Екатерина Лесина - Музыкальная шкатулка Анны Монс
Надо отыскать нового секретаря, но вот специалист по кадрам всем кандидаткам отказывает. И главное, что доводы веские приводит…
— Вы меня совсем не слушаете, — тяжко вздохнула Виктория Павловна. — Игнат Алексеевич, я понимаю, что вы молоды и работать вам скучно, но мой жизненный опыт…
…был достаточно богат, чтобы его хватило на пару часов задушевной беседы.
Уволить. Всех!
И фирму закрыть.
Но это неразумно, потому что фирма приносит доход, причем немалый. У нее репутация. Клиентура наработанная. Отец, опять же, огорчится. А ему никак волноваться нельзя. Он и так не хотел Игната сюда допускать, мол, не справится… и прав был, выходит?
Новых работников найти? Тоже не выход. Отец их долго собирал. И если разобраться, то каждый — уникальный в своем роде специалист. Даже блондинка, которая как-то особенно раздражала Игната, вероятно, своим невероятным сходством с Ленкой.
Нет, Ленка — брюнетка. И глаза у нее карие. Кожа белая. Фигура другая, но… но рядом с ней Игнат чувствовал себя точно так же неуверенно, как рядом с Эллочкой. Все казалось — недотягивает он до Ленкиного уровня. Не соответствует…
— Делайте, что считаете нужным, — сказал он Виктории Павловне, осознавая, что дальше бороться не имеет сил. И оставаться в офисе, пусть и роскошном — у отца были свои слабости, — никак не может.
Есть ему хотелось.
И пить.
И перекинуться парой слов с кем-то, кто его, Игната, не ненавидит.
— До понедельника, — сказал Игнат, подхватывая портфель.
— Вы уходите? — В темных цыганских глазах Виктории Павловны мелькнула тень удовлетворения.
— Совещание. Срочное. Опаздываю…
Он выскочил за дверь, едва не сбив с ног Эллочку, которая несла кофе.
Не для Игната.
Вот почему для Станислава ей кофе сварить несложно, а для Игната — проблема? Загадка, однако… хотя нет, понятно: Станислав — свой, а Игнат…
Добравшись до машины, Игнат бросил портфель на заднее сиденье и достал телефон. Ну и кому звонить? Ленке? Она не тот человек, которому можно пожаловаться на трудности, тем паче что в его изложении они и трудностями-то не выглядят. Смешно: обиделся, что кофе ему не сварили…
Отцу?
Он все поймет, но… стыдно. С другой стороны, рассказывать ему обо всем необязательно. Игнату лишь передышка нужна, а дальше он и сам справится.
— Привет, — он прижал трубку ухом. — Как здоровье?
Сердце — это ведь не шутки. И желудок еще. И вообще, врачи сказали, что причина — в возрасте и в том, что половина жизни пациента прошла в неблагоприятных условиях, и это не могло «не сказаться». А Игнат давно его уговаривал от дел отойти. В санаторий поехать. В Швейцарии хорошие санатории, мертвых на ноги ставят, так нет же — как он своих людей бросит, ответил отец…
А эти люди кого хочешь живьем сожрут!
— Поправляюсь, — отец отвечал так каждый раз, вне зависимости от того, как действительно себя чувствовал.
— Врешь ведь.
Потеплело на душе. И собственный недавний гнев показался ему глупым. Как подросток, честное слово.
— Не поладили? — Отец смеялся, нет, не вслух, но Игнат умел различать оттенки его голоса. — Сам виноват! Полез нахрапом, вот и расхлебывай.
Виноват. Полез. Расхлебает. Или Игнат их переломит, или они — Игната.
— Э, нет, дорогой, — вот снова, ничего-то и говорить не понадобилось, отец и без слов все распрекрасно понял. — Силой ты ничего не добьешься. Иди с Ксюшой мирись. И веди себя прилично!
— Это с рыжей, что ли?
— С ней, с ней. — Голос у отца довольный, словно он наконец исполнил давнюю свою мечту и «оженил» Игната. Хотя, конечно, и сам Игнат собирался жениться, правда, отец почему-то выбора его не одобрил. — Она в конторе каждого знает. И с каждым договориться сумеет, если, конечно, ты с ней общий язык найдешь.
Ну тут Игнат не сомневался: найдет. Предложит зарплату поднять, не сильно, так, чтобы ее самолюбию польстить. Извинится — он мальчик взрослый, небось корона не упадет от пары слов. И вряд ли вообще у этой Ксюши так уж много вариантов. Небось на рынке труда секретарш — переизбыток.
— Она пирожные любит. Заварные, с кремом, но только с кофейным, из кондитерской, которая на площади…
Игнат знал эту кондитерскую, сам туда заезжал частенько. Выпечка там была божественной, правда, и цены поднебесные. И не крутовато ли для секретарши?
— И цветы не забудь.
Обойдется!
Он не ухаживать за ней собирается, а вернуть на законное рабочее место.
Отец еще долго что-то говорил, но уже о чем-то отвлеченном, вроде погоды, клиники и докторов с их назойливой ненужной заботой, изо всех сил притворяясь бодрым, но Игнат и на расстоянии чувствовал его усталость. Вновь нехорошо закололо под сердцем.
Он и вправду не вечен. И если — вдруг, то…
— Пирожные купить не забудь, — сказал отец, прежде чем отключиться.
Не забудет. Только обойдется его красавица и обычными заварными, из супермаркета, небось по пути такие отыщутся. Игнат потер шею и замер. Кажется, за ним… следят!
Ощущение было мимолетным, но вполне отчетливым.
Он потянулся, пытаясь разглядеть в зеркале заднего вида стоянку. Машины… и человек? Или нет, показалось? Надо бы у охраны попросить видеозапись… хотя странно. Кому понадобилось следить за Игнатом? Разве что сотрудникам его фирмы, желавшим убедиться, что босс действительно сейчас уедет?
Вот радости-то…
Ощущение исчезло, но мерзковатое послевкусие осталось. Довели его, называется.
Всю неделю Ксюше звонили.
Жаловались.
Рассказывали о бесчинствах нового руководства, который — вот ужас! — был сыном такого замечательного человека, как Алексей Петрович.
Сочувствовали.
Интересовались, почему Ксюша себе работу не нашла, а если нашла, то, быть может, там, где она ее нашла, еще специалисты нужны… нет, конечно, с ходу увольняться никто не собирался, но перспективы открывались не самые радужные.
Ксюша уговаривала их не спешить.
На самом деле ей даже понравилось ничего не делать. Просыпаться поздно. Лежать в кровати, разглядывая потолок, который Настена расписала виноградными лозами и райскими птицами. Идти в кухню — и Мистер Хайд понуро трусил следом — и поливать цветы.
Одеваться.
Искать поводок, который каждое утро терялся.
И вытаскивать Хайда на прогулку. Впервые время ее не поджимало, и Ксюша порою доходила до парка, что отнюдь Хайда не радовало. Он был уже не в том возрасте, чтобы ценить долгие прогулки. Но — терпел. Потом было возвращение и завтрак вдвоем…
Прогулки. Уборка, до которой все же у нее руки дошли.
И разбор содержимого шкафов, куда складировались вещи, переставшие быть нужными. Долго складировались… годами… и вот теперь Ксюше предстояло понять, что из этих запыленных сокровищ подлежит дальнейшему хранению, а что — выносу к мусорным бакам. Главное, маме «не озвучивать». Мама вечно все считает очень нужным, важным и живет по принципу «авось пригодится».
Телефонный звонок раздался, как раз когда Ксюша решилась-таки открыть дверцу самого большого шкафа, того, который был сделан по дедушкиному проекту, в силу чего обладал он чудовищной вместительностью.
Коробки, коробочки, ящики и узлы какие-то… вещи, стопками… книги, тетради…
И тут зазвонил телефон.
— Да? — Ксюша прижала трубку к плечу. Эта ее привычка бабушку раздражала — подобные жесты для леди неприемлемы. — Я вас слушаю.
Тишина. Дыхание частое, собачье какое-то. И потрескивание.
— Вас не слышно!
— Верни.
Голос скрипучий, механический.
— Что… вернуть?
Нет, в контору, случалось, сумасшедшие звонили. И угрожали. И даже однажды письмо прислали с белым порошком, как выяснилось — не с сибирской язвой, а с обыкновенным, стиральным. Но Ксюша уже не в конторе.
— Верни, а то хуже будет!
— Извините, вы, наверное, не туда попали, — Ксюша нажала на отбой. И вот чего людям в жизни не хватает?
Хайд зевнул. Ему явно не хватало тишины и покоя, которые царили в доме, когда Ксюша ходила на работу. Телефон зазвонил вновь.
— Верни, — прошипели в трубку, и Ксюша на всякий случай отодвинула ее от уха: мало ли, вдруг бабушка права насчет дурных эманаций, которые передаются по телефону? — Верни, или кто-то умрет.
— Кто умрет?
Вот привязался! Сказал бы, что именно вернуть-то?
— До понедельника.
И — короткие гудки.
Ну и что Ксюше прикажете делать? В полицию идти? И что она им скажет? Неизвестно кто позвонил, требуя вернуть неизвестно что, в противном случае угрожал убить неизвестно кого… бред!
А номер не определился.
— Мы же не станем придавать этому значения? — спросила Ксюша, и Хайд опять зевнул.
Разбирать шкафы ей резко расхотелось.
— Пойдем гулять?
Хайд отвернулся. Он уже гулял сегодня. И вечером еще погуляет. А днем тащиться — жарко!
