Татьяна Ярославская - Золотой скорпион
Компании «Дентал-Систем» тоже было, что показать на этой «ярмарке чудес». Даже учитывая, что показано было далеко не все, лишь верхушка айсберга, результаты были поразительными. Биолого-фармацевтическая группа компании представляла ни много ни мало – лекарство от рака. Маша могла поклясться, что это и есть пресловутые нанороботы, создание которых еще только предвидится. В кровь пациента вводились крошечные белковые капсулы, содержащие препарат, созданный из лекарственных растений. Белковая оболочка сама распознавала раковые клетки, прикреплялась только к ним, высвобождала препарат – и раковая клетка превращалась в биологическую пыль. Группой руководила интереснейшая женщина, доктор наук, Ядвига Степановна Дубова, с виду страшная и дряхлая старуха, которая еще год назад жила в заброшенной деревне и под именем бабы Яги лечила и травила приходивших к ней пациентов всевозможными травами, грибами и иными дарами природы. Обозлившись на судьбу, в одночасье лишившую ее работы, молодости, семьи, Яга плевать хотела на то, что сеет не только выздоровление, но и смерть. Невольно она едва не оказалась виновницей смерти и Ильдара Каримова, и Маши Рокотовой. Прошлым летом черные рейдеры, пытавшиеся захватить компанию «Дентал-Систем», использовали яды, изготовленные и проданные Ягой, чтобы устранить с дороги крупных акционеров компании. Но именно Ядвига и спасла обоих, вовремя дала противоядие Маше, а Ильдара, у которого после отравления отнялись ноги, вылечила и вернула к полноценной жизни.
Второй, уже признанной мировой научной общественностью разработкой компании был нейротранслятор, прибор, позволявший удерживать канал перехода человеческой души в момент смерти в информационную форму. Он позволял устанавливать контакт с умершими людьми, сканируя инфосферу и находя в ней конкретную человеческую душу. Пока прибор позволял установить контакт пациента только с недавно умершим и родным человеком, этот контакт был зыбким и недолгим, но он был! И вот сегодня академик Елабугин, глава нейро-информационной группы, представил новую модификацию прибора. Теперь он позволял не вживлять пациентам в мозг микропроцессоры, а обращаться к нейронам и клеткам напрямую, без хирургических вмешательств. И если новые технологии позволят повысить быстродействие прибора и увеличить скорость сканирования, возможности поиска души будут практически безграничны. Конечным результатом таких разработок может стать даже возвращение любой души в искусственно воссозданное нанороботами тело.
У Рокотовой разболелась голова. Бессмертие. Это было такое большое понятие, что в ее голову оно не помещалось, давило и разрывало мозг на части.
– Неужели ты не хотела бы жить вечно? – спросил ее Павел Иловенский.
Он, разумеется, тоже приехал на открытие центра. Мало того, что он курировал работу Ильдаровой компании от правительства, Павел был теперь еще и совладельцем, в прошлом году он купил один из крупных пакетов акций.
– Я не хочу жить вечно, – ответила ему Маша. – Я сойду с ума с тоски. Ты останешься?
– Нет, – грустно улыбнулся он. – Я не могу, сейчас у нас с Ильдаром встреча с какими-то там иранскими товарищами, и мне нужно сегодня же вернуться в Москву, завтра заседание комиссии по социальным вопросам. Но когда-нибудь я освобожусь совсем, и уж остаток вечности мы обязательно проведем вместе.
Он не остался даже на банкет. Маша тоже извинилась перед Ильдаром и уехала, ей хотелось успеть сдать материал об открытии центра и интервью с премьер-министром в ближайший же номер.
Глава 10
К концу рабочего дня Машу Рокотову вызвал главный редактор.
– Маш, съезди в университет за Волгу.
– Валерий Александрович, я только что с выезда. А что там?
– Убийство.
– Проснулись! Не свежая новость-то. Да и не касается она ни журнала, ни моего отдела.
Главный покачал головой.
– Свежая новость, Маша, свежайшая! Только сообщили. Девочку, лаборантку с кафедры убили. Итого – двое. Бери Сережку и поезжай, надо с ректором поговорить и со свидетелями. Ты ж там всех знаешь, лучше тебя все равно никто не сделает.
Маша вздохнула: хитрец, знает, что не пронять ее комплиментами, а все равно льстит.
– Поедешь? – улыбнулся Коробченко.
– Уехала уже!
– Никого не принимает! – отрезала секретарша ректора. – Весь день милиция была. Теперь – все, даже дверь запер.
– Понятно, – сказала Рокотова и вытащила мобильник. – Виктор Николаевич! День добрый. Знаю-знаю. Под дверью вашей сижу. Да, хотелось бы…
В замочной скважине щелкнул ключ. Садовский впустил Рокотову и тут же снова запер дверь.
Секретарша только покачала головой: запах коньяка, выплывший из начальственного кабинета, мгновенно распространился по приемной.
– Будешь? – спросил ректор, взяв со стола пузатую бутылку.
– Давайте, – обреченно кивнула Рокотова.
Садовский достал из стенного шкафа простую стеклянную рюмку и протер ее концом выцветшей портьеры. Налил коньяк до краев.
Маша аккуратно приняла рюмку, чтобы не пролить, слегка поморщилась: коньяк был плохой, с резким медицинским запахом.
– Черт бы побрал все на свете! – выдохнул ректор и одним махом опрокинул в рот рюмку. Рокотова пригубила. Закусывать было нечем. Садовский занюхал рукавом, Маша – ладонью.
– Слыхала, что творится?
– Слышала. И что?
– Как – что!? Все! Конец это…
– Вам-то каким боком?
– Так мой недострой, будь он неладен! Мои сотрудники. В прокуратуру завтра вызывают.
Садовский снова наполнил свою рюмку, Маша свою отодвинула.
– Виктор Николаевич, жмите на то, что вам этот недострой против воли навесили. Средств на охрану бюджет не дает. Пусть бы город забирал и делал, что хотел.
– Какая ты! – возмутился ректор. – Это ж бешеные деньги. Если достроить, сколько можно…
Маша не дослушала.
– Сколько лет, как строительство встало?
– Десять, – буркнул Садовский.
– Сколько?
– Ну, пятнадцать!
– А без консервации год-два – и можно не браться достраивать. Там уж валится все. Счастье, что не убило никого до сих пор.
– Типун тебе на язык! – взвился ректор.
Маша сама поняла, что брякнула глупость, и глотнула противного коньяку. Задохнулась, закашлялась…
– Это все против меня! Меня свалить хотят, – проговорил Садовский, упал в кожаное кресло и закрыл лицо ладонями.
Рокотова пожалела, что зашла, не хватало ей еще пьяной истерики.
– Виктор Николаевич, – осторожно начала она. – Скорее всего, вас это совершено не касается. Наверняка не касается. Это же явно дело рук маньяка. Место глухое, очень, в определенном смысле, подходящее.
– Обе женщины – мои сотрудницы.
– Совпадение! Здесь больше никто не ходит, только сотрудники да студенты. Здание на отшибе, а жителям из поселка ближе на другую остановку ходить.
– Но прокуратура!..
– Чистая формальность. Вашей вины в том, что происходит, нет.
– Происходит? Ты тоже считаешь, что это только начало? Что все еще не закончилось?
– Да нет же! Не считаю! Я уверена, его поймают!
– Скорее всего, это не мальчишка, – задумчиво проговорил Садовский.
– Конечно, нет!
– Еще Галину Петровну он, может быть, и мог бы… Но задушить Корнееву… Это ж сила нужна. И рост…
Маша возмутилась:
– Никого он не мог убить! Я этого мальчика давно знаю. Вот уж верно: не делай людям добра, не получишь зла. Ведь он ребенок тринадцатилетний, а сейчас сидит под замком, под подозрением, и думает, наверное, что лучше бы оставил старушку умирать, прости, Господи.
– Уж теперь с него снимут все подозрения. Если, ты говоришь, его под замком держали, Ирину – он никак не мог.
Садовский налил себе очередную рюмку.
Рокотова поняла, что интервью с ректором у нее не будет, и попрощалась. Надо ехать в детский дом, пусть выпускают Митьку. Под замком его, конечно, не держат, но гулять не пускают, чтобы участковый, грешным делом, не засек.
– Пьет? – спросила секретарша, как только Маша закрыла за собой дверь ректорского кабинета.
Рокотова кивнула и в свою очередь спросила:
– Часто он так?
Секретарша махнула рукой
– Часто. То все с Борисом Борисовичем пил, а теперь вот один стал. Плохой признак.
– У него ведь перевыборы скоро?
– Не то слово! Похоже, новый учебный год с новым ректором начнем!
– А, – протянула Маша. – Теперь понятно, почему он так психует. Какая уж тут подготовка к выборам, сейчас комиссии пойдут, проверки…
– Хоть бы поймали этого убийцу поскорей! На работу-то ходить страшно, хоть увольняйся.
Через полчаса Маша Рокотова была уже в детском доме.
– Выпускайте Митьку! – сказала она Ларисе Чумиковой. – В университете второе убийство, там же, на стройке.
– Слава Богу, – сплеснула руками Лариса и тут же пришла в ужас. – Что ж я говорю-то! Ох ты! Кого убили?
– Девушку-лаборантку.
