Роберт Синклер - Идеальное убийство
Давая объяснения, Конвей заметил, что на лице одного из патрульных появилась насмешливая мина. Повернувшись к напарнику, тот ухмыльнулся и подмигнул, потом снова посмотрел на Конвея.
— Ну, и чего же вы хотите от нас, приятель?
— Как — чего? Чтобы вы поискали ее.
— А почему бы вам не позвонить домой? Может, ваша благоверная уже там.
— Я только что звонил. Говорю вам, она бы не уехала одна.
— А может, она и не одна, — патрульный уже не скрывал насмешки. Конвей догадывался, о чем тот думает. Что ж, неплохо.
— Вы не понимаете, — долдонил он свое. — Она никогда не…
— Слушайте, приятель, вы хотите заявить об исчезновении жены и угоне машины?
— Нет-нет, я просто подумал, что, может, вы поищете ее поблизости… Я бы с вами поездил…
— Мы не обслуживаем пассажиров, — отрезал патрульный. — Можем принять у вас заявление. Если хотите подождать, то ступайте в ближайший полицейский участок и заявите там. Советую не торопиться.
— Спасибо, но… Вы поищете ее?
— Так уж и быть. Какая машина?
Конвей описал машину и назвал номер, но полицейские ничего не записали, и он понял, что они не намерены сообщать в управление.
— Я еще здесь посмотрю, а потом позвоню домой, — сказал Конвей. — В какой участок лучше пойти, если я надумаю заявить о пропаже?
— На Уилкокс-авеню.
Следя за отъезжавшей машиной, Конвей покосился на скамейку у трамвайной остановки. На ней сидело трое людей. Значит, трамвай недавно прошел, а следующий появится через тринадцать минут.
Полицейская машина замедлила ход на углу и свернула на юг. Итак, они будут осматривать аллею. Конвей быстро зашагал к стоянке. Пройдя полпути до аллеи, он увидел впереди отсвет фар, шмыгнул за какой-то автомобиль и, дождавшись, когда патрульная машина медленно проползет мимо, торопливо пересек улицу, нырнул в проход между зданиями, подбежал к своей машине, огляделся и сел за руль. Запустив мотор, но не включая фар, Конвей медленно выехал в аллею. Он мог свернуть налево, в сторону, противоположную той, куда поехали патрульные, но это было чревато встречей с полицейскими, которые, возможно, захотят сделать круг. Поэтому он поехал направо, надеясь, что патрульные не остановились за ближайшим углом. Добравшись до перекрестка, Конвей свернул к югу и только тогда зажег фары.
После отъезда патрульных прошло три минуты. Через десять минут к кафе подойдет трамвай. Конвей заранее присмотрел три места, где можно было оставить машину. С учетом запаса времени он остановил выбор на Фултон-стрит. Направляясь туда, Конвей вдруг с пугающей ясностью осознал, сколь огромна разница между планированием идеального убийства и его осуществлением. Шансы быть пойманным на этом этапе казались ничтожными. Но теперь, когда в машине труп, все выглядело иначе. Авария, нарушение правил движения, любое пустячное происшествие — и пиши пропало. В первоначальном плане не было предусмотрено сумасшедшее везение, но и жестокому невезению там места не отводилось. Конвея прошиб пот. Понимая, что в таком состоянии выполнить задуманное будет еще труднее, он собрался с силами, открыл «бардачок», достал оттуда полотенце и надел шляпу и перчатки. Остановившись перед светофором, он скомкал полотенце, засунул его под пиджак, застегнулся и поднял воротник. Потом прилепил усы и посмотрел на себя в зеркало. В темноте сойдет, подумал он. У полицейских будет словесный портрет совсем другого человека.
Фултон-стрит Конвей выбрал потому, что здесь стояли частные особняки. Каждый дом имел террасу, и, когда Конвей проезжал здесь, готовя преступление, он видел едва ли не на всех этих террасах влюбленных. Это было очень хорошо: ему требовались свидетели.
Но сегодня то ли из-за похолодания, то ли по иной причине, улица была безлюдна. На миг Конвея обуял страх. Менять планы и импровизировать было поздно. Ехать к другим заготовленным заранее местам — тоже. На Фултон-стрит он рассчитывал обеспечить себе алиби. Мгновение спустя Конвей облегченно вздохнул: в конце квартала на крыльце сидела парочка.
Он решил поставить машину рядом с этим домом, развернулся и принялся задним ходом въезжать на тротуар. Бордюр оказался таким высоким, что крыло или бампер машины чиркнули по бетону. Уж теперь-то меня наверняка заметят, решил Конвей.
Заглушив мотор и погасив фары, он поднял все стекла, еще раз закрепил усы, вылез из машины и быстро зашагал по улице. Ни во дворах, ни на тротуарах никого не было, но теперь у него есть как минимум два свидетеля, способных сказать, во сколько на улице появилась машина. Для алиби вполне достаточно.
Если бы он поехал в участок трамваем от кафе, пришлось бы ждать на остановке тринадцать минут, а потом еще одиннадцать минут ехать до перекрестка бульвара Санта-Моника и Уилкокс. После отъезда патрульной машины прошло десять с половиной минут. За оставшиеся тринадцать с половиной предстояло покрыть расстояние в одну и четыре десятых мили, чтобы добраться до остановки, от которой потом надо было еще шагать в участок. Это означало, что требуется преодолеть милю менее чем за десять минут, что совершенно невозможно при средней скорости ходьбы. Конвей рассчитывал, что полиция так и подумает. Свернув за угол, он ускорил шаг. Накладные усы мешали дышать, и Конвей снова сунул их в карман: больше не нужны. Его должны были заметить, когда он вылезал из машины, теперь же, наоборот, следовало превратиться в невидимку. Повернув за очередной угол, он стянул и спрятал в карман перчатки. Затем, оглядевшись, вытащил полотенце, разорвал его на четыре части и бросил в сточные канавы по обеим сторонам улицы. Со шляпой он обошелся так же безжалостно.
Теперь Конвей шагал на пределе своих возможностей; он начал потеть, заболели голени. И все же скорость была недостаточной, а пуститься трусцой он не решался: бегущий мужчина на темной улице — что может быть подозрительнее?
И еще надо было избавиться от усов. Конвей принялся рвать их и разбрасывать клочки. Пот струился по лицу, одежда липла к телу.
Он намеревался идти к цели зигзагами, но теперь пошел прямо: времени не оставалось, а он должен был по крайней мере увидеть трамвай. Последний квартал он преодолевал уже через силу и вышел на бульвар, когда трамвай проезжал мимо. Конвей увидел то, что хотел: в трамвае было довольно много пассажиров, и присутствие либо отсутствие одного человека едва ли будет замечено. Теперь можно было замедлить ход, чтобы не привлекать внимания. Трамвай не остановился на перекрестке: там горел зеленый светофор. Но зато остановился на следующем пересечении, возле Кауенга-авеню. Конвей немного успокоился: теперь он укладывался в график.
Надо было немного остыть, стереть пот с лица и рук и пройти еще три квартала. Конвей еще раз повторил историю, которую намеревался рассказать в участке.
Когда он вошел, дежурный сержант с легким недовольством оглядел его. Послеобеденная суета и поиски угнанных машин закончились, а время пьяниц еще не наступило. Поэтому Конвей нарушил небольшое затишье в работе полиции.
— Сержант, у меня пропали жена и машина.
— Да? Как это произошло?
Конвей изложил суть дела.
— А почему бы вам не позвонить домой? — предложил сержант.
— Я уже звонил, но… А который теперь час? Двадцать пять одиннадцатого? Что ж, попробую еще раз.
— Телефон в углу, — сообщил сержант и снова уткнулся в газету.
Конвей набрал номер и уже без спешки (время его обращения в участок было зафиксировано) принялся слушать длинные гудки.
— Не отвечает, — сказал он, наконец.
Сержант неохотно отложил газету и достал бланк заявления.
— Вы уверены, что хотите заявить об исчезновении? Почему бы не потерпеть до утра? Может, она просто поехала с кем-нибудь выпить кофе?
— Нет. Она никогда так не делала. Ей не нравится водить машину, и она не уехала бы без меня. Это смешно… — «Осторожно, не переиграй!» — мысленно предостерег он себя. — Кроме того, мы здесь почти никого не знаем.
Конвей заметил ухмылку на лице сержанта.
— Я знаю, что у вас на уме, — с негодованием проговорил он. — Моя жена не из таких.
— О, нет, я ничего такого и не думал, — поспешил оправдаться сержант. Потом взял ручку и приготовился писать. — Итак, где это произошло?
Конвей повторил свою историю, расписался на двух бланках и собрался уходить, когда в участке появились двое полицейских.
— Не забудьте позвонить нам, если жена объявится! — крикнул сержант вслед Конвею. Ему не терпелось поведать о незадачливом муже своим сослуживцам.
В автобусе Конвей продолжал играть роль, но дома, даже не выпив, хотя желание было, тотчас приступил к делу. Он сунул поднятую в кинотеатре перчатку в ящик своего стола, собственные перчатки положил в другой, а бумажник — в жестяную коробку, где хранились страховые полисы. Вывернув карман, в котором лежали усы, Конвей тщательно пропылесосил его.
