Энтони Беркли - Суд и ошибка
Феррерз оторвался от статьи, которую он правил синим карандашом.
- Болен? Только не он. Если кто и должен был остаться, так это он.
- Остаться?- переспросил слегка озадаченный мистер Тодхантер.
- Он уволен! Беднягу Огилви вышвырнули вон, попросту говоря. Вчера вручили ему чек в размере полугодового оклада и велели убираться.
- Огилви уволили?- мистер Тодхантер был потрясен. Большеголовый мудрый Огилви с невозмутимым и проницательным пером всегда казался ему неотъемлемой принадлежностью "Лондон ревью".- Боже мой, а я думал, он здесь навсегда...
- Стыд и срам!- Феррерз, воплощенное благоразумие, заговорил с неожиданным пылом.- От него просто отделались!
Один из рецензентов беллетристики оторвался от стопки новых романов, лежащей на столе у окна.
- Но зачем?- изумленно спросил он.
- Да из-за этих треклятых закулисных игр и интриг. Вам, старина, в них не разобраться.
Рецензент, который был тремя месяцами старше литературного редактора, добродушно усмехнулся.
- Прошу прощения, шеф,- почему-то ему казалось, что обращение "шеф" Феррерзу неприятно.
- Послушайте, давайте вернемся к Огилви,- предложил мистер Тодхантер.Почему, говорите, ему пришлось уйти?
- По причине внутренней реорганизации, дружище,- с горечью объяснил Феррерз.- Вам известно, что это означает?
- Нет,- ответил мистер Тодхантер.
- Насколько я понял, это значит увольнение всех, кто не боится высказывать свое мнение, и оставить одних подхалимов. В самый раз для такого издания, верно?- Феррерз неподдельно гордился "Лондон ревью" и его репутацией солидного, старомодного, уважаемого и честного журнала со всем полагающимся декорумом, репутацией, которую он продолжал беречь даже после того, как журнал перешел в собственность не заслуживающих уважения хозяев, компании с ограниченной ответственностью "Объединенная периодика".
- Как же теперь быть Огилви?
- Бог знает! На его иждивении жена и дети.
- Полагаю,- заметил обеспокоенный мистер Тодхантер,- он без особого труда сможет найти работу в другом месте?
- Вы думаете? Вряд ли. Он уже не молод, наш Огилви. И потом, увольнение из "Объединенной периодики" - скверная реклама. Запомните это на всякий случай, дружище,- добавил Феррерз, обращаясь к рецензенту беллетристики.
- Платите мне побольше, и вам не придется увольнять меня,- возразил рецензент.
- Что толку повышать вам гонорар? Вы ни разу не состряпали стоящей рецензии.
- Если вам нужна рубрика елейных восхвалений ваших крупнейших рекламодателей, перенасыщенная самыми восторженными и достойными цитирования цветистыми оборотами - нет, такой вы от меня не дождетесь,- пылко заявил рецензент.- Я уже объяснял вам: кропать такие рецензии я не согласен.
- А я объяснял, что вы плохо кончите, дружище. Надо принимать этот мир таким, каков он есть.
Рецензент грубо фыркнул и повернулся к своим романам. Мистер Тодхантер распахнул дверцы вместительного книжного шкафа, гае хранилась историческая литература, но на этот раз его глаза остались тусклыми. Он принадлежал к тем несчастным, которые, вопреки всем доводам рассудка, чувствуют себя виноватыми перед теми, кто попал в беду или оказался в затруднительном положении; неожиданное увольнение и туманное будущее Огилви встревожили его. Мистер Тодхантер считал, что он обязан хоть что-то предпринять.
- Огилви уволил Армстронг?- спросил он у Феррерза. Армстронг был новым главным редактором "Объединенной периодики".
Феррерз, который уже успел снова взяться за статью, терпеливо отложил синий карандаш.
- Армстронг? О нет. Такие решения ему пока не доверяют.
- Значит, лорд Феликсбурн?
Лорду Феликсбурну принадлежала компания.
- Нет. Это дело рук... Знаете, об этом лучше умолчать. Скверное это дело.
- Есть ли шансы, что вас уволят следующим, Феррерз?- полюбопытствовал рецензент беллетристики.- Знаете, я был бы рад видеть на вашем месте литературного редактора, который позволил бы мне хотя бы раз в месяц откровенно называть плохой роман плохим.
- Вы пишете то, что считаете нужным, разве не так? Я вам не мешаю.
- Конечно не мешаете - вы просто вырезаете мои лучшие пассажи,рецензент прошелся по кабинету и встал за спиной редактора. С воплем отчаяния он ткнул пальцем в рукопись, лежащую на столе.- Господи, неужели вы вычеркнули и этот абзац? Его-то за что? В нем нет даже намека на оскорбление. Речь идет всего лишь о...
- Послушайте, Тодхантер. Вот что пишет Байл: "Будь этот роман первым литературным опытом мистера Феркина, это обстоятельство могло бы хоть как-то оправдать словесное недержание, эти помпезные потоки слов, перенасыщенные клише, как крем комками, поскольку они означали бы только одно: что автор еще не научился пользоваться орудиями своего ремесла. Однако к шестому роману мистеру Феркину следовало бы, по крайней мере поверхностно, ознакомиться с английской грамматикой. Что касается содержания, если этот многословный поток и имел некий скрытый смысл, то отыскать его мне не удалось. Возможно, кто-нибудь из моих коллег, на которых произвела впечатление способность мистера Феркина распускать розовые слюни, разглагольствовать до бесконечности, но так ничего и не сказать, снискавшая столь щедрые похвалы его ранним книгам, соблаговолит разъяснить, с какой целью они написаны. Или эта тайна известна только издателям мистера Феркина?" А он утверждает, что здесь нет ничего оскорбительного! Как вы поступили бы на моем месте?
Мистер Тодхантер улыбнулся смущенно и чуть виновато.
- Пожалуй, чересчур откровенно...
- Вот именно!- подхватил Феррерз и перечеркнул злополучный абзац двумя жирными синими крестами.
Рецензент, человек вспыльчивый и несдержанный, в ярости топнул ногой.
- Ничего не понимаю! Проклятье, Тодхантер, вы должны были поддержать меня! Конечно это звучит чересчур откровенно. А почему бы и нет, черт побери? Кто-то давно должен был сказать о Феркине всю правду. Его репутация чудовищно, нелепо раздута. Никакой он не талант - наоборот, бездарность! А хвалебные, приторно-сладкие рецензии критики строчат лишь потому, что одной половине не хватает терпения одолеть его словоизвержения, вот они и предпочитают хвалить, а не критиковать, а вторая половина убеждена: чем длиннее роман, тем гениальнее его автор, поэтому они не обращают внимание на тех, кто способен в четыре раза короче выразить те же мысли. Или же рецензентам известно, что читателям нравятся увесистые тома, вот они и именуют словоблудие талантом. Черт возьми, когда же наконец лопнет этот мыльный пузырь?
- Все это прекрасно, дружище,- перебил Феррерз, которого не впечатлила эта вспышка,- но зачем прибегать к таким радикальным мерам? В конце концов, чтобы уничтожить мыльный пузырь, вовсе не нужен топор мясника. А если я опубликую вашу рецензию без купюр, на следующее утро в редакцию придет дюжина укоризненных писем от чувствительных пожилых дам - о том, как некрасиво нападать на бедного мистера Феркина, который так усердно трудится над своими книгами и не сделал нам ни чего плохого, и с просьбами призвать к ответу своекорыстного, жестокосердного рецензента.
- Но я не преследую никаких корыстных целей!- вскипел рецензент.
- Я-то знаю об этом,- отозвался Феррерз,- а они - нет.
Мистер Тодхантер наугад выхватил из шкафа книгу и на цыпочках выбрался из кабинета. Уже закрывая дверь, он услышал за спиной взволнованный голос мистера Байла:
- Прекрасно, я увольняюсь! К черту ваших пожилых дам! Я не намерен потакать им. Если от меня требуют откровенной лжи, я увольняюсь!
Эти слова ничуть не встревожили мистера Тодхантера. Мистер Байл увольнялся с завидной регулярностью - каждую среду, если случайно заставал редактора в процессе правки его рецензий. Если же этого не происходило, он забывал, что именно писал и не возмущался. А если возникали затруднения, то убедительные и проникновенные объяснения Феррерза, как трудно найти рецензента, достойного "Лондон ревью", да еще за такой короткий срок, неизменно смягчали сердце мистера Байла, и он соглашался поработать еще одну неделю, после чего все начиналось заново. Литературному редактору в первую очередь необходим такт. Во вторую и третью - тоже.
* 5 *
Мистер Тодхантер проявлял неожиданную ловкость и хитрость. Ему хотелось подробнее разузнать об увольнении Огилви, и хотя Феррерз отказался говорить о нем, мистер Тодхантер уже знал, кто посвятит его в эту тайну. Поэтому он направился прямиком в кабинет помощника редактора. Лесли Уилсон был общительным молодым человеком с твердым намерением оставить след в литературе. Кабинет он делил с музыкальным редактором, но того часто не было на месте. Приглашение мистера Тодхантера выпить чаю в ресторане на верхнем этаже того же здания Уилсон принял с отрадной готовностью. Юный Уилсон мало к кому питал уважение, если не считать Феррерза и главного редактора, но мистер Тодхантер с его манерами старой девы и неизменной педантичностью производил на Уилсона глубокое впечатление. Впрочем, мистер Тодхантер, которого несколько тревожили компетентность и молодость Уилсона, был бы изумлен, узнав об этом.
