Марина Серова - На ловца и зверь бежит
— Вполне. Да это же сущая безделица!
Удовлетворенно шмыгнув носом, Степа предложил сгонять еще за одной бутылкой. Я категорически отказалась, сославшись на то, что и так уже дошла до кондиции. Степан с неохотой согласился и далее забросил удочку по поводу того, чтобы остаться у меня. Я усмехнулась с беззлобной иронией и отделалась шуткой:
— Дядя Степа, по-моему, с этим мы давно все решили. Не нужно возвращаться к прошлому. Разве дружба так уж мало стоит?
— Тань, убеждать ты всегда умела, как и уходить от ответа, но сама понимаешь, любой мужчина в подобной ситуации будет, как утопающий, цепляться за соломинку, чтобы все начать сначала.
— Я тебе сочувствую, Степа, но…
— …помочь ничем не можешь, — на свой дружелюбно-ностальгический манер закончил Степан мою отрезвляющую реплику и смиренно подытожил: — Ну ладно, объявляю вопрос закрытым.
— Вот и славненько, к чему нам лишние проблемы? — довольно цинично сказала я.
Прошло еще часа два, прежде чем Степан решил откланяться. В прихожей, уже одевшись, он никак не мог выпустить меня из своих объятий, бормоча комплименты и слова признательности. Захлопнув за ним дверь, я облегченно вздохнула. Завтра Степан будет как стеклышко и избавит меня от потока обольщающих речей.
Я убрала со стола остатки прежней роскоши, поставила порожнюю бутылку в мусорное ведро.
Итак, срочно нужно произвести два обыска: для профилактики — у Ларионова и исходя из соображений логики — у Лысенко. Оба работают, значит, в течение дня их квартиры будут в моем распоряжении. И тот и другой одиноки, на сей счет Степан также просвятил меня. Подружка Лысенко живет самостоятельно, а Ларионов, этот, по выражению Степы, червь журналистики, наверное, не обзавелся семьей, чтобы ничто не могло помешать его звездной карьере.
Перелистывая привезенный из Парижа альбом с цветными фотографиями достопримечательностей, я предавалась сладким и мучительным воспоминаниям. Кто бы мог подумать, что, приехав в Тарасов, я попаду, что называется, с корабля на бал. Железный обруч, сдавивший мою голову, заставил меня принять аспирин. Я решила лечь пораньше, ведь завтра нужно быть внимательной и сосредоточенной.
* * *Всю ночь по стеклам стучал дождь, и утром, выглянув в окно, я увидела такое же, как вчера, покрытое серыми тучами небо, унылые крыши частного сектора, мокрые, всклоченные ветром ветви и на них жалких нахохленных воробьев. Взглянула на часы: ровно девять. Хотела принять душ — не тут-то было, на тебе, горячую воду отключили. Зато холодная вода живо разбудила меня, колюче смыв с лица остатки приятной утренней дремы.
Приведя себя в порядок, я занялась завтраком. Проглотила пару бутербродов с сыром и, запив их кофе, сполоснула посуду. В подъезде с оглушительным грохотом открывались и закрывались тяжелые железные двери.
Первая фаза этого несносного хлопанья и скрежета приходилась примерно на семь-восемь часов, вторая — на девять-десять, обычно в это время домохозяйки и пенсионеры отправлялись штурмовать магазины, собесы, аптеки.
Я оделась по-походному: джинсы, джемпер. Сделала легкий дневной макияж и, нацепив «харлейку», провела смотр ключам и отмычкам, распотрошив висевший в прихожей рюкзак. Все на месте, «макаров» тоже при мне.
Я вышла на лестничную площадку и, закрыв за собой стальную дверь, изготовленную по спецзаказу фирмой «Кайзер», сбежала по ступенькам, не дожидаясь вечно занятого лифта.
Дождик еще моросил, ветер вздыбил его влажную пепельную завесу, обрушиваясь на головы прохожих холодными каплями. Я села в машину и включила «дворники». Осенний город производил унылое впечатление, если не считать ярких, пестрых зонтов, плывших по мокрым тротуарам.
Выехав на Московскую, я свернула в сторону Волги и через пять минут была уже на месте. С проходной позвонила Степану. Он немедленно спустился, являя собой образец примерного сотрудника газеты.
Степан был одет в белую рубашку с галстуком и строгий деловой костюм, в знакомых голубых глазах пламенели искорки смеха.
— Ну, ты точна, точна, — восхищенно сказал он, протягивая мне сложенный вчетверо лист бумаги.
Я сунула бумажку в карман и, поприветствовав, поздравила Степана с выполненным заданием.
— Ну, выспался, молодец.
Степан пристально смотрел на меня. Я подумала, что замеченные вчера морщинки у его глаз появились, наверное, от сосредоточенности взгляда. Надо сказать, что утренний Степа являл полный контраст Степе вечернему. Ныне он был подчеркнуто вежлив, подтянут, строг, но и любезен.
— Странное дело, Ларионова я сегодня еще не видел. Обычно он уже в восемь как штык в редакции.
— Может, проспал в первый раз? — хихикнула я, зная, что забот нынче у Ларионова полон рот.
— Не знаю, не знаю, — неопределенно ответил Степан покачивая головой.
— А Лысенко тут?
— Да, трудится с девяти часов. Сегодня он растерянный какой-то, хмурый сверх нормы. — И, снова обретая шутливый тон, Степан восхищенно прищелкнул языком: — Куртка на тебе клевая!
— Ну ладно, Степа, большое спасибо, век не забуду, — я дружески похлопала его по плечу.
Мы распрощались, клятвенно заверив друг друга, что встретимся в самое ближайшее время.
В салоне автомобиля я развернула белый лист. Так, значит, Ларионов живет на Большой Горной, а Лысенко — за вокзалом на улице Емлютина. Я направилась к Сенному.
По моим подсчетам, дом Ларионова находился недалеко от Колхозного рынка. Однако нужно быть осторожной, Степан сказал, что он его сегодня не видел. Может, Виктор все еще дома? А столкнуться с ним в его квартире нос к носу не входило в мои планы. Телефона у него, как нарочно, не было.
Я подъехала к многоквартирному, многоэтажному кирпичному айсбергу, выключила мотор и вошла в один из шести зевов-подъездов этого гиганта. Судя по нумерации, указанной над каждым крыльцом, квартира Ларионова должна находиться именно здесь. Лифт не работал — еще одно досадное недоразумение.
Я была уже почти на втором, когда услышала этажом выше шарканье ног и слабый щелчок закрывающейся двери. Мимо меня, прикуривая на ходу, спускались два парня в навороченных кросcовках и коротких кожаных куртках. Один был ростом около ста девяноста сантиметров, плотный, с мясистым носом, лет двадцати. Он шел немного сутулясь, глядя себе под ноги. Второй был почти на голову ниже, его маленькие цепкие глаза на худощавом лице дерзко смотрели прямо на меня. Он был лет на пять старше своего приятеля и выглядел, как мне показалось, более умным, чем первый, или, точнее, более хитрым.
Поднявшись на третий этаж, я подождала, пока внизу не смолкли все шумы, и посмотрела на дверь, ведущую в квартиру Ларионова.
«С этой дверью придется повозиться», — вздохнула я, глядя на ее металлическую поверхность.
Но когда смолкла трель звонка и я нажала на хромированный рычаг защелки, к моему удивлению, дверь оказалась не заперта, и, ступив внутрь, я мягко прикрыла ее за собой, стараясь не шуметь.
В комнате царил страшный беспорядок: все вещи валялись на полу и на стульях, перевернутые ящики письменного стола лежали рядом, газеты, журналы и листы писчей бумаги, разбросанные кругом, дополняли картину разгрома.
Ларионов лежал на полу среди этого бардака у входа в спальню. Голова его была неестественно повернута на бок, на виске бурел огромный кровоподтек, небольшая лужица крови, вытекшая изо рта, уже подсохла. Примерно в метре от тела я обнаружила несколько капель крови, очевидно, брызнувшей из рассеченной головы Ларионова. Рядом валялась массивная хрустальная пепельница, по всей видимости — орудие убийства. Да, случилось действительно то, чего я опасалась: Ларионов оказался дома.
Теперь, в качестве трупа, он вряд ли мог мне помешать, если не принимать в расчет того обстоятельства, что обыск уже кем-то сделан. Но явно не профессионалом. Поэтому я решила еще раз осмотреть все потайные закоулки квартиры, где могли бы находиться бумаги, но мои усилия оказались тщетными: того, что я искала, нигде не было. Закончив с обыском, я возвратилась к пепельнице — на ней могли оказаться «пальчики» убийцы. Отыскав на кухне пластиковый пакет, я осторожно, едва прикасаясь, тщательно упаковала свою единственную находку, если ни считать бездыханного тела Ларионова.
Глава 3
Офис бывшей компании «Авторитет», нынешнего «Раритета», располагался на восьмом этаже крупнопанельного здания, чей по-весеннему лазурный цвет резко контрастировал с унылым серым кирпичом окружающего жилого массива. Предъявив постоянный или временный пропуск и проскользнув между железными лопастями обычной входной вертушки, вы попадали в хорошо освещенную расселину между двумя системами лифтов: два пассажирских и два грузовых.
Пять просторных комнат, из которых две были смежными, составляли рабочую резиденцию Гарулина, если не считать небольшого помещения, отведенного под «чай-кофе» и сообщающегося с комфортабельной прихожей. В ней за классическим дорогостоящим столом из черного дерева восседала смазливая, длинноногая топ-модель-секретарша. Ее томные манеры тем не менее весьма счастливо сочетались с быстротой реакции, которую от нее требовала нелегкая, надо сказать, нервная работа под тяжелым оком генерального директора.
