Наталья Кременчук - Смерть на фуршете
Назвавшийся, однако, братом литератором полагал иначе.
— Переходите в очередь за горячим! Скромность неуместна. Здесь только так: или ты толкаешь, или тебя. А сюда, — кивнул на кучки уже освобожденных от деликатесов шпажек, — скоро поднесут свежее. И мы еще вернемся за кебабами!
Взгляд Ксении перенесся на стол с алкоголем. Слабо разбиравшаяся в мужских напитках, она все же отличила стаканы с виски, многоствольными салютными установками смотревшие в потолок, расписанный сюжетами на темы научно-технической революции. Коньячные бокалы, взаимно согреваясь, прижимались друг другу пузатыми боками. Квадратами стеклянных сот выстроились стопочки с водкой. Сбоку радужными полосами скромно стояли фужеры с винами, соками и морсами. Ограждающим барьером возвышались бутылочки с минеральной водой.
Когда подходил жаждущий и выхватывал сосуд или сосуды, официанты мгновенно заполняли брешь. Здесь толпежки не было, только один человек, автор романа «Третья полка» (Ксения запомнила) Антон Абарбаров, методически сливал в фужер водку из стопок. Перетаптывавшийся перед ним с ноги на ногу парень-официант крутил в руках большую бутылку водки «Белое золото», тихо повторяя: «Позвольте, я вам налью, сколько вам надо!» — но Абарбаров молча продолжал свое дело под присказку стоявшего рядом, видимо, пьяного, небритого человека в мятой ковбойке, также воспроизводившего одну и ту же фразу: «Он, друг, сегодня финалист, ему все можно!»
Взяв тяжелый фужер с белым вином, Ксения вновь двинулась к столам с закуской. Здесь уже пришлось протискиваться, ибо народ, набрав еды, обычно и оставался у кромки стола на отвоеванном рубеже. Кое-как Ксения ухватила небольшую тарелочку и нагрузила на нее то, до чего дотянулась: маслины, черри, несколько канапе, рулетики сациви, валован… Своей пустотой притягивало взгляд большое белое блюдо в центре стола. Надо полагать, здесь пребывали стерляди и ледяные щуки, расхватанные жаждущими их дегустации и последующего награждения.
Ксения протиснулась на свободу в уверенности, что сейчас появятся Трешнев с Каравановым, а может, и с этим невообразимым президентом Академии фуршетов (фуршет ведь уже вовсю разгорелся!). Но академиков не было, зато поодаль, у колонны, неприкаянно стоял Борис Савельевич Ребров.
Это одиночество среди движущейся толпы вдруг тронуло Ксению настолько, что она ринулась к ветерану.
— Борис Савельевич, добрый вечер! — затараторила. — Я так рада оказаться здесь и увидеть вас, ваше чествование.
Писатель посмотрел на нее усталым, но с живым поблескиванием взглядом и протянул к ней руку:
— Постойте со мной, пожалуйста! Девчата сейчас придут. И Тамара, и Аринушка. Они за коньяком для меня пошли. А вы кто?
— Просто ваш читатель. До сих пор помню ваш военный рассказ «Снегопад перед атакой». Читала его на областном конкурсе школьников-чтецов и заняла первое место.
— Да, это из тех рассказов, которые сделали мне имя. Но я ведь много еще чего написал…
— Разумеется! Я обязательно прочитаю и ваш новый роман, о котором так тепло говорили сегодня…
— Вы знаете… Как вас зовут? — Ребров довольно крепко взял ее чуть повыше локтя.
— Ксения.
— Вы знаете, Ксения, сейчас я пишу вещь гораздо сильнее, чем все, что написал прежде. Дело в том, что мне совершенно случайно попал в руки трехтомник Владимира Сорокина, а вслед за ним и трехтомник Виктора Пелевина. Валялись на даче, у внучки в комнате… А я до своего трехтомника дожил только в 1984 году… Вместе с уходом на пенсию…
Ксения огляделась вокруг. Академиков нет, «девчат» нет. Кресел, диванов, стульев тоже не просматривается.
— Вы кого-то ждете? — грустно спросил Ребров.
— Совсем нет, — полусоврала Ксения. — Хотела, чтобы вы присели где-то здесь. А то неудобно как-то…
— Ничего, я пока постою, — бодрился старый писатель. — Ведь все стоят. А девчата мне коньяк принесут.
— Коньяк и я вам принесу! Одну минуту! — Ксения поставила свой фужер и тарелку на широкое перило балюстрады и рванула к алкогольному столу, едва не уткнувшись в тарелку с двумя виноградными гроздьями, янтарно-желтой и сизо-синей, прикрывавшими дольки манго, кубики ананасов, ломтики дыни, наверное, еще что-то… Но повезло — тарелка была в руке высоченного Дениса Димитрова, и он успел поднять ее над головой миниатюрной Ксении. Извиняясь, она отметила не только насупленное лицо плодовитого труженика слова. Ей удалось разглядеть на его широкой груди и значок, замеченный еще когда он взошел на сцену. «Пионерский лагерь “Артек”. 75 лет» было написано на большом овале с изображением красного галстука, Медведь-горы и морского прибоя.
Когда Ксения вернулась с коньяком, Ребров был не один. Перед ним стоял Антон Абарбаров с двумя фужерами водки и говорил довольно твердым голосом:
— Вы, Борис Савельевич, можете считать меня своим литературным учителем. На ваших книгах о войне я учился писать, ваши книги о войне помогли мне выжить… Прошу вас, выпейте со мной за ваше здоровье! — и он протянул Реброву один из своих фужеров.
Рядом с Абарбаровым покачивался, заложив руки за спину, уже примеченный пьяный в мятой полурасстегнутой ковбойке.
— А вот и коньяк! — опрометчиво провозгласила Ксения.
Ребров, который было взял водку у Антона, принял бокал с коньяком:
— Увы, со времен войны я изменил водке. По настоянию врачей. Но коньяк, молодой человек, я с вами задушевно выпью!
Они чокнулись, и, пока Ребров окунал губы в золотистый напиток, Абарбаров вылил в себя содержимое фужера.
Ксения ахнула, но затем подхватила свою тарелочку с перила и сунула ее новооткрытому литературному ученику Реброва.
— Закусывайте!
— Мы после второй не закусываем! — почти хрестоматийно возразил Абарбаров, выдохнул и опорожнил тот фужер с водкой, от которого отказался мастер.
— Спасибо! — вдруг проговорил пьяный в ковбойке, ловко загреб в горсть половину того, что было у Ксении на тарелочке, и отправил в недра своей слюнявой пасти.
Ксения совсем растерялась.
— Ой, дед, ты уже выпиваешь! — внучка и Арина Старцева появились возле них с большими, не то что Ксенино блюдце, тарелками, наполненными съестным… Там же было несколько подрумяненных кусков чего-то фаршированного.
— Да-да, — сказала Арина, — это горчаковское загадочное блюдо. Но я уверена, что распознаю. Все-таки родилась и выросла в Астрахани!
Абарбаров повертел в руках пустые фужеры и вновь отправился к столу с выпивкой. Пьяный, как привязанный, поковылял за ним.
— Надо бы посадить дедушку! — довольно строго сказала Ксения внучке и вновь осмотрелась. Показалось, что вдали мелькнул Купряшин, и она бросилась туда.
Действительно, Василий Николаевич с фужером красного вина, улыбаясь, подходил к тем дамам, которых Ксения в дамской комнате слышала-видела. Только эти дамы теперь стояли в группе себе подобных литературных матрон.
— Василий Николаевич! Извините, пожалуйста! Там… ваш финалист… писатель-ветеран… — Ксения отсекла координатора от этих индеек, уже загалдевших ему навстречу, но вдруг ее решимость свернулась под ласковым взглядом Купряшина. — Борис Савельевич…
— Что-то с Борисом Савельевичем? — перепугался Купряшин, и его чары мгновенно отпустили Ксению. — Где он?!
— За колоннами. Стоит! Неужели на фуршете не нашлось хотя бы одного стула, чтобы усадить почти вашего лауреата, ветерана…
— Успокойтесь, голубушка! — Купряшин тоже пришел в себя. — Вы же понимаете, что в этой круговерти могут случиться маленькие накладки. Сейчас все устраним. Как вас зовут?
— Ксения. Ксения Витальевна Котляр, — нехотя проговорила она.
— Где вы работаете? В какой редакции?
— Я не из ваших, к литературной жизни отношения не имею. Я из академического института… Но читать люблю. Меня…
— Это прекрасно! Нам нужны такие…
— Ксения! Смотри, Воля, где она! — Трешнев вырос как из-под земли. — Здравствуйте, Василий Николаевич! Чего Ксения от вас хочет? Интервью? Я ей…
— Ваша спутница, Андрюша, просто указала мне на небольшую недоработку… — Купряшин вдруг свободной рукой взялся за ладонь Ксении, поднес ее к своему лицу и поцеловал в пальцы.
— Я ее не с инспекцией сюда привел! — грозно сказал Трешнев.
— Она молодец! Мои помощники совершенно упустили из виду Реброва, и старик теперь где-то здесь стоит…
— Какие проблемы, Василий Николаевич! Наверное, он просто до кресел не дошел.
— Все равно, это недосмотр моих пепиньерок! Завтра устрою им выволочку! Пойдемте, я лично сопровожу Бориса Савельевича…
Обретя Трешнева и отчасти сама освоившись в этом хитросплетении многих десятков пишущих людей и так или иначе к этому причастных, Ксения наконец пришла в себя.
И в это мгновение кто-то уже знакомым истошным голосом прокричал в микрофон:
