Марджори Аллингхэм - Тайна Чаши
— «Хранительница чаши», — растерянно произнес мистер Кемпион. — Что это? В первый раз слышу.
— Все очень просто, — помолчав, как бы раздумывая, отвечать или не отвечать, сказал Валь. — Во времена средневековья, когда мужчины обыкновенно воевали, старшая дочь, которую не выдавали замуж, оставалась дома и жила в Доме Чаши при чаше. Естественно, когда наступили более мирные времена, об этом постепенно забыли, пока почетную обязанность не приняла на себя тетя Диана, став вдовой. Она больше ни о чем думать не могла. Конечно же, папа пришел в ярость, но такую женщину никто не в силах остановить, если она что-то задумала.
— Да-а… А что еще можно сказать о ней?
— Она немножко помешана на ложно мистическом культе, по крайней мере, была помешана до моего отъезда. Носит странные платья и гуляет по ночам, общаясь со звездами и пугая зверей. Она безобидна, но глупа. Думаю, если кто-то попытается закинуть удочку, она всю округу подымет на ноги своими криками.
Престарелый официант принес неизменный холодный ростбиф и молча удалился. Валь продолжал:
— С отцом, думаю, никаких трудностей не будет. Вы ведь знаете, почему я уехал, правда?
— Нет, — как можно незаинтересованнее произнес Кемпион. — Что-то там было в Кембридже как будто…
— Я женился в Кембридже, — с горечью сказал Валь. — Все, как обычно. Она была очень красивая. Там таких много крутится возле нас. Ну, я позвонил отцу, а он разозлился и наполовину уменьшил мое содержание, так что она… — Валь пожал плечами. — Она уехала обратно в Кембридж.
Он немного помолчал, потом, смущаясь, спросил:
— Ничего, что я вам об этом рассказываю? Мне показалось, вы должны знать. Итак, я возвратился в Санктьюари, и наш адвокат Хепплуайт уже оформил все бумаги на развод, когда я получил от нее письмо. Она заболела и жила в ужасных условиях в Лондоне. Отец опять впал в ярость, но я уехал и ухаживал за ней, распродавая все, что у меня было, пока она не умерла. Домой я не вернулся. Хепплуайт несколько раз пытался встретиться со мной, но у него ничего не вышло. Печальная история, как видите. Женщины всегда вносят беспорядок в нашу жизнь.
— Ну, не знаю, — подумав, проговорил мистер Кемпион и вновь надолго замолчал.
Пока они были заняты разговором, в залу вошла женщина и громко поздоровалась с одним-двумя знакомыми, проходя к своему столику. Все притихли, и только тогда молодые люди, уединившиеся в углу, обратили на нее внимание.
По виду она принадлежала к сельскому дворянству, которого, увы, много в Англии и, к счастью, мало в остальном мире. В высшей степени самоуверенная, она обладала несколько мужской внешностью, так как у нее были широкие плечи, узкие бедра и коротко подстриженные волосы. Великолепно сшитый костюм отлично сидел на ней, а шею закрывал узкий белый воротничок блузки.
Наделав много шуму, она села так, чтобы видеть всех и все. Надо признать, лицо у нее было приятное, даже красивое, хотя слово «прелестное» по отношению к нему прозвучало бы нелепо. Бледные щеки, длинноватый прямой нос, близко посаженные умные серо-голубые глаза. Бросив в соседнее кресло перчатки, шарфы, бумаги, она громко позвала официанта.
Очевидно, здесь многие ее знали и, может быть, даже побаивались, по крайней мере, в зале стало намного тише. Так бывает, когда в переполненном помещении появляется знаменитость.
— Только этого не хватало, — отвернувшись, проговорил Валь.
Кемпион вскинул брови.
— Кто эта своенравная дама?
— Миссис Дик Шэннон, — тихо ответил Валь. — Неужели вы о ней не слыхали? Она держит конюшню в Хиронхоу-хит. Дама с характером. Мы с ней знакомы. Прикройте меня, а то у нее ястребиный взгляд.
Кемпион старался, как мог, но когда они собрались уходить, то им пришлось пройти мимо ее столика, и хотя Валь шел быстро, но все же недостаточно быстро, чтобы незаметно исчезнуть.
— Валь! Гирт!
Она восклицала так до тех пор, пока жертве миссис Дик Шэннон не показалось, что весь город слышит его имя. К тому же, она железной хваткой вцепилась в его рукав.
— Значит, ты вернулся? Вот уж не знала, что ты помирился с отцом. — Об этом она тоже прокричала на весь зал. — Когда же это случилось?
С привычной грубостью она полностью игнорировала присутствие мистера Кемпиона, который несколько мгновений потоптался на месте, а потом отправился на поиски официанта, чтобы расплатиться за обед.
Оставшись один, Валь попытался вырваться из ее мертвой хватки, зная, что все в зале напряженно ждут его ответа. Гирты были отлично известны в этой части страны.
Миссис Дик, с одной стороны, нравилось всеобщее внимание, с другой — она его презирала.
— Я только что из «Башни». Пыталась уговорить твоего отца продать мне пару однолеток. Что ему с ними делать? Я уж и так, и этак расписывала трудности, которые приходится преодолевать, когда растишь скаковых лошадей. У него же конюх — дурак. И тетю твою я тоже видела. Она все глупеет.
Валь набрал полную грудь воздуха и пробормотал что-то, похожее на «до свидания», после чего миссис Дик энергично пожала ему руку.
— До свидания, до свидания. Еще увидимся. Скажи своему отцу, что я все равно заполучу его однолеток, даже если мне придется их украсть. Ему их не вырастить.
Валь вежливо улыбнулся и пошел прочь.
— До меня дошли слухи о смерти твоей жены… Прими мои соболезнования, — прокричала миссис Дик на прощание.
Валь чуть не бегом бросился к двери и был весь в поту, когда на пороге его встретил Кемпион.
— Поехали, — взмолился он. — Ненавижу эту женщину.
— «Она лишь мимо прошла». Увы, продолжение песни к ней не относится, — проговорил Кемпион. — Наверное, это ее машина — Он показал на красно-белый «фрэзер-нэш». — А вот и Лагг. Кажется, он что-то разнюхал.
В самом деле, Лагг был необычайно взволнован.
— Ага — прохрипел он, подойдя поближе. — У меня кое-что есть. Пока вы там изображали джентльменов, я, между прочим, работал.
Однако рассказывать он наотрез отказался, пока они снова не оказались в «бентли» и не выехали за пределы городка.
— Кого, как вы думаете, я видел в баре?
— Какого-нибудь старого дружка — ответил Кемпион, старательно объезжая фургон, выскочивший из-за грузовика.
— Ага! Мэтта Джонсона! Самого отвратительного, самого гнусного, самого грязного мошенника из тех, что крутятся на скачках.
Кемпион насторожился.
— Из кливерской банды? Он был один?
— Я как раз к этому подхожу, — обиделся Лагг. — Вечно вы меня перебиваете. Он там разговаривал с каким-то смешным бородатым типом. Похож на художника. Это я вам говорю… Он напомнил мне тех из Блумсбери, которые приходили, садились на пол, посылали меня за «кьянти» и селедкой, а сами разговаривали и разговаривали, сидя рядышком возле окошка. Мне ничего не оставалось, как затыкать уши ватой.
Но это не самое интересное. Самое интересное другое. Художник этот, или он похож на художника, живет в «Башне». Мне бармен сказал, когда я стал смеяться над ними, так что это точно. Друзья леди Петвик, так он сказал. Вам это ни о чем не говорит?
Кемпион сверкнул глазами так, что это было видно, даже несмотря на очки.
— Интересно… Значит, он…
— Да, — перебил его мистер Лагг, — он о чем-то секретничал с Мэттью Джонсоном. А я знаю отличных детективов, которые с удовольствием арестовали бы его прямо сейчас.
Глава пятая
Пенни: пища для размышлений
Деревня Санктьюари словно затерялась в той части Суффолка, куда поезда не ходят и автомобилисты не ездят, да еще она располагалась на отшибе, поэтому сворачивали на обсаженную вишнями дорогу лишь те, кого вели в нее дела. По обе стороны от нее возвышались крутые горы, и на вершине одной из них стоял норманнский собор, а на вершине другой — «Башня». Но места здесь были красивые и достойны кисти художника, несмотря на все страхи и суеверия.
Небольшая речушка пересекала дорогу, разделяя две горы, на склонах которых были расположены старинные дома, еще елизаветинской поры, похожие на заснувших овец на лугу. И даже керосинная лавка кузнеца в старинном паровом котле, доставленном сюда Бог знает откуда, имела здесь странную первозданную прелесть. Это была сказочная деревня, населенная людьми, которые, если не носили любимые киношниками белые блузы, то в воскресенье утром, надев неведомой старины цилиндры, обязательно взбирались по крутым ступеням, выбитым в горе, стараясь не опоздать на службу в соборе.
Постоялый двор «Три барабанщика» находился на северной горе, и его левая сторона была на добрых два фута ниже правой. Построенный в стародавние времена из дуба, он весело желтел штукатуркой и сверкал на солнце красной черепицей, а кое-кого привлекал и своими тремя входами-выходами, главный из которых был на уровне дороги и вел в коридор, а два других, один из которых был слева и чуть выше, а другой — справа и чуть ниже — в бар и пивной зал.
