Антон Леонтьев - Вилла розовых ангелов
Минут через десять дверь деканата открылась, из нее выкатился Щубач с шикарным кожаным портфелем в руке. Лев Миронович явно направлялся домой.
– Прошу вас, мне надо поговорить с вами! – обратилась к нему Оля.
Щубач молча закрыл деканат, поколдовал над сигнализацией и отправился к лестнице. Ольга следовала за ним. Лев Миронович игнорировал свою аспирантку. Около здания университета его ждал новехонький белый «Лексус», которым Щубач безмерно гордился. Он рассказывал всем, что купил его с деканской зарплаты, потому что «умеет экономить». Все делали вид, что верили декану. Лев Миронович прыгнул в салон, автомобиль рванул с места, и Оле даже пришлось отскочить, чтобы не попасть под колеса.
Вернувшись домой, она рассказала обо всем маме. Нина Сергеевна не на шутку встревожилась, но попыталась уверить дочку, что Щубач решил ее просто напугать, он наверняка передумает.
– Какой ему смысл терять такую прилежную аспирантку, как ты? – говорила она.
Оля и сама знала, что смысла в этом поступке нет, но она также знала: Лев Миронович Щубач никогда не прощает оскорблений, нанесенных ему подчиненными, а ее непослушание в ситуации с Садовниковым он воспринял именно как оскорбление.
Вечером она пыталась дозвониться Щубачу домой, но у него было постоянно занято – Оля знала, что у декана стоит навороченный телефонный аппарат, наверняка он занес ее номер в «черный список». Поэтому она отправилась к соседям, и на этот раз в трубке раздались долгие гудки.
– Алло, – услышала она приятный женский голос, принадлежавший, видимо, супруге декана.
– Добрый вечер, я хотела бы поговорить с Львом Мироновичем, – сказала Оля.
Дама поинтересовалась:
– А кто его спрашивает?
Оля подумала, если она назовет свое подлинное имя, то супруга декана, наверняка получившая наставления мужа, положит трубку. И девушка пустилась на хитрость:
– Меня зовут Инга Тимофеева, я работаю на кафедре, у меня вопрос ко Льву Мироновичу по поводу... выплаты ему отпускных.
– Господи, надеюсь, никакой задержки с деньгами не предвидится? – обеспокоенно произнесла мадам деканша. – Секундочку, Инга...
В трубке раздались шорохи, и Оля услышала ее призывный голос:
– Левушка, возьми, пожалуйста, у себя в кабинете трубочку, тебе какая-то кулема Инга с кафедры звонит, что-то относительно отпускных!
Наконец откликнулся недовольный голос Щубача:
– Инга, в чем дело?
– Лев Миронович, это не Инга, это Ольга Данилина, – на одном дыхании выпалила Оля. – Я хочу знать, что означает сегодняшний спектакль во время заседания кафедры. – Щубач молчал, и Оля спросила: – Вы еще на проводе, Лев Миронович?
– Данилина, – произнес тот зло. – Учти, у меня имеются хорошие связи в прокуратуре. Если посмеешь позвонить мне домой еще раз, то клянусь, тебя упекут в каталажку за телефонный терроризм. Скажу, что ты звонила, угрожала мне, матом крыла, квартиру сжечь и меня убить обещала. Я тебе уже сказал – надо было Садовникова пропустить, тогда бы все иначе повернулось. А так ты, Данилина, в жопе. Желаю тебе там и оставаться.
Лев Миронович повесил трубку. Оля, поблагодарив соседей, побрела домой. Она не знала, что ей делать. Щубач, как она поняла, не шутил. И приказ об ее отчислении из аспирантуры появится в самое ближайшее время.
7
Два дня они провели с мамой на даче, где Оля пыталась тщетно забыть о произошедшем. Едва они переступили порог квартиры, зазвонил телефон. Нина Сергеевна схватила трубку и быстро протянула ее дочери:
– Наверное, он передумал! Все будет хорошо!
– Лев Миронович? – внезапно осипшим голосом произнесла Оля.
В трубке послышался смешок, и низкий мужской голос произнес:
– На ваше счастье, Ольга, нет. Два дня вам звоню, а вас нет. Уж думал, вы в Патагонию сбежали. Вас беспокоит Мстислав Романович Милославский. Знаете такого?
– Ой, Мстислав Романович... – выдохнула Ольга.
– Я прослышал о несправедливом, вернее, беспардонно-хамском отношении к вам со стороны вашего научного... пардон, бывшего научного руководителя, – продолжил Милославский. – Подобное поведение мне знакомо: господин декан как был, так и останется плебеем, а при этом претендует, совершеннейше, отмечу, безосновательно, на роль патриция. Знаете, что я держу в руках? Приказ о вашем отчислении из аспирантуры.
– Значит, уже ничего изменить нельзя... – уныло произнесла Ольга.
Милославский хохотнул:
– Не стоит умирать раньше времени! Даже если вас проглотил Годзилла, то выход всегда найдется – или вперед, или назад. Приказ-то имеется, в отделе аспирантуры его подготовили, но ректор его не подписал. Лев Миронович окончательно потерял чувство реальности – решил, что может поступать, как восточный сатрап, руководствуясь исключительно собственными желаниями. Впрочем, пардон, он не сатрап, а евнух в гареме султана, который вдруг решил, что является правителем империи. Знаете, что в стародавние времена с такими евнухами делали? Сажали на кол!
Оля хихикнула, представив себе Щубача в роли евнуха, да к тому же посаженного на кол.
– Ну вот и хорошо, что оптимизм к вам вернулся, – констатировал профессор Милославский. – Ректор, как и я, возмущен подобным поведением декана. У меня уже имеется согласие со стороны нашего университетского шефа... Он не позволит выбросить вас под надуманным предлогом из аспирантуры. Но и оставаться у Щубача вы не сможете – защититься он вам все равно не даст. Вам такой научный руководитель разве нужен?
– Нет, – ответила Оля.
– Я тоже придерживаюсь подобного мнения, – сказал Мстислав Романович. – Приезжайте сейчас в университет, на мою кафедру, поговорим.
Разговор закончился тем, что Ольга Данилина стала аспиранткой Мстислава Романовича Милославского. Когда в университете распространилась об этом весть, то многие отказались в это поверить: о «братской любви», вернее, лютой вражде между обоими учеными было очень хорошо известно.
Щубач рвал и метал, громогласно заявляя, что «двоечница Данилина» никогда не сумеет защититься, кишка, мол, у нее тонка. Но Оля под руководством Милославского в течение нескольких месяцев полностью переделала теоретическую и практическую части диссертации, и Мстислав Романович объявил ей: защита состоится в декабре – или никогда. Ольге пришлось сидеть ночи напролет, чтобы в срок сдать текст, собрать массу документов, написать автореферат и разослать его членам совета. Наконец она смогла вздохнуть свободно: пятнадцатого ноября все было завершено, а семнадцатого декабря предстояла защита.
Ее бывший научный руководитель не оставался бездеятельным. Когда, сталкиваясь с ним в университетских коридорах, Оля вежливо приветствовала Льва Мироновича, лицо того каменело, он, плотно сжав губы, делал вид, что не знает ее. Считая себя до смерти оскорбленным, Щубач принялся распространять слухи о том, что Милославский переманил у него аспирантку, у которой была практически готова диссертация, и теперь почивает на лаврах «великого ученого». Ольга и Мстислав Романович посмеивались над подобными заявлениями, а всем желающим демонстрировался документ из отдела аспирантуры, в котором декан оповещал общественность, что Ольга в течение двух лет не представила ему ни строчки.
– Так что наш могущественный друг, а точнее, бессильный недруг должен объяснить сию антимонию: либо он пытался отчислить из аспирантуры нерадивую аспирантку, но тогда ему нечего стенать, что вы перешли ко мне, или же Лев Миронович намеренно хотел избавиться от молодой ученой, у которой была готова диссертация, но тогда возникает масса вопросов касательно того, почему он жаждал сделать это и отчего он врет об истинных причинах вашего перехода к другому руководителю, – сказал как-то Милославский.
Ольга успокоилась: она знала, что с новым научным руководителем ей бояться нечего. И вот настал долгожданный день – четверг, семнадцатое декабря.
Оля сидела сейчас на подоконнике, погрузившись в воспоминания, и тут увидела Мстислава Романовича, выворачивающего из-за угла. Он, широко улыбнувшись, произнес:
– А вы – ранняя пташка, Ольга! Однако похвально, что вы уже на месте. Вы когда-нибудь присутствовали на защите диссертации?
– Два раза, – ответила Ольга.
Милославский качнул головой и сказал:
– Вполне достаточно. А то некоторые дамы с разных кафедр ходят туда с завидным постоянством в течение многих лет, как некоторые посещают церковь. До вас будет защищаться аспирантка с немецкого отделения, вам желательно присутствовать. Вы идете сразу за ней. Председатель совета намеренно объявляет перерыв только после окончания вашей защиты, перед третьим соискателем. Лев Миронович наверняка приложит все усилия для того, чтобы сорвать процедуру. Он, если бы мог, просто не явился бы на защиту и подговорил бы еще нескольких членов совета поступить так же – тогда бы не было кворума, и все наши старания пошли бы прахом. А так он в числе прочих коллег распишется в самом начале в ведомости, что присутствует на заседании совета, и будет вынужден остаться после первой защиты и на вторую – вашу. И коллеги тоже!
