Юлиан Семенов - Испанский вариант
- Ты чрезвычайно хитрый человек.
- Ну и как ты оцениваешь это мое качество?
- Я оцениваю его самым положительным образом, несмотря на то, что ни в Барселоне, ни в Мадриде <юнкерсов> у республиканцев пока нет...
Прага, 1934 __________________________________________________________________________
Борцов спросил:
- Вы проверились?
- Что-что? - не понял Пальма.
- Никто за вами не шел?
- Так я же спросил на пресс-конференции, могу ли я вас навестить, и все слышали ваш ответ.
Борцов перевел шкалу приемника на другую станцию - передавали последние известия из Вены.
- Это все верно, - сказал он, медленно стягивая через голову галстук, - только выходить вам отсюда придется с саквояжем, в котором лежат деньги, много денег, и провозить их вам придется через границу - нелегально, вот в чем вся штука. Сунут вам провокацию тут. - что тогда?
Пальма усмехнулся:
- Мне говорили, что ваши люди очень боятся провокаций в демократических странах.
- Где-где?
- Ну, здесь... На Западе...
- А вы не боитесь?
- Не боюсь.
- Ну, ну...
Борцов подвинул носком туфли большой, свиной кожи портфель к ноге Яна. Пальма заметил, что Борцов не расставался с этим портфелем и на пресс-конференции в <Амбассадоре>.
- Это для Вены?
- Да.
- Чьи это деньги?
- Наши.
- Чьи? - повторил Пальма.
- Это деньги наших людей... Они собрали их в ячейках МОПРа. Наши люди живут еще далеко не так хорошо - я имею в виду материальный аспект, - как нам хотелось бы. Но они помогают товарищам по классу.
- Может быть, все-таки сначала сделать так, чтобы ваши люди жили лучше всех других, а потом уж стали помогать товарищам по классу?
- Тогда не надо вам трепыхаться с этим портфелем... - жестко сказал Борцов. - Я его отвезу назад, и, как говорят ваши американские контрагенты, <все о'кей>.
- В Вене убьют шуцбундовцев, если я не привезу денег...
- Да? - удивился Борцов. - Что вы говорите?!
- Вы умеете бить апперкотом.
- Это как?
- Это удар снизу, скрытый, - ответил Пальма.
- Очень не люблю бить, Ян. Не мое это дело. Да и не ваше, впрочем, хотя отец старался вас учить обратному.
- Откуда это вам известно?
- Это нам известно от Лизл...
Пальма силился припомнить, кто такая Лизл, но не мог. Он вопросительно посмотрел на Борцова.
- Ну, Лизл, из Кента...
- Бог мой, откуда вы знаете старуху?! Может быть, вы по совместительству служите Шерлок Холмсом?
- Я не служу Шерлок Холмсом, - медленно ответил Борцов, - а вот товарищ Вольф будет ждать вас на венском вокзале завтра в тринадцать пятнадцать, и как раз ему надо передать эти деньги.
- Он серьезный человек?
- Вполне.
- А почему вы мне об этом говорите? Я читал шпионские романы, там все происходит иначе. Если вы не боитесь, что нас услышат из-за радио, то объясните, отчего вы так доверительно говорите мне про Вольфа?
- Я говорю с вами так откровенно по целому ряду причин.
- Каких именно?
- Во-первых, я знаю, что вы были честным парнем в Вене.
- Вольф вам рассказал про машину?
- Машина - ерунда. Благотворительность в вашем обществе - одна из форм хобби. Просто вы ничего не публиковали ни в Риге, ни в Париже, ни в Лондоне, как я мог заметить.
- Я много писал им.
- Тем лучше. Это хорошо, если в газетах не печатают ваши репортажи из Вены, - значит, они объективны.
- Это все?
- Почему все? Мне о вас рассказывал руководитель вашего дискуссионного кружка в университете.
- Вы знаете нашего старика?!
- Знаю.
- Что он вам еще про меня рассказал?
- Много. Он рассказывал, например, как вы хотели построить баррикады на лондонских улицах во время всеобщей забастовки.
- Построю. Очень скоро построю.
- Ну и плохо.
- То есть как это плохо?
- Когда баррикады строят люди вроде вас, мы называем это левацким авантюризмом. Если вам скучно и хочется сильных ощущений - поезжайте на Полинезию... Танец живота, стрельба из лука, охота на тигров и другие рассказы...
- Это несерьезный разговор.
- Если вы хотите серьезного разговора, то я просил бы вас уговориться с Вольфом: чем вы сможете помогать нам в будущем?
- Вы предлагаете мне стать русским шпионом?
- <Русский шпион> - понятие, имевшее смысл лишь до двадцать пятого октября семнадцатого года. Тогда была Российская империя. Сейчас есть Советский Союз.
- Интересно, кличка у вас для меня припасена?
- Если вы решитесь помогать нашей борьбе с фашизмом - псевдоним вы себе выберете сами.
- Неужели вы серьезно думаете, что я соглашусь быть шпионом - даже ради любимых мною советских республик?
- Значит, вам предстоит драться с Гитлером в одиночку.
(<Высказывания рейхсканцлера Гитлера, изложенные перед
главнокомандующим сухопутными войсками и военно-морскими силами во
время посещения генерала пехоты барона Гаммерштей-Эквода на его
квартире.
Цель всей политики в одном: снова завоевать политическое
могущество. На это должно быть нацелено все государственное
руководство (все органы!).
1. Внутри страны. Полное преобразование нынешних
внутриполитических условий в Германии. Не терпеть никакой
деятельности носителей мыслей, которые противоречат этой цели
(пацифизм!). Кто не изменит своих взглядов, тот должен быть смят.
Уничтожить марксизм с корнем. Воспитание молодежи и всего народа в
том смысле, что нас может спасти только борьба. И перед этой идеей
должно отступить все остальное (она воплощается в миллионах
приверженцев национал-социалистского движения, которое будет расти).
Всеми средствами сделать молодежь крепкой и закалить ее волю к
борьбе. Смертные приговоры за предательство государства и народа.
Жесточайшее авторитарное государственное руководство. Устранение
раковой опухоли - демократии.
2. Во внешнеполитическом отношении. Борьба против Версаля.
Равноправие в Женеве; но бессмысленно, если народ не настроен на
борьбу. Приобретение союзников.
3. Экономика! Крестьянин должен быть спасен! Колонизационная
политика! Повышение экспорта в будущем ничего не даст. Емкость рынков
мира ограничена, а производство повсюду избыточно. В освоении новых
земель - единственная возможность снова частично сократить армию
безработных. Но это требует времени, и радикальных изменений нельзя
ожидать, так как жизненное пространство для немецкого народа слишком
мало.
4. Строительство вермахта - важнейшая предпосылка для достижения
цели - завоевания политического могущества. Должна быть снова введена
всеобщая воинская повинность. Но предварительно государственное
руководство должно позаботиться о том, чтобы военнообязанные перед
призывом не были уже заражены пацифизмом, марксизмом, большевизмом
или по окончании службы не были отравлены этим ядом.
Как следует использовать политическое могущество, когда мы
приобретем его? Сейчас еще нельзя сказать. Возможно, отвоевание новых
рынков сбыта, возможно - и, пожалуй, это лучше - захват нового
жизненного пространства на Востоке и его беспощадная
германизация...>).
Бургос, 1938, 6 августа, 9 час. 57 мин. __________________________________________________________________________
Хаген откинулся на высокую резную спинку стула и рассмеялся.
- Великолепно, дорогой Ян, я преклоняюсь перед вашим умением импровизировать! Вы ловко прячетесь за спины баб и за пьянки в ночных барах. Браво, Пальма!
- Воспитанные люди у меня на родине обращаются к малознакомым людям с обязательной приставкой <господин>. Кроме того, если вы ведете допрос, извольте ставить конкретные вопросы, герр Хаген, а не играть со мной в кошки-мышки.
- Мой дорогой Пальма - по-моему, у вас на родине существует такая формула учтивого обращения к знакомому, - я попросил бы вас помнить, что здесь все решаю я: о чем, когда и каким образом мне вас спрашивать. И если я уличу вас в неоднократной лжи, это затруднит вашу участь - как бы не обернулось горем ваше дальнейшее жизнепребывание на этой земле! Итак, еще раз: вы с Лерстом не видались - ни в Праге, ни на пресс-конференции Борцова, о которой вы почему-то решили умолчать сейчас, ни позже?
Он виделся с Лерстом. Он только сейчас вспомнил, что именно Лерст проверял его документы, когда он пересекал границу второй раз и прижимал к себе саквояж, набитый долларами, и старался быть равнодушным и насмешливым, но ему это не очень-то удавалось, и он ощущал, как мелко дрожит левая нога и медленно леденеют руки.
Он только сейчас понял, отчего позже, в Лондоне и Бургосе, лицо Лерста казалось ему мучительно знакомым.
<На границе Лерст был не в форме. Он был в штатском. Я даже могу сказать, что на нем был серый костюм, - подумал Пальма. - А ботинки на нем были, кажется, малиновые...>
Он возвращался в Вену через Берлин, и Лерст проверял документы на немецкой границе. Рядом в купе сидел толстый, с одышкой, весь потный пожилой еврей. Лерст заставил еврея подняться, вывернул его карманы, долго разглядывал документы, а потом лениво уронил их на пол.
