Елена Арсеньева - Помоги другим умереть
Эх, жаль, каптерка совсем в другой стороне! Но делать нечего: если она не угостит Лотка, то упадет в глазах тренеров ниже низшего. А ее рейтинг здесь и так почти на нуле. Значит, в первую очередь – Лоток.
Она вбежала в конюшню и сразу услышала сердитое ржание. Один из коней, наверное, негодует, что его не вывели покататься. Может быть, Балтимор переживает, что Климов не пришел? Ого, как злобно ржет, чуть ли не рычит. У коней, оказывается, тоже бывает неважное настроение.
А вот и сумка – лежит себе под охапкой сена. Женя наклонилась – и чуть не упала от неожиданности, так загрохотали конские копыта по металлической стенке денника. Да это Балтимор неистовствует!
– Ты что, сдурел? – прикрикнула она строго и погрозила оскаленной морде, приткнувшейся к сетке.
С конем что-то неладно. С чего это он выкатывает налитые кровью глаза и хватает желтыми зубами сетку? И морда в пене. Не взбесился ли? А какую пыль копытищами поднял! Так и садит ногами – не дай бог сейчас оказаться позади него.
– Балтимор, Балтик, – сладким голосом запела Женя, пытаясь успокоить коня. – Чего ты так разоряешься?
Странно, что никто не идет на шум. Хотя в манеже ничего не слышно, а каптерка далеко. А уборщики, эти бомжи, о которых говорила Алиса? Правда что бомжи – их нет и следа.
– Балт, Балтик! – Женя вытащила из сумки яблоко. – Хочешь?
Бросила яблоко на пол и слегка нажала сверху подошвой, чтобы разломилось. Коням трудно жевать твердое и круглое, это она усвоила со вчерашнего дня. Тем более что у Лотка во рту трензеля. Ему достанется половина. А второй, может быть, удастся утихомирить Балтимора? Как бы чего-нибудь не повредил себе от злости!
Евгения опасливо протянула к сетке руку с расплющенным яблоком. Балтимор перестал ржать и раздул ноздри.
– Ах, молодец! – обрадовалась Женя – и замерла, услышав слабый стон, долетевший из денника.
Подскочила к дверце.
– О господи!
В углу, на полу, под самой стенкой, скорчилась человеческая фигура. Синяя рубашка, бриджи… Климов!
Лежит, прикрывая голову рукой. Неужели Балтимор достал-таки копытом?
– Климов! – крикнула Женя и рванула дверцу денника. Две мысли ударили враз: что это может быть опасно, если Балтимор вздумает перенести на нее свою ярость, и что дверца почему-то не открывается.
Дернула еще раз. Ох, да это ведь щеколда упала!
Женя с усилием подняла ее, и дверца сразу распахнулась. Балтимор ринулся к выходу. Да и черт с ним, пусть бежит. Куда он денется? Через забор не перескочит, а устанет, так успокоится. Не то наверняка забьет бесчувственного Климова до смерти, да и Жене перепадет. Беспомощность жертвы, говорят, пьянит не только хищников, а Балтимор далеко не овечка.
Женя отскочила под защиту дверцы и, подхватив валявшуюся на полу метлу, выставила ее вперед, будто вилы. Довольно хилое оружие!
К счастью, дуэль не состоялась: Балтимор вымахнул из денника и поскакал по длинному коридору конюшни, задрав хвост и яростно мотая головой.
«Господи, что же я натворила! – От ужаса Евгению даже шатнуло. – А вдруг он взбесился и на кого-нибудь нападет?»
Но сейчас главное – Климов.
Вбежала в стойло, приподняла обмякшее тело. Да, без сознания, но вполне жив. И даже приходит в себя. Попробовала протащить его по полу и охнула: какой тяжелый!
– Климов, да Климов же! – От волнения Женя забыла имя собственного клиента. – Вы можете встать? Очнитесь!
Климов с трудом приподнял веки.
– От… кройте… – слабо шевельнулись губы. – Выпустите…
– Все уже открыто! – Женя продолжала тянуть что было сил. – Вставайте скорее! Надо выйти из денника!
Она сама не понимала, почему так спешит. Наоборот, теперь, когда ошалелый конь удрал, в деннике было совершенно безопасно. И если запереться, то Балтимор, вздумай он, к примеру, вернуться, уже не зайдет. А тем временем и помощь подоспеет.
Все правильно, но Женя буквально кожей ощущала страх Климова. И, как ни странно, страх Балтимора. Запах этого страха все еще витал здесь. Конь чего-то напугался, до смерти напугался, вот и ошалел. Этот запах – как зараза, Женю вон тоже трясет. И лошади в соседних денниках начали беспокоиться. Нет, надо выбираться отсюда. К тому же Климову срочно нужен врач.
– Ну, попробуйте встать, пожалуйста, я вас не подниму! – молила жалобно.
– Хо-ро-шо, – простонал Климов и неуклюже стал на четвереньки, но резко вскрикнул, когда Женя обхватила его обеими руками.
– Что?! – испугалась она.
– Похоже, ребро сломано. Ладно, плюньте, – тяжело выдохнул Климов. – Пошли.
«Пошли» – это громко сказано. Кое-как они проволоклись жалкие пять-шесть шагов до двери и вывалились в коридор. И тотчас Климов тихо вскрикнул и обмяк, выскользнул из Жениных рук на пол, потеряв сознание.
И было от чего!
Прямо за дверцей стоял неслышно подошедший Балтимор – молчаливый и неумолимый, будто карающий мститель.
– Ну… тварь, – прошептала Женя, опускаясь рядом с Климовым и бестолково шаря по полу в поисках какого-нибудь оружия. Эх, метлу зря бросила!
Рука попала во что-то мокрое, и Женя брезгливо передернулась. Оскаленная морда Балтимора нависла над ней, нетерпеливо стукнули желтые зубы.
«А лошади больно кусаются?» – успела подумать Женя и вдруг обнаружила, что длинные зубы тянутся вовсе не к ней, а к валявшемуся на полу раздавленному яблоку.
Ни жива ни мертва, Женя смотрела, как мягкие губы подбирают все до крошечки, потом нашаривают вторую половинку. «А Лотку не хватит», – мелькнула мысль.
– Эй! Что такое? Кто выпустил Балтимора?! – раздался возмущенный крик.
Маша! Бесстрашно подбежала, что есть силы хлестнула прутом по рыжему запылившемуся боку, закричала, как на собаку:
– А ну, на место!
Балтимор с виноватым видом заскочил в денник.
Женя смотрела на него широко раскрытыми глазами. Будто подменили коня! Если бы не Климов, распростертый на полу, она бы не поверила в то, что здесь происходило.
– Ух ты… – Маша потрясенно нагнулась. – Балтимор задел?! Вот видите, шпоры нацепил, а с конем обращаться ни черта не умеет! Погодите, не трогайте его, я сейчас за медсестрой…
Она пулей вылетела из конюшни.
«Да, – устало вздохнула Женя. – Кажется, Машу тоже можно вычеркивать».
* * *«На смерть, как на солнце, во все глаза не глянешь…»
Какая спокойная мудрость в этих словах. И сколько в них ужаса, от которого волосы начинают шевелиться! Да, отворотись, человек, не бахвалься бесстрашием и своей бессмертной душой, не пытай судьбу – склони покорно голову, прикрой глаза. Смирись, живи, что означает – стой на своем берегу и даже не подступай до срока к этим вечным водам, не заглядывай в них, ибо глубоки они, тяжелы они, как свинец, не выплыть из них никогда…»
Из дневника убийцы* * *Грушин отвернулся от Евгении и начал перебирать конверты. Конверты стояли в выдвижных ящичках, а ящички являлись как бы частью самой стены. Смотришь, стена да и стена, нет в ней ничего особенного, но вот попросит Грушин отвернуться на секунду, а там уже возникают стеллажи. Стенка была с тайничком, но Грушин клялся, что не строил его, а как бы в наследство получил от прежнего хозяина. Лет десять назад в этой комнате размещался партком крупного проектно-транспортного института. Со временем институт обнищал, потерял заказы и сотрудников, так что начальство жило теперь только на арендную плату. Судя по размерам здания и количеству арендаторов, жило припеваючи. Очень может быть, что, кроме бывшего владельца грушинского кабинета, никто и знать не знал о тайнике. Грушин уверял, что случайно обнаружил его во время ремонта, когда оклеивал стены обоями (хобби такое у него было). Секрет замка хранил свято, однако доподлинно было известно, что там лежат досье на всех бывших и потенциальных клиентов «Агаты Кристи», а также на ее сотрудников. И хотя сейчас Грушин надежно загораживал сейф, Евгения не сомневалась, что начальник открыл крафтовый конверт с ее фамилией и перебирает вложенные туда бумаги. Зачем он это делает и что там, собственно, написано, Евгения могла только гадать и потому чувствовала себя так, будто сидела на еще не остывших угольях.
Наконец Грушин закрыл сейф и обернулся с таким зловещим видом, что уголья немедленно затлели.
– Я давно хочу дать всем своим сотрудникам кодовые наименования, – буркнул он. – Как смотришь, если тебя назову Белой Дамой?
– А почему? – простодушно удивилась Женя, но тотчас до нее дошло, и уголья заполыхали вовсю.
Белая Дама… Призрак, классическое английское привидение, которое является людям перед смертью!
Кровь бросилась в лицо от незаслуженной обиды.
– Да, – Грушин был явно удовлетворен результатом, – но сейчас ты скорее похожа на Красную Даму.
Ах, он шутил.
– Между прочим, Климов жив, – с нескрываемой ненавистью сказала Евгения. – И, чтоб ты знал, жив благодаря мне. Кстати, в отличие от тебя он это весьма прочувствовал, осознал и был глубоко благодарен.
