Михаил Демин - …И пять бутылок водки
– А чьи же? – изумился Игорь.
– Не знаю… Мои – в сапогах!… А эти – нет, не мои. «Ого! – подумал Игорь, – остроумный ответ. Сапоги, стало быть, с него уже успели снять. Кто же это постарался – уж не мои ли мальчики? Ах, это было бы неосторожно. Хотя, что ж, они вольны поступать, как им хочется! Дорога кончена – начинаются дела… Но где же они, все-таки?»
Мальчиков в вагоне не оказалось. Обеспокоенный этим, Интеллигент отворил тяжелую, ведущую в тамбур дверь. И там, в полутьме, сразу же увидел знакомые фигуры.
Малыш и Копыто стояли, прижимаясь к стене – у вагонного фартука, – и о чем-то тихо и торопливо толковали меж собой.
– Ну, – сказал Игорь, – что вы тут таитесь?
– Да вот, решаем – что делать, – сказал Малыш, – куда покупку девать?
– Покупку? – Интеллигент шагнул к ребятам. – Какую?
– Хорошую, – сказал Копыто, – богатую.
Он хихикнул, потирая ладони. Слегка отодвинулся от стенки. И потянувшись туда взглядом, Игорь увидел большой, порыжелый, кожаный чемодан.
– А почем вы знаете – богатая это покупка, или нет? – Игорь пнул чемодан носком сапога. – Может, здесь одни клопы…
– Да чудак, все точно, – заспешил Копыто, – все – наверняка. Этот угол из того самого купе, где Васька Сопля пасся, усекаешь? Там его девчонка ехала с матерью. Ну и с ними. – еще одна пассажирочка. Она, понимаешь ли, только что из Питера – ездила хоронить свою тетку. Получила наследство: столовое серебро, какие-то брошки, колечки, то-се…
Сама обо всем рассказывала, хлесталась, а Васька услышал. И мне рассказал – аккурат, в ту ночь, когда мы играли с ним, когда он сбежал, негодяй… А теперь мы решили пробежаться по майдану и заглянули в то самое купе. А она одна в нем. Спит! А чемодан – в головах корячится… Что ж, мы – ясное дело – с ходу его приласкали… Не оставлять же! Ведь эдакий фарт, – ты подумай.
– Н-ну, раз такое дело, – пробормотал Интеллигент.
– Надо теперь сообразить – что с углом этим делать, – сказал Малыш. – Оставлять его так нельзя… А ну, не дай-то Бог, хозяйка очнется, рюхнется – что тогда? Погорим с ходу.
– Н-да. – Интеллигент покусал губу, помедлил в раздумья. – Сделаем так… Вынем товар, переложим в свои мешки, а сам этот угол – ликвидируем.
– Что ж, верно, – кивнул Малыш.
Он нагнулся – тронул чемодан. И внезапно выпрямился, замер в напряжении. Затем стремительно рванулся к тамбурной двери.
Кто-то был там, по другую сторону двери! Кто-то хотел отворить ее и войти в тамбур.
Глава четвертая
Дверная ручка дернулась – повернулась, скрипя. Дверь уже начала поддаваться… Малыш налег на нее, навалился всем корпусом. И поворотив к друзьям лошадиное, с отвисшей челюстью, лицо, прошипел отчаянно:
– Тикайте!
– Но – куда? – растерянно поднял плечи Игорь. – В наш вагон нельзя. Сразу увидят, поймут…
– Там ведь уже спят, – пробормотал Копыто.
– Не все, – нахмурился Игорь, – у самых дверей играют – в козла режутся, подлецы, треп разводят. Днем-то, в суете, как раз легче было бы… А сейчас – нет. Не годится.
– Ну, что вы?… Эй! – хриплым, сдавленным шепотом, окликнул их Малыш. – Соображайте! Быстрее!
– Да вот, – усмехнулся Интеллигент, – думаем. Однако на раздумья времени уже не было; ручка вертелась все сильнее. В дверь ломились – начали стучать… Оставалось последнее средство: немедленно прыгать с чемоданом под откос. В практике поездного ворья такое случается нередко. Этот способ был хорошо знаком всем троим!
– Но кто будет прыгать? – спросил, запинаясь и ежась, Копыто. – Я не могу.
– Эт-то еще почему? – грозно осведомился Игорь.
– Не справлюсь. Расшибусь. У меня же – я давно говорил – нога не в порядке. Кость перебита.
– Ко-о-ость, – протянул Игорь, – эх ты…
Он еще хотел что-то сказать, но промолчал, махнул рукой. И не колеблясь, не раздумывая, шагнул к наружной двери вагона – рванул ее решительно. В лицо ему ударил хлесткий ветер. Послышался вольный стремительный гром колес.
Секунду спустя, чемодан уже был у Интеллигента в руках. Примерившись, выбрав удобный момент, Игорь резким движением сбросил его в темноту. Потом ступил на подножку. И уцепившись за поручни – повисая на них всей тяжестью – крикнул, захлебываясь от ветра, перекрывая посвист и гул:
– Значит так, ребята! Встретимся – как уславливались – на малине у базара. Не забудьте: дом восемнадцать, вход со двора, первая дверь направо.
Навстречу ему бешено летела земля; поблескивала, рябя, щебеночная насыпь, текли неясные тени. Клубы мрака перемежались зыбкими световыми пятнами. И все внизу казалось смутным, неотчетливым, ненадежным. Интеллигент знал, как опасно прыгать с поезда ночью, на полном ходу. Беда здесь возникает нежданно и очень часто. И, в принципе, подстерегает всех! В судьбе у каждого майданника есть момент, когда такой вот ночной прыжок становится роковым, последним… Игорь знал все это, но – что же поделаешь? – вынужден был идти на неизбежный риск. Отказываться от прыжка было нельзя, неудобно. Авторитет его – и так уже заметно пошатнувшийся – тогда бы рухнул окончательно… А этого он допустить никак не мог.
С трудом разжав, расцепив судорожно стиснутые пальцы, он взмахнул руками, оттолкнулся от подножки и прыгнул навстречу ветру – в густое месиво света и тьмы…
Упал он удачно – на бок и довольно мягко – скатился по насыпи и рухнул во что-то влажное, пахучее, хрустко мнущееся под руками. Отряхнулся. Щелкнул переключателем карманного фонарика. И увидел свежий развороченный стог.
Какое-то время он сидел в стогу – отдыхал. Сладко пахло клевером и росистой землей. Подувал ветерок. Низкие крупные звезды помаргивали над головой. И где-то на западе – по ходу поезда – растекалось белесовато-желтое сияние. Там находилась Полтава; огни ее были близки!
Чемодан отыскался без труда; он лежал метрах в ста от этого места – в неглубокой ложбине, поросшей кустарником. От удара створки его раскрылись, и содержимое просыпалось наземь. Игорь долго – присев на корточки и чертыхаясь – собирал в кустах разбросанные вещи: дамское бельишко, туфли, чулки… Серебро по счастью не затерялось; оно хранилось в большой, перевитой лентой коробке. Коробка осталась в чемодане, в ворохе тряпья. Там же разыскал Игорь и узелок с фамильными ценностями – браслетами и брошками. А рядом с ними помещалась большая пухлая пачка каких-то бумаг.
«Может быть – деньги?» – мгновенно насторожился он. Посветил фонариком… Но нет, это были не деньги! Пачка состояла из писем, каких-то квитанций и старых, потрепанных фотографий. Игорь достал одну из них – равнодушно повертел в пальцах, отбросил. Взял другую…
На фотографии изображена была группа подростков. Вероятно – школьники, пионеры. Они размещались в глубине двора, на фоне кирпичного многоэтажного здания. Передние сидели, развалясь на пыльной траве. Задние стояли, обнявшись. И в одном из них – лопоухом, маленьком, стоявшем на краю – Интеллигент узнал самого себя! Было такое ощущение, словно его ударили по глазам. Он даже зажмурился на мгновение. Перевел дух. Потом – поднеся фонарик вплотную к карточке – вгляделся вновь. И понял, убедился: все точно!
Вот он и встретился, наконец, с прошлым! Увидел образ позабытого своего детства. Образ этот достался ему, как подарок. Но от кого, от кого? Очевидно судьба столкнула его с кем-то, кого он знавал когда-то… Судя по тому, что успел сообщить Копыто, чемодан этот принадлежал какой-то женщине. Значит, и она тоже пришла из его детства. Этот подарок – от нее… «Подарок! – хмуро усмехнулся Игорь, – для меня – пожалуй. А ведь она, поди, плачет сейчас…»
Интеллигент наморщился, кряхтя. Замотал головой, пытаясь отогнать от себя, развеять тягостное видение. И тут же подумал, спохватился: но кто же она, эта девочка из прошлого? Изображение ее, вероятно, имеется на групповом снимке… Он еще раз – пристально, подробно – осмотрел фотографию. Девичьих фигур здесь было немного, всего лишь пять. Одна помещалась рядом с ним; девичья ладонь лежала на щуплом его плече. Интеллигент вгляделся, изучая детали. Потом принялся поспешно рыться в пачке бумаг. И вскоре извлек оттуда портрет светловолосой девушки с кудряшками у висков, с широко расставленными, длинными, приподнятыми к вискам глазами… Это была она – та самая, что стояла, обнимая маленького Игоря за плечо! Теперь он вспомнил: ее звали Наташей, и жила она в этом именно доме, по соседству с ним. Они дружили в детстве и даже, кажется, с ней, с длинноглазой этой девочкой, связаны были его первые любовные терзания…
На обороте фотокарточки (той, где они стояли рядышком – в группе подростков) значилась дата: «апрель 1941 года». Стало быть – сообразил Игорь – здесь они бы пи изображены перед самой разлукой. Вскоре началась Великая Отечественная война. Полтава попала под удар почти мгновенно; бомбежки, пожары, сумятица эвакуации – все это обрушилось на тихий городок внезапно и неотвратимо. Водоворот событий завертел их и развеял, разметал по сторонам. Больше они уже не виделись.
