Питер Робинсон - Растерзанное сердце
При ориентировочном времени смерти между часом тридцатью и пятью тридцатью получалось, что жертву должны были убить, когда играли «Зеппелин» или же когда все уже расходились по домам. Скорее первое, решил он: так меньше шансов, что наткнешься на свидетелей. И, вероятно, еще до дождя, потому что на земле нет ясного следа, показывающего, что тело волокли.
— Есть другие ворота кроме тех, через которые я вошел? — поинтересовался он.
— Нет. Только те, что на севере. Но выходов полно.
— Вероятно, вокруг всей площадки — ограда?
— Да. Это был не бесплатный концерт, вы же понимаете.
— А можно попасть сюда через лес?
— Нет. На той стороне выходов нет. Парковка, палатки и ворота — все на северной стороне, и ближайшая дорога тоже на севере.
— Насколько я понимаю, у вас были некоторые проблемы со скинхедами?
— Ничего серьезного, мои ребята справились. Шайка бритоголовых пыталась прорваться через ограждение, мы их отогнали.
— На север или на юг?
— Вообще-то на восток.
— Когда это случилось?
— В субботу вечером.
— Они вернулись?
— Не слышал об этом. Если и вернулись, то тихо.
— У вас действительно спали в поле в этот уик-энд?
— Некоторые — да. Я же говорю, у нас тут есть парочка полей под паркинг и палатки, выше, на холме. Многие разбили палатки и бродили туда-сюда. Другие принесли с собой спальные мешки. Слушайте, это что, все важно? А мне-то казалось, что все ясно как день.
Чедвик поднял брови:
— Вот как? Видимо, я что-то упустил. Расскажите мне.
— Ну, она, должно быть, повздорила со своим дружком или с другим каким-то парнем, вот он ее и убил. Они были в стороне от основной толпы, ближе к краю леса, а поскольку все слушали «Лед Зеппелин», никто ничего бы не заметил, даже если бы наступил конец света.
— Он что, громко играет, этот «Лед Зеппелин»?
— Можно сказать и так. Вам надо бы их послушать.
— Не исключаю, что я так и сделаю. Кстати, вы и правда высказали здравую мысль. Я уверен, что музыка могла помочь преступнику. Но почему вы предполагаете, что это ее дружок? Парни часто режут своих девушек?
— Не знаю. Я просто… я хотел сказать… кто же еще?
— А мог это сделать, например, убийца-маньяк?
— Вы в этом должны разбираться получше моего.
— Или бродяга, который проходил мимо?
— Ну вот, теперь вы издеваетесь.
— Уверяю вас, мистер Хейс, я подхожу к этому делу очень серьезно. Но чтобы выяснить, кто мог это сделать, ее дружок или кто-то еще, нам надо узнать, кто она. — Он черкнул что-то в блокноте, а затем посмотрел Хейсу в глаза. — Может быть, вы мне сумеете помочь?
— Я никогда в жизни ее раньше не видел.
— Да ладно вам, приятель. — Чедвик не спускал с него взгляда.
— Я не знаю, кто она.
— Ага, но вы ее где-то все-таки видели?
Хейс опустил глаза, глядя на свои сцепленные руки.
— Может, и так, — сказал он.
— И где вы ее могли видеть, как по-вашему?
— Она могла в какой-то момент оказаться за сценой.
— Теперь мы наконец сдвинулись с мертвой точки. Как попадают за сцену?
— Ну, обычно нужен пропуск.
— А кто их выдает?
— Охрана.
— Но?
Хейс заерзал в кресле:
— Ну, знаете, иногда… хорошенькие девушки… Что с ними поделаешь?
— Сколько человек было за сценой?
— Десятки. Там был сущий хаос. У нас была ВИП-зона, которую отгородили канатами, там была палатка с пивом и шезлонги, и еще стояли вагончики исполнителей, плюс гримерки, плюс туалеты. А перед сценой у нас была зона для прессы. Некоторые музыканты околачивались рядом, чтобы послушать других, а потом они могли устроить вместе джем за сценой и… ну, вы сами понимаете…
— Какие группы выступали в воскресенье последними?
— Сразу после того, как стемнело, мы закончили вечернюю часть программы на «Мэд Хэттерс», а после них играли «Флитвуд Мак», «Пинк Флойд» и «Лед Зеппелин».
— И все они побывали за сценой?
— В тот или иной момент — да, если они не были в это время на сцене.
— С гостями?
— Там была масса народу.
— Сколько?
— Не знаю… может, полсотни или около того. Больше. Администраторы гастролей, менеджеры, журналисты, диск-жокеи, ребята из звукозаписывающей компании, агенты, друзья музыкантов, всякие фанаты, которые околачиваются при группах, и прочие, и прочие.
— Вы составляли списки гостей?
— Вы шутите!
— А списки тех, кому выдавали пропуска?
— Нет.
— Кто-нибудь вел учет тех, кто входит и выходит?
— Кто-то проверял пропуска на входе в зону за сценой. Вот и всё.
— И разрешал красивым девушкам пройти без пропуска?
— Только если они были с кем-то, у кого был пропуск.
— А, понимаю. Значит, наша жертва, возможно, не доставала себе пропуск сама. А имелись ли какие-нибудь другие вещества кроме пива, которые вносили вклад в общее чувство радости за кулисами?
— Все равно я бы об этом не узнал. Я был слишком занят. Почти все время я носился повсюду как угорелый, старался убедиться, что все идет как надо, старался, чтобы все были довольны.
— И все были довольны?
— По большей части. Иногда попадается какой-нибудь придурок, которому и вагончик тесный, и водка не того сорта, но в целом все было тип-топ.
Чедвик бегло записал кое-что. Он мог бы поклясться, что Хейс выгибает шею, пытаясь это прочесть, так что он закрыл слова рукой, когда дописал.
— А если нам удастся сузить интервал, в который произошло убийство, вы сумеете подробнее рассказать нам, кто в этот момент мог находиться за сценой, как по-вашему?
— Может, и сумею. Не знаю. Я же говорю, там был сущий бедлам.
— Представляю. Вы видели ее вместе с каким-то конкретным человеком?
— Нет. Может, это была она, а может, и нет. Я только мельком поглядел. Там было много народу. Много всяких милашек. — Его лицо прояснилось. — Может, это даже была не она.
— Но давайте все-таки сохранять оптимизм и предполагать, что это была она, хорошо? У девушки, которую вы видели, был на правой щеке нарисован цветок?
— Не знаю. Я же говорю, я даже не уверен, что это вообще была она. Многие девушки рисовали себе цветочки.
— А вдруг нам сумеет помочь ваша группа охраны?
— Может быть. Если они вспомнят.
— А журналисты рядом были?
— Еще бы. Но в мигающем режиме.
— Что вы имеете в виду?
— Это же палка о двух концах, понимаете? Реклама всегда пригодится, и прессу отпугивать не стоит, но при этом вы же не хотите, чтобы кто-нибудь снимал каждый ваш шаг или описывал каждый ваш поход в сортир, верно? Мы пытались соблюсти баланс.
— И как вам это удавалось?
— Большая пресс-конференция перед мероприятием, все интервью — строго по расписанию, с определенными исполнителями в определенное время.
— Где?
— В огороженной зоне прессы.
— Значит, журналистов не пускали за сцену?
— Да вы шутник!
— А фотографы там были?
— Только в пресс-зоне.
— Не могли бы вы мне дать их имена?
— Ни одного не помню. Можете спросить у Мика Лоутона. Он отвечал на этом мероприятии за связи с прессой. Я вам дам его телефон.
— А телевидение?
— Они были здесь в субботу и воскресенье.
— Сейчас угадаю: в пресс-зоне?
— Они почти все время снимали зрителей и выступления групп, при этом строго соблюдали закон об авторских правах: только с разрешения и все такое прочее.
— Мне нужны названия телекомпаний, которые в этом участвовали.
— Ну конечно. Как обычно, главные подозреваемые.
Хейс сообщил ему названия. Выбирать было особенно не из чего: Чедвик и без того сразу подумал о «Йоркшир телевижн» и «Би-би-си-норт». Он встал, нагнувшись, чтобы не стукнуться головой о потолок.
— Мы с ними потолкуем, узнаем, можно ли взглянуть на их пленки. И с вашей охраной тоже побеседуем. Спасибо, что уделили мне время.
Хейс поднялся на ноги, вид у него был удивленный.
— Это что, все?
— Пока да, — улыбнулся Чедвик.
*Помещение паба выглядело весьма колоритно: это было похоже на сцену из Диккенса, написанную с рембрандтовским чувством светотени. В зальчике с низким потолком выделялись две группы людей: одна играла в карты, другая была погружена в оживленную беседу. Грубые, потрепанные непогодой лица с морщинистыми щеками и носами картошкой озарялись свечами и огнем поленьев, потрескивавших в очаге. Двое за барной стойкой были моложе: местная девушка, бледная гибкая блондинка лет девятнадцати-двадцати, которую Бэнкс, он был в этом уверен, где-то видел раньше, и молодой человек примерно десятью годами старше, кудрявый, с клочковатой козлиной бородкой.
Когда вошли Бэнкс и Энни, все замерли и посмотрели в сторону двери; потом картежники вернулись к игре, а другая группа начала тихо переговариваться.
