Октем Эминов - Дело возбуждено... (сборник)
— В тот памятный вечер…
— В тот вечер с наступлением темноты он пришел ко мне на работу. Потом отвез меня домой на мотоцикле. Он говорил, что родители хотят женить его, и очень горевал. Довлетгельды все спрашивал: «Что делать? Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Скажи, как уговорить родителей?» Я ответила только: «Не знаю, для чего ты вообще собираешься жениться — чтобы угодить родителям?» Больше я не стала говорить с ним.
— После этого встречи прекратились?
— Нет, мы перестали видеться после его женитьбы.
Когда Хаиткулы вернулся из Халача, Палта Ачилович, надев массивные роговые очки, читал протокол допроса испуганному высокому парню в кирзовых сапогах. Кивнув коллеге, Ачилов протянул листы допрашиваемому:
— А теперь, Довханов, распишитесь.
Потом Палта Ачилович, поставив и свою закорючку, встал из-за стола. Зайдя за спину Довханова, он жестами показал, что хочет есть, и, взяв плащ, отправился в столовую.
С уходом следователя Довлетгельды заметно расслабился, плечи его опустились, и взгляд, раньше устремленный в одну точку, обрел живость. Встретившись глазами с Хаиткулы, молодой человек снова напрягся, словно ожидая удара.
Капитан усмехнулся и, потрепав Довханова по плечу, предложил:
— Что мы здесь паримся, пойдем на свежий воздух.
Беседка в саду за гостиницей, увитая пожухлыми лозами винограда, была удобна для беседы наедине. Никакой шум не проникал сюда, никто не заходил в этот уголок, если не считать старика, ведавшего гостиницей, который приносил чай по первой просьбе, отвечал, когда его о чем-нибудь спрашивали, а все остальное время был нем как рыба.
Сейчас он встретился им с вязанкой хвороста. Не останавливаясь, старик поздоровался с Хаиткулы и его спутником и скороговоркой сообщил:
— Если хотите кок-чаю, через минуту принесу. Есть слоеные лепешки и домашний сарган[4].
Хаиткулы улыбнулся.
— Интересный дед. Не окликнешь его сам — век молчать будет. Никогда его праздным не увидишь — все что-то копошится, что-то делает.
— Да, он всегда таков, — еле слышно подтвердил Довханов.
Когда они уселись в беседке, следователь сразу же без обиняков спросил:
— Скажи, Довлетгельды, ты любил Аймерет?
— Да…
— Если так, почему женился на другой?
Парень вяло развел руками.
— Родители на своем стояли: «Женишься на той девушке, которую мы тебе сосватали, иначе ты нам не сын».
— Теперь ты сам отец?
— Да…
— Ну а если завтра твои родители скажут: «Эта невестка нам не нравится. Или мы уйдем из дому, или она»?
Довлетгельды впервые прямо взглянул в лицо Хаиткулы.
— Я думаю, они так не скажут.
— А если все-таки?
— Если скажут… — Парень на миг задумался. — Если скажут… Что же мне, из-за жены родителей бросить?
Хаиткулы чуть не подпрыгнул, руки его сами собой сжались в кулаки.
— Ну и фрукт!.. Ладно, топай домой.
Как только Довханов покинул беседку, из-за угла гостиницы показался Палта Ачилович, словно ожидавший его ухода. Проводив парня подозрительным взглядом, Ачилов направился в беседку.
— Что-то, я смотрю, у вас кислый вид, Хаиткулы Мовлямбердыевич. Сомнения гложут?
— Как раз нет. Одно из сомнений только что отпало. — Хаиткулы, сунув руки в карманы, заходил по беседке. — Довлетгельды не тот человек, который может совершить убийство. Это тряпка… Такие не способны быть ни друзьями, ни врагами.
Участковый Абдуллаев навел справки о Худайберды Ялкабове и составил краткую характеристику его. Палта Ачилович тут же пробежал бумагу:
— Окончил школу вместе с Бекджаном… В феврале… как раз того года, когда тот исчез… женился на дочери Най-мираба Назли. На другой день ее выпроводили домой. В конце месяца отец выгнал ее из дому… Служба в армии… Холост — это интересно, надо бы уточнить причину… Так, так, это совсем интересно: очень вспыльчив. Недавно кинулся на завгара с гаечным ключом. Когда учился, тоже частенько дрался с товарищами… Что вы на это скажете, Хаиткулы Мовлямбердыевич?
— Вернется с пастбища, надо с ним побеседовать.
— И, я думаю, будет о чем! — Палта Ачилович многозначительно подмигнул Абдуллаеву, который скромно присел в углу номера. Следователь потер руки и убрал характеристику в стол.
— Давайте послушаем сегодняшних свидетелей, — предложил Хаиткулы.
— Непременно. — Ачилов с гордостью вынул из ящика магнитофон, перекрутил ленту и, нажав клавишу, откинулся на стуле.
Хаиткулы внимательно слушал запись, иногда просил Палту Ачиловича повторить. Особенно его заинтересовали слова учителя о том, что Бекджан никогда не пил. Показания Гуйч-аги подтвердили это:
«Я никогда не слышал, чтобы он где-то выпивал. Вот и удивляюсь, что в тот вечер он был сильно навеселе».
Голос Палты Ачиловича спросил:
«Когда вы ушли из дома учителя, у вас был какой-нибудь разговор?»
«Да нет, какой там разговор. Он всю дорогу брел ссутулясь и опустив голову. Как сейчас его вижу. Бекджан, видно, был из тех людей, которые горе в себе носят, ни с кем не поделятся. Хотел я его спросить: что с тобой, сынок, да, наверно, шайтан мне рот зажал».
«Вы раньше ничего не говорили о состоянии Бекджана».
«Спросили, сказал бы. В детстве человек учится говорить, а к старости учится молчать».
Запись кончилась.
— А почему не поговорили с родителями Бекджана? — обратился к Палте Ачиловичу Хаиткулы.
— Разволновались. Веллек-ага говорит: «Зачем старые раны бередить, Бекджана теперь не вернешь? Если уж сразу не нашли, теперь не отыскать. Так, наверное, аллах судил». Зловредная философия! Я их домой отправил, пусть придут немного в себя, а через пару дней еще потолкуем.
— Мудро, — кивнул Хаиткулы.
Палта Ачилович самодовольно улыбнулся:
— Не первый год служим…
На другой день с самого утра Хаиткулы отправился в колхозный детский комбинат.
В прихожей ему встретилась медсестра. Инспектор спросил, можно ли видеть мать Бекджана. Девушка кивнула и, открыв одну из дверей, крикнула:
— Тетя Хаджат, вас спрашивает какой-то парень.
— Пусть идет сюда, — отозвался низкий голос.
Хаиткулы прошел полутемным коридором в конец дома и, отворив указанную медсестрой дверь, увидел седую высокую женщину. Представившись, следователь сел на предложенный ему стул и достал блокнот. Тетя Хаджат, не дожидаясь вопросов, заговорила:
— Я до сих пор верю, что Бекджан жив, каждый день я жду, что он вот-вот появится передо мной… Даже боюсь нового следствия. А если окажется, что он… — Речь ее пресеклась, она закрыла лицо руками.
Хаиткулы вскочил, и первым его движением было обнять эту измученную горем женщину, мать Бекджана, мать Марал. Но он только участливо посмотрел на нее.
— Я понимаю вас… Но, может быть, он жив, скрывается где-нибудь?..
Тетя Хаджат, казалось, не слышала его. Отняв руки от лица, она продолжала:
— Пока сама не увидишь, ни за что не поверишь… Поминки мы устроили только через три года. Старик так велел: не на что, мол, надеяться. А я все жду… — Глаза ее наполнились слезами.
Хаиткулы подождал, пока она успокоится.
— Как это ни тяжело, тетушка, надо поговорить о вашем сыне. Может быть, у вас есть какие-то предположения о причинах…
— Что вы, какие причины! — перебила его тетя Хаджат. — Ни у него, ни у нашей семьи не было врагов. Мы в чужую курицу камня не кинули, не то чтобы кого-нибудь обидеть. Бекджан был скромный, справедливый мальчик, никому никогда не завидовал… Кому нужна была его смерть?
Все, что услышал Хаиткулы от матери Бекджана, было ему известно. Она подтвердила, что в последнее время Бекджан был мрачен, неразговорчив, но причин этого не знала.
Когда следователь попросил показать вещи сына, тетя Хаджат сказала, что все они были уничтожены отцом, чтобы не видеть их каждый день и не бередить душу.
Прошла неделя. Хаиткулы поговорил со всеми школьными товарищами Бекджана, а Палта Ачилович опросил всех, кто работал с ним. Все показания подтверждали, что ни среди одноклассников, ни среди тех, с кем он работал, у Бекджана врагов не было.
— Может быть, мы идем не по тому пути? Помните, я говорил о тех лоботрясах, которые убегают из дому?.. Надо выяснить, не было ли у парня разногласий с отцом, — предложил Палта Ачилович.
— Я уже сделал это, — сказал Хаиткулы. — Никаких оснований для разрыва с семьей у Бекджана не было. Да, кроме того, Веллек-ага как раз в то время собирался уходить с отарой в Каракумы, и Бекджан просил председателя колхоза отпустить его с отцом.
— Топчемся на месте. Причины подавленного состояния Бекджана в последний месяц перед исчезновением нам до сих пор неясны, — подытожил Ачилов.
Их разговор был прерван приходом участкового.
