Виталий Листраткин - Знак Зверя
Есть такой факт в биографии: поработал на бандитов. От всей души, можно сказать, поработал. И теперь слава этой банды работала на меня. Еще бы! В послужном списке этих живодеров было все: от банально отрезанных ушей до взорванных самолетов. Гоша тогда и сел, вероятно навсегда, даже при полном отсутствии живых доказательств. Правосудие-с... Остатки команды разбежались. Я не был исключением, благополучно смывшись в первых рядах.
Но сейчас я вернулся. Вернулся, чтобы взять свое, завоеванное по праву, и уехать ко всем чертям на теплое побережье Гондураса. Ах, побережье... Там сейчас, наверное, тепло, песок, море и пальмы... Вот бы просто сидеть там в шезлонге, смотреть на играющих в волейбол девчонок, потягивать пиво и не думать абсолютно ни о чем...
- Да при чем тут Паритов! - мерзкой слизью из теплых грез вынырнул голос Владимира Евгеньевича, он что-то доказывал лысому. - Кому он нужен? Сейчас другое время, и вообще...
- Ты ошибаешься, Володя! - мягко убеждает лысый. - Гоша и тогда был фигурой, а сейчас - тем более. Он в системе. И в экономической, и в политической. Ты что, хочешь неприятности на свою голову?
- Заткнись! - капризно отвечает мальчик Вова. - Ты только глянь на этого...
Он тычет загипсованной рукой в мою сторону, я дружественно улыбаюсь.
- Он же последний негодяй, ты посмотри на мою руку, посмотри! - теперь он демонстрирует свой гипс лысому. - А все его хулиганские выходки! Я до сих пор на улицу не могу спокойно выйти, на меня каждая собака косится! А Катя? Как он ей мозги запудрил, а? Она теперь меня и видеть не хочет! Это бес, а не человек, ей-богу!
Но лысый остается тверд и благоразумен:
- Тем более! Я с бесами не борюсь, это не моя компетенция.
Владимир Евгеньевич подбоченивается и встает в независимую и гордую позу:
- В таком случае... Ты уволен!
Я с любопытством смотрю на лысого. И лысый не подкачал. Зевнул, расслабился и подчеркнуто равнодушно ответил:
- Как угодно. Я без работы не останусь.
Я делаю шаг вперед и подаю лысому руку. Лысый демонстративно крепко ее жмет, садится в "Тойоту" и уезжает. Владимир Евгеньевич так растерянно смотрит вслед удаляющемуся автомобилю, что мне даже становится его немного жалко.
Искренне пытаюсь утешить:
- Плюнь, не расстраивайся! Поскреби баксы по сусекам и найми себе нового бойца, делов-то!
Утешения не получилось. Он смотрит на меня с каким-то странным выражением злобной тоски. Такие глазенки бывают у подвальной крысы, загнанной дворовой шпаной в угол.
- Ты! Животное!
Это он мне такое говорит! Каково? Хам.
- Ты даже не животное, просто какой-то механизм, не способный любить!
Он бы еще кому-нибудь об этом рассказал....
- Даже не думай, что я оставлю тебя в покое, я доберусь до тебя, обязательно доберусь!
Ой, как страшно... Боюсь, боюсь...
Нагрузив меня всей этой мешаниной и галиматьей, он с трудом забирается в "мерседес". Машина обдает меня облаком выхлопных газов и шустро удаляется. Я смотрю ему вслед и медленно вытягиваю сигарету из пачки.
Нет! Все-таки он не прав, этот сукин сын, тысячу раз не прав! Я сумел испытать это болезненное чувство, которое неизвестный хитрец так безопасно обозвал "любовь". А между тем история была стара, как мир: она была замужем, а я считался другом ее мужа. Мне даже кажется, что она догадывалась о том, что я к ней неравнодушен. Я сходил с ума от одного только ее взгляда, тщательно скрывая свои чувства показной небрежностью, временами, возможно, даже обманывая самого себя. Да-с! И вот этак бывает...
Дело доходило до того, что вечерами, взяв бинокль, я ехал к ее дому, забирался на крышу многоэтажки напротив и подолгу наблюдал за ней, как она ходит в своем коротком халатике по квартире, что-то делает на кухне, читает, смотрит телевизор...
Я не мог слышать звуки, но видеть-то я все видел... Как она встречала его после работы, а он ей что-то говорил, озабоченно и устало. Судя по виноватому фейсу - оправдывался, почему так поздно, отчего, и все такое... А потом валился на диван к телевизору, а она хлопотала вокруг него...
С одной стороны, я прекрасно понимал, что это подло и грязно, подглядывать с крыши в окна чужой квартиры... Фу! Мерзость. А с другой... Я ничего не мог с собой поделать. Ведь именно в эти минуты я был почти счастлив, бывая с ней совсем рядом, порой совершенно забывая, что нас разделяет добрая сотня метров.
Сквозь линзы бинокля она казалась такой близкой, такой доступной, казалось, только протяни руку... Иногда объектив внезапно застилала туманная пелена, и, оглянувшись по сторонам, я вдруг понимал, что уже давным-давно льет дождь и сам я вымок до нитки.
В итоге случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Однажды, изрядно отметив чей-то день рождения, я случайно встретил ее, и воспользовавшись удачным моментом, выложил ей все, как на духу. Я рассказал ей все, всю свою жизнь, от собственной храбрости у меня перехватывало дыхание и дрожали руки.
Я был смел, как тигр, наивно полагая, что эти признания хоть что-то изменят... Как я ошибался! Она продуманно предпочла сделать вид, что ничего особенного не произошло. Ровным счетом ничего. Все, что она смогла сказать: "Ты знаешь, мне кажется, ты все это придумал".
Сначала я взбесился. Но потом успокоился и оценил всю глубину ее женской мудрости. В конце концов, у нее отличный муж: всегда вежливый и спокойный, как мамонт. Со временем он станет замечательным отцом ее ребенка, пусть даже они оба окажутся несколько скучноваты... Но это, как нынче говорят, издержки производства.
А я... Что я ей мог предложить? Свихнувшийся ветеран с кучей недостатков плюс законченный эгоист... Да, мне это попросту не дано! Не дано и все тут. Кроме того, я боялся, что весь мой семейный ад повторится заново, сначала, а к этому испытанию я был не готов, совсем не готов.
Как знать, быть может, именно она и могла все изменить в лучшую сторону. Быть может... А может, и нет. Жить в ожидании счастья и любви тяжело. Очень тяжело. Так зачем тратить драгоценное время и энергию, гоняясь за несбыточными химерами?
Это оказалось самым важным, поворотным решением для меня, хотя мне казалось, что я опять совершил убийство, на это раз в самом себе. Я убил в самом себе желание любить и быть любимым.
В тот день я жутко напился. Один, за кухонным столом. Моим единственным собеседником был стакан, которому я что-то невнятно бормотал до утра. Я так и уснул за этим столом. А проснувшись, увидел среди сигаретного пепла и разлитого вина шатающиеся строчки стихов, написанных прямо на серой пластмассе столешницы:
Любимая, прости меня,
Что я звоню тебе так поздно.
Мне не хватило света дня
И света глаз твоих бездонных.
"Не отрекаются любя... "
Я смел отречься. Каюсь, каюсь!
Хотя... Наверно, это зря,
Зря говорить с тобой пытаюсь.
Тебя, наверно, ждет другой.
Гадает, кто звонит подруге.
Прости, нарушил ваш покой...
Поверь... Ты... Ты у трубки?
Я помню все: твое дыханье,
Вкус губ и аромат духов,
Твой бархат рук, твое лобзанье...
Хотел забыть... Увы! Не смог.
Еще жетон. Он был последним,
Надул проклятый автомат...
Последний луч из мира тени
Твой голос... Как я виноват!
Надеюсь, ты простишь меня,
Что я звонил тебе так поздно.
Мы не увидим никогда
Друг друга... Да и слава богу!
Прочитав все это, я просто обалдел. Вряд ли стакан сумел бы такое состряпать самостоятельно. Следовательно, это сделал я. Поразительно. Ведь я никогда даже не пробовал писать стихи! Я не силен в поэзии, но эти строчки казались рожденными неким дыханием души. Нет, все-таки удивительно, как это вообще могло произойти.
Жутко болела голова. Верный знак необходимой экстренности опохмелки и грядущего решения на тему, как жить дальше. Быстро сбегав за парой бутылок крепкого пива, я жадно высосал одну и понял, что головная боль отступила, сменяя настроение на расслабленное и спокойное. Следующая бутылка была выпита прямо в горячей ванне, за сигаретой и размышлениями.
А в общем... Плевать. На щедро политой пивом почве разочарования взошла свежая идея, которой я незамедлительно увлекся. Увлекся настолько, что тут же выскочил из ванной, побрился и прямо перед зеркалом поклялся отныне не прикасаться к бутылке.
Я решил добиться невероятного успеха на каком-нибудь денежном поприще, желательно повалютнее. И тогда она поймет, какой шанс она упустила, я докажу, я всем докажу, черт их всех дери!
В ошалевшей от алкоголя и фантазий голове возникали грезы, одна дурней другой. Все кончилось тем, что я опять сходил за вином и опять в "последний раз" напился в совершеннейший дрызг.
Так длилось полгода. Технологию этого занятия стоит описать, настолько она занятна и проста. День следует начинать с крепких напитков, а к вечеру добавляться более слабыми, но (очень важно!) усиливающими эффект предыдущих, например - крепким пивом. Рекомендуемый сорт - "Балтика". Это не реклама, а признание фирме за отлично сваренное средство душевной анестезии, в результате употребления коего появляется совершенно реальное ощущение, что ты, как минимум, пришелец из космоса.
