум, дом ваш совсем опустел. Это правда, что говорит народ: хотите его продать?
Весело отвечала красавица хозяйка:
— Да, решила продать. Покупайте! Дешево отдам. Зачем мне эти хоромы? Ухода требует дом, а я ведь одна сейчас. Муженек мой пропал. Ах, найти бы мне парня, что любил бы меня, была бы я ему предана!
Свой романтический монолог директор кончила вполне практичным итогом:
— Дом продам и куплю себе и своему милому «Жигули».
Она рассеянно переводила взгляд с каждого, кто был рядом, пока не задержала его на Бекназаре. Улыбнулась ему так открыто и так зазывно, что он покраснел как рак.
Дамы первыми поняли, что происходит, и захихикали, стали подбадривать Бекназара улыбочками, шутками и даже подталкивали его.
Легкий толчок в спину вывел Бекназара из затруднительного положения. Он обернулся — завскладом манил его пальцем. «Для разговора», — подумалось Бекназару. Он нехотя встал и пошел к завскладом, который пятился к двери, знаками показывая, что Бекназар должен идти за ним. По коридору прошли в угловую комнату. Завскладом плотно закрыл дверь:
— Есть один разговор, палван.
Бекназар увидел в пустой комнате кресло, направился к нему, как вдруг громовой удар в затылок пошатнул его…
В тот момент, когда Бекназар еще садился в машину, его мать выбежала из дома, чтобы остановить его, она очень хотела, чтобы сегодня он пошел к невесте. Но сын не услышал ее, уехал.
Муж строго увещевал жену:
— Зря, старая, шумишь… Наш сын не младенец, чтобы мы клали его в люльку, когда захотим.
Но ее не утешили эти слова.
— Отец, не знаю, что со мной. Ты же знаешь, я никогда не показываю вида, что сын меня беспокоит. А тут сама не помню, как сорвалась с места, что-то крикнула ему, а он и не посмотрел на меня. Его увезли, отец, увезли от нас.
Хаиткулы в это субботнее утро проснулся тоже позже обычного, и проснулся не в хорошем настроении. Суббота, но отдыха не получится. Если он и его сотрудники будут отдыхать, то преступники за два дня могут такого наворотить, что задержат или вовсе сорвут раскрытие своих темных дел.
Он послонялся по дому, помог Марал по хозяйству, посидел у телевизора. Затем решительно оторвался от экрана, по телефону вызвал служебную машину и направился к выходу. Нашел на вешалке плащ, сказал жене:
— Надо идти. Извини, надо…
Марал понимающе смотрела на мужа, и никакой досады на него у нее не было. Она и слова не сказала ему, лишь крепко поцеловала.
Машина уже ждала его, он попросил шофера ехать к Бекназару. «Надо побыть с ним вместе. Наверное, парню нелегко. Заварилась каша. Может, к родителям невесты и мне зайти?..»
Недалеко от дома Бекназара откуда-то из-за домишек вдруг выскочило такси и, опередив машину, в которой был Хаиткулы, притормозило у самой калитки двора Бекназара. Капитан схватил за руку шофера:
— Поезжай тише, еще тише…
Хаиткулы увидел, как из машины вылез Бекназар, как он помахал рукой оставшимся в такси и вошел во двор. Такси тронулось.
— Быстро… Обгоняй. Ну дела — чуть не нарвались!
Когда их машина поравнялась с такси, Хаиткулы попытался рассмотреть сидящих в нем, но плечо шофера мешало ему. Он с досадой хлопнул ладонью себя по колену:
— Черт возьми! Ничего не видно.
Шофер обернулся к нему:
— Товарищ капитан, я видел, кто там сидит: впереди толстяк, сзади две женщины и еще один — здоровяк такой. А этот, который вышел, значит, сидел впереди. Что, остановимся?!
— Нет.
— Посмотрим, куда поедут?
— Не надо. Гони вовсю, пусть видят, что мы уехали.
Минут двадцать они кружили по городу. Потом проехали разок мимо дома Бекназара и, убедившись, что рядом нет никого, кто наблюдал бы за домом, вернулись еще раз. Хаиткулы вышел из машины, взбежал на крыльцо и постучал.
Бекназар обрадовался появлению капитана. Но Хаиткулы, не дав ему слова сказать, буквально потащил его к машине.
И, только отъехав подальше, Хаиткулы спросил:
— Ну, старина, как чувствуешь себя? По тебе вижу, опять что-то было…
— Вот что произошло, товарищ капитан, — меня избили…
Он подробно рассказал о событиях.
Хаиткулы внимательно слушал его, прервав один только раз:
— Негодяи! Сговорились заранее. Но как тебе удалось вырваться?
— Я сначала и правда растерялся, но потом, когда Нерзи Кулов стал меня допрашивать, я понял, что он тянет время. Ждет, наверное, что я сознаюсь… Но потом я успокоился, почувствовал, что нож он убрал. Свет из коридора пробивался под дверь через щелку, и я хорошо различал этого парня. Я ждал, когда он станет напротив меня, у кресла. Ноги-то не были связаны… Я выждал и изо всех сил ударил его ногами в живот. Рисковал, что промахнусь или удар окажется слабым, я же привязан был к креслу… Но не промахнулся. Он скорчился от боли, но не закричал. Я думал — закричит, сбегутся другие, но, видно, не все были в сговоре… Чувствую, что веревки на руках почти не держатся. Завмаг, конечно, в спешке не мог меня привязать как следует. Так я освободился. Ух и зол же я был на них, товарищ капитан! Чуть все не испортил. Хотел кинуться прямо туда, на них всех, на Ханум и эту шайку, хотел разметать их во все стороны… Завмаг меня и охладил. Я ему дал еще пару затрещин, так что он перегородку чуть не пробил насквозь. Слышу, взмолился: «Палван! Палван! Я же пошутил. Что ты делаешь? Мы же разыграли тебя!» Я ему говорю: «Понимаю, что шутишь, поэтому инвалидом тебя сделаю». — «Что ты, что ты! — причитает. — Думаешь, вход в этот дом, где брильянты дарят, бесплатный? Вот ты, новичок, и заплатил за вход! Вижу теперь — свой парень. Другой на твоем месте давно уж раскололся бы, а ты понял, что я пошутил. Это, ей-богу, правда…» Ну, мы немного отряхнулись и пошли к Ханум, выпить за ее здоровье… Она держалась так спокойно, как будто я выходил прогуляться на свежем воздухе. Ни о чем не спросила, а когда я попросил разрешения уйти, держать не стала… Думаю, товарищ капитан, что они сейчас разделили большой куш и сделают антракт.
— Антракт, антракт… Что-то с трудом верится, Бекназар. Будь внимателен в эти дни. Если удастся с поличным накрыть экспедитора, то конец операции близок… Будь начеку, Бекназар!
В понедельник в полуденное время в кабинете начальника угрозыска зазвонил телефон. Хаиткулы услыхал его в коридоре, когда шел на обед. Телефон звонил настойчиво и как-то тревожно, поэтому пришлось вернуться и поднять трубку. Человек, звонивший в милицию, видимо, очень волновался, поэтому Хаиткулы не мог его сразу понять. К тому же звонивший то и дело переходил на азербайджанский язык — так ему, видно, легче было объяснять:
— Начейник, ёлдаш… гелмшидилер… затлар… Гелсэниз горурсиз… гелмшидилер… («Начальник, товарищ… они приехали… в общем… Приедете, увидите… они приехали…»)
