Илья Деревянко - Кукла
— Ладно, — милостиво согласился Гавриленко. — Вы двое можете идти, а вы, гражданка, пожалуйте в машину.
Масленый, похотливый взгляд, которым лейтенант окинул стройные Олины ноги, видневшиеся из-под короткой юбки, не оставлял сомнений в том, для чего ее забирают. Трахнут, может, прямо в машине, потом ничего не докажешь или вообще заявление в милиции не примут: не любят выносить сор из избы, да и, как говорится, рука руку моет. Парализованный страхом перед «служителями закона», который надежно отпечатан в генах советского обывателя, Саша молчал, однако Володя оказался другой породы.
— Тебе чего, лейтенант, трахать некого? — глухо спросил он, сжимая кулаки.
Видать, Володя попал в больное место. Зарычав от ярости, Гавриленко ударил его по лицу, но немедленно получил сдачи. На помощь начальнику из машины выскочил сержант. Другой, как видно, сохранивший остатки совести, остался на месте, даже несколько неуверенно попытался успокоить разъяренных коллег. Но бесполезно. Вдвоем они сбили Володю с ног, остервенело пинали сапогами, затем, осознав, что перестарались, прекратили.
— Попробуй только пикнуть, — бросил Гавриленко Саше, по-прежнему находившемуся в состоянии полного оцепенения (благоразумная Оля в самом начале заварухи «сделала ноги»). — Никто тебе не поверит, а уж я вам обоим (лейтенант еще не знал, до какой степени перестарался) — я пришью вам статью за сопротивление сотрудникам милиции. Понял?!
Не дожидаясь ответа, Гавриленко уселся в машину и укатил по своим делам.
Приблизившись на ватных от страха ногах к неподвижно лежащему телу, Саша понял, что Володя мертв…
— Так, — хрипло спросил Игорь, — в каком морге он лежит? — И, внимательно выслушав сбивчивый ответ, мощным пинком под зад выкинул Сашку на лестницу. — Пошел вон, трус!!!
То, что еще совсем недавно было Володей, любимым старшим братом, защищавшим Игоря в детстве, заменявшим ему последнее время и отца, и мать, лежало сейчас на цинковом столе морга, под слепящими лампами дневного света. Лицо страшно распухло, из разбитого черепа что-то сочилось, левый глаз заплыл, а правый, ярко-голубой, отрешенно глядел на Игоря. Тот долго стоял рядом, не слыша, что ему говорил служитель, затем, резко повернувшись, вышел на улицу. За все это время он не произнес ни звука. Лишь придя домой, Игорь упал на диван и, уткнувшись лицом в подушку, зарыдал: глухо, почти без слез, как плачут сильные духом мужчины. Немного успокоившись, вернее, подавив истерику, он поднялся, подошел к холодильнику и выпил залпом полный стакан водки. Затем уселся на табуретку, закурил сигарету. Голова работала ясно, четко, трезво.
Что делать? Писать на мерзавцев заявление? Бесполезно! Вероятнее всего, дело замнут, даже если эта трусливая мокрица — Саша осмелится дать показания, хотя сие весьма сомнительно. Но допустим, осмелится, что тогда? Один свидетель против трех. Менты станут дружно утверждать, будто знать ничего не знают, дескать, клевещут на них. В том числе и тот, что в машине остался. Все равно ведь соучастником считается. Хорошо, предположим, доказали факт убийства, что получат убийцы за Володину смерть? В лучшем случае посидят в специальной ментовской зоне, ведь убийство не предумышленное, просто излишнее служебное рвение! Об Оле и говорить нечего! Во-первых, поганая сучка ничего толком не видела, домой убежала, сволочь! Расскажет, быть может, как ее в пьяном виде хотели забрать сотрудники милиции? Как же, жди! Скандал на работе, гневные речи на собрании трудового коллектива… Нет, блядина будет рот на замке держать! Игорь нутром это чувствовал. Недаром Оля ему сразу не понравилась: вызывали отвращение хитрые, бегающие глаза. Предупреждал он Володю в свое время. Словно предвидел беду.
Итак, если даже повезет, посидят менты, на свободу выйдут, жить будут, водку пить, с бабами развлекаться. А брата тем временем черви могильные съедят!
Игорь принял решение. Не нужно никакого заявления, он сам теперь и судья, и палач…
Лейтенант Гавриленко возвращался утром домой с работы. Ласково светило солнце, чирикали суетливые воробьи, ярко зеленела трава на газонах. День обещал быть хорошим, теплым. Но лейтенант, погруженный в мрачные раздумья, не обращал ни на что внимания. В отделение поступили сведения о забитом насмерть мужчине, в котором Гавриленко без труда опознал вчерашнего строптивца. Надо же так оплошать. Заявления от родственников пока не было, однако «по факту» возбудили уголовное дело. Убийство — это тебе не кража чемодана!
Угрызения совести, по причине полного ее отсутствия, лейтенанта не терзали, ум его занимало другое — как выпутаться, шкуру спасти? Он перебирал возможные варианты. Кстати сказать, лейтенантские рассуждения шли тем же ходом, что вчера у Игоря. Не учел он лишь одной маленькой детали…
Игорь заметил лейтенанта издали. Какая противная рожа! Толстая, наглая, усатая. Из-под форменного кителя выпирает откормленный животик. Сво-лочь!!! Гавриленко тяжело топал сапожищами, угрюмо уставившись себе под ноги, не замечая ничего вокруг. Это оказалось очень кстати. Войдя следом за лейтенантом в подъезд, Игорь коротким ударом по шее лишил его сознания, затем оттащил в заранее открытый подвал, в дальнем конце которого располагалось заброшенное бомбоубежище. Швырнув на сырой бетонный пол жирное, обмякшее тело, Игорь плотно закрыл тяжелую железную дверь и принялся терпеливо ждать. Дом был старый, добротно построенный, стены бомбоубежища толстые: воплей лейтенанта можно было не опасаться, все равно никто не услышит! Прошло минут пять. Гавриленко начал приходить в себя, ошалело хлопая свинячьими глазками.
— Кто ты? — удивленно спросил он, заметив неподвижно стоящего рядом Игоря.
— Твой палач, брат человека, которого вы вчера убили!
— Ты не смеешь! — зарычал Гавриленко, поднимаясь на ноги. За пятнадцать лет службы в органах лейтенант свято уверовал в неприкосновенность мундира, привык к почтительному страху, который испытывали перед ним обыватели, тем паче что иметь дело с настоящими, матерыми бандитами лейтенанту никогда не приходилось. Ими занимались другие люди, которые за такую же, кстати, зарплату постоянно рисковали жизнью, лезли под ножи, под пули. А Гавриленко и ему подобные подбирали пьяниц на улицах, пинали их ногами, наслаждаясь безнаказанностью, и потом где-нибудь за праздничным столом глубокомысленно рассуждали о тяготах и опасностях своей нелегкой службы.
— Да я тебя за это по… — закончить фразу лейтенант не успел. Воздух со свистом вырвался из легких, и, сбитый жестоким ударом в солнечное сплетение, он снова рухнул на сырой грязный пол.
— Еще как смею! — усмехнулся Игорь, крепко связывая проволокой за спиной руки скрюченного лейтенанта. Затем связал ноги. — Сейчас ты назовешь мне фамилию и адрес второго убийцы!
Гавриленко молчал, по-прежнему не веря тому, что сейчас творилось.
— Что ж, — нахмурился Игорь, — тогда будем разговаривать по-другому.
Он достал длинную веревку, привязал один ее конец к рукам лейтенанта, перекинул через железную балку под потолком, а другой конец просунул под проволоку, которой были опутаны ноги. Затем, отойдя немного в сторону, принялся медленно тянуть веревку на себя. Тело Гавриленко начало подниматься вверх, неестественно выгибаясь в позвоночнике. Раздался страшный, нечеловеческий вой.
— Не любишь, сволочь, ох, не любишь! — садистски мурлыкал Игорь. Теперь это был совсем другой человек. Вчерашний Игорь умер этой ночью в морге, около тела ни за что ни про что убитого брата.
Лейтенант орал все сильнее. Позвоночник, казалось, вот-вот сломается. Игорь выпустил веревку, и Гавриленко шлепнулся на пол, вдребезги разбив лицо.
— Вспомнил? Или повторим еще раз?
— А-лек-сей Аве-рин. Спортив-ная, д-дом дд-ва, три-тридцать восемь! прохрипел полуживой лейтенант. Он наконец осознал весь ужас происходящего, понял, что этот парень не из числа баранов, с которыми ему приходилось иметь дело всю жизнь. Это матерый безжалостный волк, и в живых он его не оставит. Поэтому Гавриленко мечтал лишь об одном: о быстрой, легкой смерти. Игорь словно прочитал его мысли.
— Да, я бы мог убивать тебя долго, мучительно, но это ни к чему. В аду тебя ждет кое-что похуже! — сказал он и коротким ударом сломал лейтенанту шею.
Улица Спортивная находилась довольно далеко отсюда. Пришлось ехать на автобусе, на удивление полупустом. Прижавшись лицом к прохладному стеклу, Игорь безучастно наблюдал за проплывающими мимо домами, деревьями, прохожими. Он ощущал какую-то странную отрешенность от всего окружающего. Чего хорошего в этом мире, где важно разгуливают откормленные гавриленки? Они сидят на всех уровнях, правят, командуют, кушают, пьют водку, развлекаются, наслаждаются властью над толпой баранов, а Володя, за всю свою жизнь ни разу не причинивший никому вреда, лежит в морге на цинковом столе. Занятый этими грустными мыслями, Игорь едва не пропустил нужную остановку.
