Анна Данилова - Ангел в яблоневом саду
6. Лиза
Опустившаяся женщина – страшное зрелище. Ее глаза – как два мутных омута, где на самом дне она утопила свою жизнь. И что самое ужасное, этот процесс необратим. Уже никогда ее кожа не станет упругой, щеки не порозовеют, а глаза не заиграют веселым блеском любви к жизни. И волосы, превратившиеся в седую свалявшуюся паклю, не станут шелковистыми, здоровыми. А ведь она не старая, эта Люба Загуменнова. Ей от силы сороковник.
Она сидела на крыльце и курила. Худенькая, сдвинув аккуратно ноги, обутые в старые калоши. Колени прикрыты темной юбкой. На плечах – потрепанная и изъеденная молью пуховая шаль. Мое воображение за несколько секунд проделало ни с чем не сравнимую работу: время волшебным образом прокрутилось назад, превратив пьянчужку-соседку Любку в молоденькую, со свежим личиком и сочными губами библиотекаршу Любовь Загуменнову…
– Что, пришли на меня посмотреть, на старую калошу Любку?
Все вернулось в реальность, и я тряхнула головой, чтобы сбросить с себя наваждение. Такие игры собственного воображения порой пугали меня.
Полуденное солнце позолотило крыльцо Любкиного дома, разросшийся куст шиповника с красными и розовыми восковыми ягодами, серый покосившийся забор, треснутое стекло в окне дома. Выбившаяся из-под непонятной беретки седая прядь волос и то показалась золотой.
– Я расследую убийство ваших соседей – Надежды и Валентины, – сказала я, приближаясь к Любе и усаживаясь на маленькую деревянную скамейку возле самых ног хозяйки.
Изящная белая кошка с разноцветными глазами тотчас уселась рядом со мной и тихо, мягко заурчала, радуясь августовскому теплому вечеру. Один глаз у нее был карий, другой – ярко-голубой.
– Да, я уже знаю, что их убили, – сказала безжизненным голосом Люба. – В голове не укладывается. Я только не поняла, как их убили?
– Надю удушили, а Валентине разбили голову. Это произошло сегодня ночью. Скажите, вы ничего не слышали? Ваши дома с Надей стоят совсем близко…
– Слышала, – спокойно и с достоинством ответила Люба. – Они ругались. Это было примерно в час ночи. Я и проснулась от их крика.
– Кто кричал-то?
– Надька кричала, и Валька кричала. Они обе кричали.
– В смысле… От боли?
– Нет, они ругались между собой. Обзывали друг друга. Когда мне сказали, что их убили, я сразу стала вспоминать, какими словами они обменивались, что кричали, но так получается, что, кроме матерных слов, я ничего и не услышала… Нет, они говорили между собой, но слов различить я не могла. Окна у Нади выходят на улицу, да и прохладно стало, значит, окна ее были закрыты, вот я и не услышала.
– А раньше они ругались?
– Ни-ког-да! – отчеканила Люба. – В том-то и дело, что никогда не ругались. Они были соседками, каждый день ходили друг к дружке. Помогали во всем. Им хорошо было вместе. Обе – одинокие, разочаровавшиеся в мужчинах бабы. Я все про них знаю. Вот как ушел от Нади Борис, она недолго была одна, все пыталась наладить свою жизнь, то одного к себе пустит на ночь, то другого… А утром они как пробки из бутылки вылетали из дома. Дураки они все, Люба, говорила она мне. Мы с ней часто вот так переговаривались, через забор. Дураки, говорила, потому что мозги все пропили. Им бы выпить да пожрать, и больше ничего. Я хорошо ее понимала. Да и у Валентины после смерти Егора тоже личная жизнь не ладилась. Она пошла по стопам подруги, все пыталась найти любовь. Но только где ее найти, если любви нет? Не водится она в наших краях. Редкая это дичь.
Люба подняла глаза на меня и вздохнула.
– Они кричали, а потом как-то тихо стало. Вроде как выдохлись кумушки. Ну, думаю, помирились. И вдруг внутри дома раздался грохот. Была ночь. А ночью все звуки кажутся страшнее, сильнее… Мне показалось даже, словно стена дома обвалилась. Но я понимала, что это просто от испуга, страха. Тогда я выпила еще и прислушалась. Было снова тихо. А потом я уснула. И сон мой был тревожным, нехорошим. Когда я проснулась и встала, чтобы выпить воды, я увидела в окне женщину. Правда, она была далеко от меня, она шла за забором, как и все люди, которые как бы проплывают мимо моих окон. Женщина была странная, в странной шляпке. Знаете, была ночь, и я не смогла рассмотреть ее лицо. Да и из чего сделана шляпка, тоже не поняла. Но, скорее всего, из соломы. Соломенная такая шляпка с цветами сбоку.
Я слушала ее, не веря своим ушам. А еще мне было страшно. Вот Глаша считает, что я такая смелая, ничего не боюсь. Глупости все это. Конечно, мне надо держать марку, я должна вести себя так, чтобы соответствовать тому образу Лизы Травиной, который придумали для себя люди. Женщина-вамп, адвокат без проигранных дел, с развитой интуицией и все такое. На самом деле я обыкновенная, просто когда я чего-то очень хочу, то у меня это получается. Я как танк.
Но в тот момент, когда алкоголичка Люба с проспиртованными мозгами начала рассказывать страшилку про ночную женщину в соломенной шляпке, мне стало как-то не по себе.
– …Она толкала перед собой детскую коляску, из которой торчали женские ноги… – произнесла Любка, и от страха волосы зашевелились у меня на голове.
– Что, что вы сказали, Люба? Какая еще коляска? Какие женские ноги? Вы что, бредите?
– Детская коляска. Я даже могу вам ее показать, если нальете, – сказала она и посмотрела на меня так жалко, как оставленный хозяином голодный пес.
– Как это «показать»? Люба, я занимаюсь серьезным делом, а вы, оказывается, просто хотите, чтобы я дала вам выпить? Разводите меня, как ребенка?
– Я только потом поняла, чьи это женские ноги, – не моргнув глазом, продолжила Любка. – Это были трупы. Их же надо было как-то вывезти из дома. Их убили в доме Нади, теперь я это точно знаю. И чтобы их не могли найти, то есть я хочу сказать, что убийца специально отвез тела подальше от деревни, и, главное, от дома Нади, чтобы их подольше не могли найти и чтобы ему, соответственно, оставалось больше времени для того, чтобы скрыться, сбежать. И это была женщина в шляпке…
– Люб…
– Она убила их, видать, сильная баба… А потом по очереди грузила в детскую старую коляску, в которой Надя возила картошку со своего огорода в погреб, и транспортировала в лес или где там их нашли, моих соседок-то… – Любка икнула.
– Вы сказали, что могли бы показать мне эту коляску.
– Пошли.
Любка встала, потуже затянула на узких плечах шерстяную шаль и подошла к трухлявому забору, который отгораживал ее двор от ухоженного двора соседки Надежды Карасевой.
– Вон коляска, видите, под старой яблоней стоит! Я же говорила! Думаю, когда Надька была маленькая, ее на ней возили. Старая, антикварная почти. Главное в ней – колеса!
Я осторожно перелезла через доски и спрыгнула на территорию Надежды. Чисто выметенный двор, длинная скамья, выкрашенная в светло-коричневый цвет, стоит вдоль кирпичной стены дома. Окна пластиковые, беленькие, аккуратные.
Сюда с минуты на минуту должна была прибыть группа экспертов, чтобы обследовать дом.
– Вы не следователь, да? – раздалось возле моего уха, и я от неожиданности едва не упала. Любка стояла совсем рядом со мной и разглядывала коляску. – Видите, углубления в земле. Это коляска раньше там стояла, а потом ее использовали и поставили чуть правее. Но это не Надька, это убийца, баба страшная в шляпке.
– Что вы на меня жуть нагоняете?
– Вы вообще кто? – спросила она меня, глядя в упор своими потемневшими глазами.
– Я адвокат Елизавета Сергеевна Травина. Меня наняли, чтобы я помогала искать убийцу ваших соседок. Частным, так сказать, порядком.
– А чего же вы тогда стоите тут? Сейчас налетят, как саранча, эти… полицейские… Ключ вон там, в резиновом сапоге, видите, под крыльцом? Но что-то подсказывает мне, что дверь не заперта… Идите, я постою на шухере. Думаете, мне не хочется, чтобы эту сволочь нашли? За что было Надьку душить? Она хорошая баба была, добрая. Жалела меня, денег иногда давала или поесть чего.
Но войти в дом я не успела. Услышав шум подъезжающей машины, я, вместо того чтобы покинуть этот двор, наоборот, прошла в глубь сада и оказалась как раз напротив окон небольшого строения, называемого в деревнях времянками. Летом этот садовый домик использовали обычно как кухни, где варили варенье, делали заготовки, хранили овощи и фрукты. В спину мне дышала Любка.
– Заходите, чего медлите-то? Не думаю, что вам поздоровится, если они вас здесь увидят. А так переждете какое-то время, и я помогу вам выбраться отсюда.
Я толкнула выкрашенную белой краской дверь и оказалась в яблочном раю. Повсюду – на полу, на столе, на кровати, были разложены яблоки. Красные, розовые, зеленые. Крепкий яблочный дух был послаще любых дорогих духов.
– Какие яблоки! – вырвалось у меня. – Люба, как же все-таки хорошо жить в деревне. Мы-то в городе яблоки только в магазине да на рынке покупаем. Нет, конечно, и у нас есть дача, но мы бываем там, во-первых, редко, во-вторых, я как-то не пробовала заготавливать яблоки, все некогда. Хотя сама очень люблю и варенье яблочное, и компот…
