Иори Фудзивара - Тьма на ладони
Успел. В последнем рывке, за который, наверное, стоит благодарить только Господа Бога… От удара мужчина летит кувырком, но ребенка из рук не выпускает. Самое страшное позади.
В следующем кадре — мужчина, распростертый на асфальте, с ребенком в руках. Снова слышится детский плач, однако на малыше ни царапины. Он просто ревет от испуга. В глазах мужчины — неописуемое облегчение. Он поворачивает голову к камере. В капельках пота на сияющем лице переливаются искры рассвета.
На этом фильм обрывался. Вся запись не заняла и пяти минут.
— Уф-ф! — шумно выдохнул Санада. — Вот это съемка! Полный экстрим. Аж руки вспотели… Господин президент! Вы что же, сами все это сняли?!
Исидзаки молча кивнул.
— Когда?
— В прошлую субботу, утром. Еще и шести не было. Я, как обычно, гулял возле дома у себя в Хироо. Гляжу — ворона сидит. И вокруг все так тихо, спокойно. Камеру я всегда с собой ношу, вот и решил запечатлеть такой красивый пейзаж. Знал бы я, чем эта съемка закончится!
— Да… Снято что надо! — восторженно поддакнул Санада. — Я уж об этом спортсмене не говорю. Вот уж не думал, что на свете остались такие смелые люди. Да еще и с такой реакцией!
Исидзаки снова кивнул.
— Совершенно согласен! Что ни говори, а ребенок падал с пятого этажа. Внизу — сплошной асфальт… Лично я, когда увидел, как этот малыш на перилах болтается, просто замер на месте. Стою столбом, колени трясутся. А этот парень еще с тротуара заметил, что происходит, — и тут же принял решение. И спас мальчику жизнь. Да как! На ребенке ни единой царапинки.
— Хм-м! — промычал Санада, скрещивая руки на груди. — Странно, но у меня такое чувство, будто я этого бегуна где-то видел.
Как ни забавно, мне тоже так показалось. Но Исидзаки лишь молча улыбнулся в ответ. Тогда я открыл рот:
— И что же вы сделали, когда съемку закончили?
— Разумеется, выключил камеру и подсобил чем мог. Хотя от меня уже многого и не требовалось. Первым делом проверил, цел ли малыш. Зашел вместе с ними в дом. Ну, чтобы ребенка до квартиры нормально доставить. Дома мать оказалась. Как узнала, что стряслось, тут же в слезы. Давай этого парня благодарить. То есть буквально: ревет и благодарит вперемежку… Ну а дальше мне и делать там было особо нечего.
— Но как вышло, что ребенок с балкона свесился?
— Футбольный мячик. Такой детский, виниловый. Он его с балкона бросил и глазами провожал до последнего. Я потом посмотрел — там действительно на улице мячик валялся…
— А этот парень не пострадал? Его же чуть машина не сбила. На бешеной скорости.
— По-моему, его не задело. Разве что об асфальт поцарапался при падении. Это он сам мне сказал, ну я и проверять не стал.
— Если это показать в новостях — представляю, какой поднимется шум.
— Наверное, — только и ответил Исидзаки.
— Но все-таки… — робко вставил Санада, — вы сказали, вам понадобится наш совет. Что вы имели в виду?
Исидзаки выдержал паузу и произнес:
— Как по-вашему, это можно использовать в телерекламе?
— В телерекламе? — переспросили мы с Санадой и ошарашенно уставились на него.
Его глаза слегка затуманились:
— Признаюсь честно. На самом деле мне было очень стыдно.
— Стыдно? — удивился Санада. — Но отчего же?
— С одной стороны, большинство людей на такие поступки не способно. Но в то же время он не сделал ничего выдающегося. Самое замечательное в его поведении — именно эта естественность. Вот что меня потрясло. Пока он спасал ребенка, я стоял столбом и снимал свое видео. Вот за что меня теперь мучает совесть.
— Мне кажется, так думать несправедливо, — выдавил Санада. — Иначе все операторы, получившие Пулитцера, умерли бы от стыда.
— Но я же не профессиональный оператор… Санада умолк. А я спросил:
— Но почему именно в рекламе? Я, конечно, согласен, кадры очень динамичные… И все-таки?
Исидзаки подбирал слова осторожно. Так, словно размышлял на ходу:
— Как я уже сказал, эти кадры — мой стыд… И поначалу у меня и в мыслях не было как-либо их обнародовать. Однако совсем похоронить такую запись было бы непростительно. Чем больше я смотрел ее, тем больше об этом думал… Все верно! Как и ты, я сразу подумал: а что если это показать в новостях? В массмедиа у меня полно связей. Но для новостей этот случай уже устарел. Да к тому же я — представитель крупной компании, а снято как курица лапой. Вот я и подумал о рекламе. Вы заметили, что в последнее время мелькает много неплохих роликов с элементами хроники?
— Это верно, — согласился я. — Взять ту же социальную рекламу о шлагбауме. Установили скрытую камеру у шлагбаума и снимали все подряд. А потом выбрали самые опасные ситуации. Вышло очень эффектно и убедительно. Помню, этот ролик очень хвалили…
— А какой у нас сейчас лозунг для рекламы «Антика»? «Цена мужества», не так ли? Чем же это не видеоряд для такой рекламы? То есть, конечно, не обязательно для «Антика»…
— А почему бы и нет? — угодливо улыбнулся Санада. В нем опять проснулся начальник отдела рекламы. — Эфир для наших роликов проплачен вплоть до летнего пика продаж. И мы можем менять их, когда захотим…
— Нет! — Исидзаки покачал головой, — Заметьте: я ничего вам не приказываю. Я хочу, чтобы вы сказали мне как профессионалы: можно ли такой материал использовать в нашей рекламе? Это все, о чем я вас прошу. Забудьте о субординации. Отнеситесь к этой задаче объективно. Вот почему я вызвал только вас двоих. Решите, что этот материал подходящий, — сделайте ролик. Нет так нет. Я совсем не хочу, чтобы меня считали каким-то диктатором с личной придурью. И прошу вашего окровенного мнения.
— Господин президент! — произнес Санада. — Отснятые вами кадры подходят к лозунгу «Цена мужества» на сто процентов. В этих кадрах две кульминации: одна длится несколько секунд, другая — секунд двадцать. Соответственно, из этого можно нарезать два ролика на пятнадцать и на тридцать секунд…
Что ни говори, а Санада свое дело знал. Сейчас я признал это, даже забыв о том, как они с гендиректором выслуживаются за мой счет. Действительно, в этой записи было два по-настоящему сильных момента. Но по-настоящему я удивился, когда за подтверждением своих слов он обратился ко мне:
— Не правда ли, Хориэ? Что ты думаешь?
— Мне трудно сказать… Точнее, я не вправе влиять своим мнением на такие вопросы.
— Это еще почему? — удивился Исидзаки.
— Даже если такая реклама и выйдет в эфир, это случится, когда меня уже не будет в компании. А значит, я не смогу взять на себя никакой ответственности за ее результаты.
— Но я хочу знать твое мнение. Мнение человека с опытом режиссера рекламных роликов. Как ни крути, а таких людей у нас в компании больше нет.
Санада выпучил глаза и завертел головой, глядя то на меня, то на Исидзаки. Готов спорить, о моем прошлом он слышал впервые в жизни.
Я заглянул президенту в глаза:
— А такие вещи, как корпоративная этика, у нас в компании тоже отсутствуют?
Исидзаки задумался на пару секунд, после чего неторопливо ответил:
— С одной стороны, я понимаю, о чем ты. Но на сегодняшний день ты еще наш сотрудник. Отчего же мне не спросить у тебя совета? Даже если ты сам увидишь этот ролик, уже будучи безработным. В конце концов, все прекрасно понимают, что решение о выпуске рекламы в эфир принимаем не лично вы или я, а вся компания в целом.
Он говорил со мною как ни один президент фирмы не говорит со своим завсекцией. Он почти упрашивал. И, что самое сложное, опирался на здравый смысл. Действительно, ответственность за выпуск рекламы в эфир ложится на фирму в целом…
Я снова вспомнил слова, которые он произнес двадцать лет назад. «В том, что случилось, компания никого не винит. Всю ответственность я беру на себя». И точно так же, как двадцать лет назад, я ответил, почти не думая:
— Если честно, проблем сразу несколько. Даже если отставить в сторону проблемы вашей личной совести и думать только о бизнесе…
— Я внимательно слушаю.
— Во-первых, вопрос: стоит ли новый ролик того, чтобы заменять им уже готовый?
— Именно это я и хочу понять. Как, по-твоему?
— С одной стороны, я согласен с господином Санадой. По содержанию это полностью совпадает с лозунгом рекламы «Антика». Возможно даже, именно такой видеоряд выражает «цену мужества» точнее. И если пустить по экрану бегущую строку: «Вы смотрите запись реальных событий», — я уверен, что ролик пойдет на ура. Аудитория воспримет его с восторгом, и коммерческая отдача будет посильней, чем у нынешнего.
— Тогда о каких еще проблемах ты говоришь? — встрял Санада.
Я посмотрел на него, затем на Исидзаки и продолжал:
— Но как раз это и может обернуться проблемой.
— Какой же?
— Морально-этической. Сама успешность этого ролика может вызвать отторжение. Как вы сами сказали, это видео снимал человек, хладнокровно отстранившийся от происходящего. И это хладнокровие можно воспринять как жестокость. Что бы при этом ни чувствовали вы сами, — сила самой истории такова, что ее коммерческое использование, к сожалению, могут принять за цинизм. За насмешку над человечностью.
