Марина Серова - Забавы высших сил
– А, эта! Так это ваще дура набитая!
– Почему?
– Как почему? – искренне удивился Алексей. – Притащила его жить к себе, а там такая же дура, мамочка ее. Аркашка целых два года этой пытки выдержал. Но когда Ритка заявила ему, что беременна и хочет рожать, его терпение лопнуло. Он тогда ко мне пришел сам не свой, за голову держится. Что, мол, делать-то, говорит? А я ему сразу так: «Да беги ты оттуда, пока эти бабы тебя не угробили совсем! С чего ты вообще взял, что ребенок от тебя?» Он за эту мою идею как за спасительную соломину ухватился. Может, и правда, говорит, не признавать ребенка? Мне и мать так советует. А я про че талдычу? – говорю! Так вот другана и спас, можно сказать. А Ритка так обиделась, что даже на алименты подавать не стала. А скорее всего, девчонка как есть не от Аркашки. Она девку родила. Представляю себе, как бы он жил в этом бабьем царстве. С ума сойдешь! В общем, вовремя ноги сделал.
– Так, ясно. А как обстояли дела с Лидией Москвиной?
– Да с этой-то все более-менее. Только скучно ему с ней, конечно, было. Медсестра в больничке, где его мамаша работала. Она их и познакомила. Зато Лидка без царских запросов. Максимум – в кино на «Аватара».
– У него с ней были доверительные отношения?
– Это в смысле трахались?
– В смысле духовного общения. Аркадий мог ей доверять какие-нибудь секреты, тайны? – пояснила я.
– А-а, в этом смысле, – усмехнулся он, немного конфузясь. – Это вряд ли. Он в основном все тайны только мне доверял. Мы ведь с детства с ним друганы были. Помню вот, вышли со школы… А нет, сбежали тогда с физики. Да. На задний двор пошли курить и помозговать, куда дальше двинем. И тут Аркашка прям у себя из-под ног кошелек подбирает! Смотрим содержимое, там денег достаточно. «Во пруха! – говорю. – Давай махнем в «Ледок», пивка там, курева купим, закутим, одним словом». А он какую-то визитку оттуда вынул, почитал: «Не, – говорит, – давай лучше вернем хозяйке. Тут адрес есть и телефон». Дурак, что ль? Еле уболтал не относить. Эх, покутили тогда на славу! Но договорились: никому ни слова. С тех пор так и пошло – доверие друг другу полное.
– Замечательно. Тогда скажи, Алексей, в последнее время он доверил тебе что-то, что, по-твоему, могло угрожать его жизни? – прямо в лоб спросила я. – Есть ли у тебя какие-нибудь подозрения, что с Аркадием произошел не просто несчастный случай?
При этом вопросе Спесивцев явно занервничал, снова выглянул в окно, покрутил головой, оглядывая опустевшую улицу, смачно сплюнул, сделал последнюю затяжку, бросил сигарету и как-то быстро и фальшиво залепетал, почти скороговоркой:
– Ниче, ваще ниче. Ничего не доверял. Я ничего не знаю. И даже не предполагаю. Понятия не имею ни о чем. Ладно, пошел я. А то баба моя беспокоиться начнет, – и он стал шарить по дверке, пытаясь нащупать ручку.
– Да погоди, – остановила я его. – Давай подвезу. Так быстрее будет.
– Не, не надо. Да и пивка еще возьму. Извини, перебрали вчера с ребятами. Все, пока, – наконец открыл он дверцу и буквально пулей выскочил из «мишеля».
М-да, врать господин Спесивцев не умеет. Явно что-то скрывает. Ничего, придет время, дожмем, думала я, глядя ему вслед. Он шел быстро, но неровно, сказывалось действие полутора литров пива, политых на старые дрожжи.
* * *Время уже близилось к восьми, и я, так и не подняв стекол окон, включила стартер. Неси меня, мой верный конь, во двор погибшего Аркадия Костромского. Попытаем теперь счастья именно там.
Поток машин заметно поредел, а потому я стояла порой не в пробках, а в небольших заторах. Вот ведь когда коммунисты строили эти узкие дороги в нашем городе, они и предположить не могли, что благосостояние граждан Тарасова так немыслимо возрастет. Раньше-то ездили по городу четыре «Волги ГАЗ-21», с пяток «Побед» да пара «Москвичей». И то были они с правительственными номерами и возили только высоких чиновников. А теперь чуть ли не в каждой семье личное авто, а то и два! Все течет, все меняется.
И пока я медленно продвигалась к назначенной цели, мысленно анализировала наш разговор с Алексеем Спесивцевым.
Типчик, конечно, еще тот. Беспринципный, пьющий, любит задавать тон окружающим, никем не являясь в этой жизни. У Спесивцева все вокруг дебилы, идиоты и сволочи. Только он самый умный. Для него существуют два мнения: одно – его, другое – неправильное. А вот Аркадий Костромской, наоборот, личность нерешительная, попал под полное влияние своего друга. Не посоветовавшись с ним, как я поняла, шагу не ступал. Хотя чаще всего, если мы спрашиваем чьего-то совета и поступаем так, как нам подсказали, значит, в душе мы именно так и хотели поступить. Потому Аркадий так сразу и соглашался взять чужой кошелек или бросить беременную женщину. Сначала в нем начинал шептать голос совести, но при определенной поддержке шепот быстро затихал, и наружу вылезала темная сущность. Ожесточенной борьбы между честью и бесчестием не происходило. Вот так, мало-помалу, опрашивая людей, которые тесно были связаны с интересующим тебя объектом, узнаешь о нем много разного. Порой такие опросы очень помогают в следствии. Начинает казаться, что ты и сам объекта хорошо знал, и тебе не составляет особого труда почувствовать, что заставило его затянуть себе петлю на шее, то есть вляпаться в какое-то дерьмо, или почему оборвалась его жизнь, поскольку эту жизнь ты уже тщательно изучил снаружи. Надо только приложить знания психологии и не лениться постоянно анализировать ситуацию.
Вот и сейчас совершенно понятно: Алексей Спесивцев, к гадалке не ходи, что-то знает. Знает и боится говорить. Почему? Боится попасть под подозрение в убийстве друга? Или за соучастие в нем? Или что-то еще? Судить, разумеется, рано, но в покое я его не оставлю! Чует мое каменное сердце ищейки, он пока подозреваемый номер один. Во всяком случае, косвенное отношение к делу он имеет. Теперь я практически не сомневалась, что тут не просто несчастный случай. Вы удивитесь на этот счет? Не стоит. Доверьтесь моему профессиональному чутью.
* * *Во дворе, где жил и погиб Аркадий Костромской, и впрямь было очень темно и никого народу. Лампочки имелись только под козырьками подъездов, и то светили довольно тускло. Во многих окнах пятиэтажки, несмотря на не такое уж и позднее время, света вообще не было. Старый дом, старые жильцы. Рано ложатся спать. Этот двор плавно переходил в другой, загибаясь буквой «Г». Там уже была кардинально иная картина. Девятиэтажный дом, где обитала Мальвина Васильевна, ну та, что посоветовала Костромской обратиться именно ко мне, жил другой жизнью. Все окна горели, перед подъездами клумбы еще не умерших осенних цветов, освещение двора отменное и ровный асфальт, по которому гуляли несколько «собачников».
Я припарковалась возле какого-то сарайчика, напротив арки. Как раз той, в которую последний раз в жизни 14 сентября сего года вошел Аркадий Николаевич Костромской тридцати двух лет от роду. А вот возле этого первого подъезда он по неизвестным причинам был сбит неизвестным лицом, управляющим неизвестным автомобилем. Не слишком ли много в этом уравнении неизвестных? Попробуем сегодня уменьшить их число.
Выйдя из «мишеля», я направилась к первому подъезду, чтобы лучше сориентироваться на местности. В этот момент из арки медленно выполз темный автомобиль и двинулся вдоль пятиэтажки. Я прижалась к бордюру, дав свободный проезд, и только глядя ему вслед, определила, что это автомобиль марки «Тойота Авенсис». Но разглядеть это было возможно лишь благодаря подсветке его же собственных задних фар. А вот цвет, увы, оставался загадкой. Может, синяя, может, зеленая, может, серо-буро-малиновая. А еще я представила: если вовремя не отскочить с дороги, а машина поедет на приличной скорости, то вполне вероятно… Нет, прочь сомнения. Вперед на поиски истины!
Взойдя по единственной полуразвалившейся ступеньке первого подъезда, я остановилась возле железной двери с примитивным кодом доступа в дом. Это два ряда по пять кнопок, из которых надо выбрать только три волшебные и нажать их одновременно. Такая операция не особо сложна, если внимательно присмотреться к самим кнопкам. Те, что сидят глубже остальных и темнее по цвету, и есть нужные. Со второй попытки у меня все получилось, и я, прилагая достаточно усилий, потянула на себя тяжелую дверь.
В подъезде стандартной хрущевки, как и подобает, резко воняло кошачьей мочой и чувствовался смешанный запах «коллективного» ужина. Не удивляли и надписи на облупившейся голубой краске стен. Где мелом, где маркером, а где и просто гвоздем были означены мужские и женские имена с соответствующими к ним комментариями. Почитав такие сообщения, можно почерпнуть много сведений об обитателях данного жилища.
Я приблизилась к квартире под номером один и смело нажала на звонок. Но его я не услышала. «Тогда я позвонила еще раз» – так, кажется, говорила сова из Винни-Пуха, но снова ни малейшего звука. Пришлось постучать по деревянному косяку двери, поскольку сама дверь была обита дерматином. К своему удивлению, я услышала шаги и скрежет отпираемого замка. Дверь немного приоткрылась, подстрахованная металлической цепочкой, и на меня вопросительно и чуть испуганно посмотрела совершенно древняя бабка, похожая на сказочную Ягу.
