Инна Бачинская - Конец земной истории
– Чего же ты хочешь от меня? – повторил он.
– У меня есть план!
– Интересно послушать.
– Вы придете к нам и посмотрите на всех свежим взглядом, и тогда, может, поймете, кто есть кто. Как вам?
– В качестве кого?
– Ну… – Она окинула его испытующим взглядом. – …Хотя бы в качестве моего бойфренда. – Она даже не покраснела.
– Я?! В качестве бойфренда? – поперхнулся Монах. Она ставила его в тупик своей непредсказуемостью, незрелостью и попросту глупостью. Или это было что-то другое? Наивность? А чем, спрашивается, глупость отличается от наивности? Глупость – навсегда, наивность проходит со временем… возможно. Как-то так. Эта девчонка не имела ни малейшего понятия о приличиях и социальных табу, о том, что можно и чего нельзя. Под вывеской: что хочу, то и ворочу. Дитя природы. Держать язык за зубами она тоже не умела. Даже речь ее – речь взрослого образованного человека, а не молодежный сленг – всякие словечки проскакивали лишь изредка, – была странной и никак не вязалась с обликом этого существа. Она смотрела на него в упор, и Монах понял, что эта дурацкая идея пришла ей в голову явно не сию минуту.
– А что? – удивилась она. – У нас дома запросто. Кто чей бойфренд – личное дело каждого, никто не лезет. Представляю себе физию Лариски! – Она захихикала и шлепнула ладошками по столу. – Она старая дева, а у меня бойфренд! Хотите, скажем, что вы мой жених?
– Упаси боже! – вырвалось у Монаха.
– Понимаете, я их всех знаю, и это мешает восприятию – то все они кажутся убийцами, то никто, – сказала она, состроив серьезную мордочку. – Не вижу! А вы с вашим опытом путешественника, психолога и математика сразу их… вычислите!
Монах вспомнил свой сайт и почувствовал, как загорелись скулы. Издевается, дрянная девчонка? Но она смотрела на него честными глазами пай-девочки из хорошей семьи. А может, Дездемона просто не ее роль, подумал он. Ей бы Фигаро играть… или клоуна.
– Я подумаю, – сказал Монах.
– Может, вы меня боитесь? – спросила нахалка, ухмыляясь, и Монаху показалось, что глаза ее сверкнули зеленым ведьмовским блеском.
«А были ли убийства?» – подумал он запоздало.
Глава 5
Детективный союз толстых и красивых любителей пива
…И вот событие грянуло! В смысле, произошло наконец. Так звезды встали. Два титана, два больших человека, опытный путешественник-психолог Олег Монахов и Алексей Добродеев, надежда и опора отечественной журналистики, встретились на явочной квартире, образно выражаясь – в почти семейном баре «Тутси», где за барной стойкой, как в разноцветном аквариуме, плавает неторопливой солидной рыбой хозяин заведения, он же бармен, Митрич – человек, суровый на вид, но сентиментальный в душе.
С чувством ностальгии, в ожидании тепла и дружбы, Монах переступил родной порог. Митрич оторвал взгляд от полируемого стакана и просиял:
– Олежка! Родной! Я уже и не чаял… исчез, пропал, никто ничего толком, даже Леша Добродеев. Вернулся, разбойник! – Голос его прервался, и он часто заморгал.
– Как ты, Митрич? – спросил Монах, в свою очередь чувствуя комок в горле.
Митрич махнул рукой:
– Все пучком, Олег, скрипим помаленьку. Что нам сделается! Ты сам-то как? Надолго? Может, хватит романтики? Может, бросишь якорь в родной гавани? Поставишь шхуну на прикол? – Митрич, как мы уже знаем, был сентиментален, любил говорить о море, хотя моряком никогда не был, а был, наоборот, сухопутной крысой.
– Может, и хватит, Митрич, может, и брошу. Не знаю пока. А у тебя тут, похоже, без перемен, что есть удивительно при нашей нестабильной жизни. Ты, Митрич, и есть та спокойная родная гавань, куда стремятся корабли.
– Спасибо на добром слове, Олежка. Перемены есть, как же без перемен. Вот телевизор новый, стойка. – Он с гордостью погладил поверхность стойки ладонью. – Хорошая девушка поет по пятницам и субботам, не попсу, а романсы. Люди специально приходят послушать. Стараемся. А как твой бизнес? «Зеленый лист», кажется?
– Бизнес пучком, Митрич. Меня не было полтора года и ничего. Отряд не заметил потери бойца. Иду по городу – ни одной знакомой рожи! Куда они все подевались? Студенты, коллеги, знакомые женщины, наконец? Раньше отбоя не было, а теперь… – Он махнул рукой. – Вот в чем вопрос, Митрич.
Митрич покивал и сказал:
– И все-таки она вертится, Олежка. Я, Леша Добродеев – мы твои друзья. Тут у нас убийство произошло недавно, так мы с Лешей часа два сидели, вспоминали, как вы с ним вычислили маньяка, и Леша сказал, что пишет про тебя книжку. Так что отряд заметил, очень даже, ты не думай.
– Спасибо, Митрич. Леши еще нет?
– Алеша звонил… да вот же он! – воскликнул Митрич, простирая руки к журналисту Алексею Добродееву, который картинно застыл на пороге.
– Христофорыч! – воззвал Добродеев. – Живой! Не ждал, боялся даже думать, а Митрич сказал, что ты вообще не вернешься! Ушел в дацан к далай-ламам, ходишь в оранжевой хламиде под черным зонтиком, четки перебираешь.
Они обнялись, затопали на месте, громко хлопая друг друга по плечам. Митрич снова прослезился и сделал вид, что ему в глаз попала соринка.
– Была у меня такая мыслишка, – признался Монах. – Тишина, покой, заснеженные пики, мысли о великом, но… не срослось! Оказалось, не готов ни морально, ни физически. Веришь, Митрич, твое пиво по ночам снилось! Как сижу я с Лешей за нашим столиком в углу, обсуждаем текущий момент, а ты в бабочке уже несешь пивко и фирмовые бутерброды с копченой колбаской и маринованным огурчиком. Поверите, слюной захлебывался. Слаб аз есмь, признаю и печалуюсь.
– Я сейчас! – встрепенулся Митрич. – Садитесь, ребята!
Они уселись. Добродеев молча рассматривал Монаха.
– Что? – спросил тот наконец.
– Не верю, что ты вернулся. Насовсем или как?
– Вернулся. Не знаю пока. Думаю, насовсем. Ну, разве что буду выскакивать на пару месяцев глотнуть свежего воздуха. Надумал вот купить квартиру.
– У меня есть классный брокер, – обрадовался Добродеев. – Не вопрос. Слушай, Христофорыч, а ты действительно жил в монастыре? Я иногда позванивал Жорику, он держал меня в курсе.
– Жил рядом с монастырем, в Гималаях. Неделю.
– У них что, гостиница там?
– Гостиница – громко сказано. Маленькие бедные гостинички, называются лоджии. Общая комната с «буржуйкой» на первом этаже, на втором – номера-люкс, с позволения сказать. Холод собачий. Кроватей нет, пустые деревянные нары – спишь в спальнике. Если много народу, то прямо на полу. В окнах не стекла, а одно название, дует безбожно. Зато видны розовые заснеженные пики. На рассвете открыл глаза и… нет слов! Снизошло! И понимаешь, что жизнь внизу – суета-сует и всяческая суета. Там тусуются бродяги и романтики со всего мира – братство, понимаешь? Люди без возраста. Все друг друга знают, помнят, радуются. От разреженного воздуха вечная эйфория. Посиделки до утра, байки на интернациональном новоязе, понятном всем, гогот, совместные трапезы, тут же сколачиваются группы по разным маршрутам. Романы завязываются… Леша, ты не поверишь, но это входит в кровь.
– Завидую, Христофорыч. Завидую и чувствую себя серым обывателем. Лам видел?
– Конечно! В монастырь можно зайти даже во время службы. Народ приветливый, смирный, все улыбается да кланяется. Кстати, подарок! – Он вынул из кармана два пакетика пергаментной бумаги, протянул один Добродееву. – А это нашему Митричу. – Он отложил второй в сторону.
– Что это? – Добродеев с любопытством развернул пакетик и вытащил крошечный желтый вымпел с черными характерными иероглифами непали.
– Мантра. Заклинание. Как у нас говорят, привязка на удачу, здоровье и деньги.
– Спасибо, Христофорыч. Это вешается на шею или как?
– Можно на шею, можно прицепить в машине или дома на стенку. Действует везде одинаково. На здоровье.
– Неужели все полтора года там?
– Нет, там я был три месяца. Остальное время я был один. Восходил на хребты и спускался в долины. Потом Алтай. Костерок, речка, лес шумит. И ни телефона тебе, ни Интернета, ни ящика – так же, как тысячу лет назад. Пять тысяч. Сто… Понимаешь? И зверье непуганое вокруг.
– Ты, Христофорыч, последний романтик, – вздохнул Добродеев.
– Таких, как я, много, Леша. Просто народ не ходит по тем дорожкам. Кафешки, горячая вода, сериалы, крыша над головой, дружбаны – как отказаться? А там одиночество, но ты его не ощущаешь, некогда, потому что нужно рыбу поймать или дичь отстрелить, насобирать ветки для костра, сварить уху, поискать ягод, приготовить постель, посидеть вечером у огня, заварить чай на листьях и ягодах – вот день и прошел. Сидишь, смотришь в огонь и думаешь, думаешь… Думается там замечательно. И спится замечательно. Звезды над головой, иногда филин ухнет, эхо прокатится по верхушкам. И депрессий там не бывает. А рассветы какие! Ты, Леша, хоть раз просыпался на рассвете в лесу?
