Инна Бачинская - Ищи, кому выгодно
– О чем?
– Обо всем. Что теперь? У вас с ним что-то…
– Я с ним переспала, – брякнула Ирина.
– Иди ты! – не поверила Лидка. – Правда? Вот гад! Ничего не упустит! И как?
– Хорошо. Знаешь, мы как будто не расставались.
– Думаешь, он ее бросит?
– Мне все равно.
– Не бросит, и не надейся! – припечатала Лидка. – У него все рассчитано. Любовь, страсти-мордасти… Он же холодный, он живет головой. Даже в школе! Вспомни…
– Не хочу! Мы все разные. Он холодный, а ты картошку чистила.
– Ага. Представляешь, какая дура? Ну и чего? Будете и дальше трахаться?
– Будем.
– Ну и правильно! С паршивой овцы хоть шерсти клок. Эх, завидую я тебе, Ирка! Раньше думала, что ты дура, а теперь завидую. А я уже неспособна гореть. А если опять бросит? Переживешь? Или в петлю полезешь?
Ирина рассмеялась. Лидка тоже рассмеялась.
Глава 5
Безнадега
…И потянулся их роман – окольными тайными кривыми тропами. Гетман приходил под вечер, приносил цветы – палевые розы на длинных колючих стеблях. Они слегка перекусывали – дома его ждал семейный ужин. Рассказывал о работе. О том, что Лена хочет уехать – наверное, она права, тут ловить нечего, его должность ему не по рангу, он уже наводит мосты. Была в нем его обычная уверенность хозяина жизни, у которого все схвачено. Свою жизнь он делал сам. Он всегда знал, чего хочет.
Ирина махнула рукой на свои обиды и недоумение и пустилась во все тяжкие. Не ходила, а летала. Смеялась по любому поводу и стала одеваться в яркие светлые одежки. Что не преминул отметить журналист, который с утра до вечера сидел у них в архиве, собирал материал для книги. Стал заходить к ней в кабинет покалякать за жизнь. Приятный мужик, бывалый, умный. Стал звать то поужинать, то в театр, где режиссером его друг. Она отказывалась. Могла бы, конечно, сходить с ним в театр, почему бы нет, он ей нравился, но… А что дальше? Она была полна Гетманом.
Она понимала, что их отношения – тупик. Что история повторится – он уедет. Хорошо, если зайдет попрощаться. Уедет-не уедет, плюнет-поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет… Он приходил, и она открывала дверь. Она ничего не могла с собой поделать. Судьба?
Однажды ночью она расплакалась. Во сне. И потом не могла вспомнить, что же такое ей приснилось.
Звонила Лидка. Интересовалась, как жизнь. Тоже куда-то звала, на какую-то выставку, но Ирина отказалась. Лидка проорала что-то насчет идиоток, которые портят себе жизнь и ничему не учатся, и про грабли. Ирина не стала слушать, отключилась. Она снова чувствовала себя школьницей – идя с работы, делала крюк, чтобы пройти мимо его дома. Она снова была молодая, глупая, переполненная первой любовью, с той только разницей, что теперь она знала, что будет дальше. Судьба. Карма. Как говорят, что на роду написано.
Она полюбила бродить одна по парку, что рядом с архивом. Уходила на весь обеденный перерыв. Стояла середина августа, было жарко и сухо, уже падали первые пожелтевшие листья. Пахло грибами и немного пылью. Мелькала в сосне рыжая белка, попискивали невидимые птицы. Городские шумы долетали сюда невнятным гулом.
Парк был безлюден в это время. Эхо подхватывало звук ее шагов. Она бродила по неровным асфальтовым аллеям, поднималась по скрипучим деревянным ступенькам на террасу, подолгу задерживалась у ограды и смотрела на реку. Синяя сверкающая река, безмятежные оливково-зеленые луга насколько хватает глаз, лес на горизонте. И длинная белая полоска пляжа. Они прибегали сюда школьниками…
Она расплакалась…
У себя в кабинете она дрожащими руками достала из стола пачку сигарет, закурила. Высморкалась. Вытерла слезы. Но они все катились. Она испытывала глухое невнятное сожаление, тоску и боль… Что-то рушилось в ее жизни, уходило окончательно и бесповоротно. Ей было жалко себя, стремительно падающую в глухую черную пустоту.
В дверь постучали. Вошел журналист.
– Сергей Иванович! – вспомнила Ирина. Взглянула вопросительно.
– Ирина Васильевна, у нас сегодня большой праздник, – сказал он шутливо. – У меня день рождения, стол накрыт. Не откажите великодушно!
Присмотрелся к ней, подошел ближе.
– Что-нибудь… случилось?
– Случилось, – сказала Ирина, ткнув окурком в пепельницу. – Давно уже.
– Может, я…
– Я пошутила. Ничего не случилось. А шампанское есть?
– Есть!
– А торт?
– А как же! У нас в архиве все есть. Большой такой, с розочками.
– С розочками? – воскликнула она с энтузиазмом. – Сто лет не ела торта!
– Осторожнее открывайте! – беспокоился Сократ Сигизмундович. – Не дай бог, в окно! Стекла нынче дороги, не напасешься!
Журналист опрокинул бутылку в подставленные стаканы. Шампанское пенилось, переливалось через край. Дамы вскрикивали.
– За именинника! – громко сказала Ирина и выпила залпом. Тут же опьянела и расхохоталась. Подумала: «Истеричка!» – и подставила стакан снова.
– За свободу печати!
Сергей Иванович поглядывал с восхищением. Зоя Петровна, тонко улыбаясь, соединяла их взглядом. Индиго Иван пить отказался, но за милую душу наворачивал бутерброды с колбасой. Вид у него был сосредоточенный – не иначе как думал о космосе. Сократ Сигизмундович заикнулся было о недопустимости распития алкогольных напитков в рабочее время, но его мигом окоротили – пятница ведь! Никто и не сунется – ни начальство, ни клиенты. А тут такой случай! Сократ Сигизмундович неохотно позволил себя уговорить и даже выпил немного, чтобы не отрываться от коллектива. Отошел к окну с бутербродом и стоял там, весь в мучительных раздумьях.
Впервые за много дней Ирина не спешила домой. Он будет звонить? Пусть! При мысли о Гетмане она начинала хохотать и уже не понимала, смеется или плачет. Она сидела на столе, пила шампанское и болтала ногами.
– Я думал, вы совсем другая, – сказал Сергей Иванович, присаживаясь рядом.
– Какая же? – вызывающе просила она.
– Сухарь! Строгая! А вы такая… красивая!
– А как ваша книга?
– Книга? Это не книга, а пьеса. Мой друг, режиссер Молодежного театра… Да вы знаете, наверное, Виталий Вербицкий… Его в городе все знают! – Он хмыкнул. – Попросил написать пьесу, что-нибуь этакое, краеведческое, водевильно-детективное из истории города.
– Водевильно-детективное? И для этого нужно сидеть в архиве? – изумилась Ирина.
– Да я не из-за пьесы… – сказал журналист, с улыбкой глядя ей в глаза. – Пьесу я давно закончил. Я из-за вас тут сижу. Как пацан, честное слово! Даже не ожидал от себя.
Ирина вспыхнула от неожиданности и не нашлась что сказать. Открыла и закрыла рот. А он сидел на краю стола в небрежно расстегнутом твидовом пиджаке с обвисшими карманами, без галстука, в синей футболке. Нормальный живой мужик. Ждал ответа, не отводил взгляда. Глаза – серые, подбородок – квадратный, с ямкой, рот – решительный. А только что ж тут скажешь?
– Дадите почитать? – наконец сообразила она.
– Можно увидеть. Сегодня премьера. Пойдем?
Она кивнула неуверенно. И вдруг спросила:
– А вы верите в судьбу?
Он ответил не сразу, видимо, удивился.
– В каком смысле?
– В смысле, что все заранее расписано.
– Никогда об этом не думал. Разве не человек выбирает?
– Но выбор тоже расписан!
– То есть что-то определяет за нас?.. Что же оно определяет? – Он задумался, улыбаясь. – Кушать на завтрак яичницу или овсянку?
– Но говорят же – судьба! – Ирина уже и сама не знала, чего добивается.
– Говорят. Я всегда думал, что судьба и жизнь в некотором роде синонимы. А все остальное – выбор. Яичница или овсянка.
– Но ведь человек все время делает одно и то же! – воскликнула она в отчаянии.
– В смысле, все время наступает на одни и те же грабли? Я правильно понял?
– Да! Бегает по кругу! И не может освободиться…
– Зависит от человека, наверное. Извините, Ирина, это все очень тонко для меня. Можно сказать, что судьба – это выбор. Человек выбирает в силу своего характера, желаний… Разве нет? Согласен, часто бегает по кругу, но это ведь его выбор. Так ему нравится, он хочет бегать по кругу. Или не имеет ничего против. А в такие вещи, как рок, фатум, изначальная заданность и прочая, я не верю. Все это лишает иллюзий, что от нас что-то зависит. А что мы без иллюзий? – Он рассмеялся.
– Наверное… – Ирина уже погасла.
– Интересная тема после шампанского. Я помню наш пацанский треп у костра: судьба, выбор, предназначение. Прекрасное было время! Нам казалось, мы все понимаем… В отличие от родителей, погрязших в буднях. Что у нас все будет иначе. А потом сами погрязли. Как сказал один автор: корабль наш проплывает мимо туманных берегов несбывшегося, а мы толкуем о делах дня… Тоже судьба.
– Вы считаете, разговоры о судьбе – признак незрелости?
