Наталья Александрова - Звезда Ассирийского царя
Иван не сразу нашелся, что ответить на такой прямой вопрос, и тетка пришла ему на помощь:
– Тебе ведь комната нужна?
Только тут до Ивана дошло, что он пришел на пятачок, где встречаются те, кто хочет подешевле, без лишних хлопот и документов снять или сдать жилье.
– Да, комната! – радостно подтвердил он. – Только недорогая, у меня денег мало…
– Недорогая, не беспокойся! – тетка зазывно улыбалась, отчего стала еще больше похожа на жабу.
– И хорошо бы поближе…
– Близко, близко, совсем близко!
Тетка еще раз внимательно его оглядела, для чего ей пришлось задрать голову, после чего удовлетворенно хрюкнула, схватила его за руку и повела за собой, как теленка на пастбище. Иван не сопротивлялся, окружающие дома сливались для него в одну серую тягучую массу, встречные люди казались роботами – все с пустыми глазами и деревянными, небрежно раскрашенными лицами. В голове его бухало, как будто там работала машина по забиванию свай, тело под одеждой было мокрым. Ему трудно было произносить слова, ну этого и не требовалось. Кажется, он на некоторое время вообще выпал из нормального состояния и шел на том же автопилоте.
Иван осознал себя уже на лестнице перед дверью в квартиру. Его провожатая достала ключи, почему-то воровато оглянулась на дверь напротив и пропихнула Ивана внутрь.
– Ты не беспокойся, – с одышкой говорила она, став еще больше похожей на огромную жабу, – нормальная комната, чистая, мебель есть, все как положено. Ну, тут еще одна живет, ты на нее внимания не обращай, живи как хочешь.
Она провела его в комнату, там было вроде бы чисто, но душно, впрочем, в его состоянии ему и на улице воздуха не хватало. Тетка еще что-то говорила противным квакающим голосом, вразвалку ходила по комнате, скрипела дверцами платяного шкафа, зачем-то заглядывала под кровать, поводила носом, словно к чему-то принюхиваясь. Ивану хотелось броситься на эту кровать и провалиться в забытье. Поэтому, когда тетка назвала цену за две недели, он смутно понял, что просит она деньги несуразные, но спорить не было сил.
Наконец жаба убралась в свое болото, а он все же заставил себя раздеться и плюхнулся на кровать.
Юлия проснулась от телефонного звонка. Она села, не в состоянии очнуться от тяжелого сна, и потрясла головой, чтобы противный звон исчез. Не тут-то было, мобильный, зарядившийся за ночь, звонил настойчиво. Ежик сидел в своей кроватке и круглыми удивленными глазами глядел на телефон. Юля застонала в голос и взяла трубку.
Звонила Света Скворцова, ее благодетельница и работодательница. И вообще хороший человек.
– Ты где? – спросила она, услышав Юлин хриплый голос. – Не проспалась еще? Давно прилетела?
– Да только ночью… А тут еще…
– Давай ноги в руки – и ко мне! – прервала ее Света. – Работа для тебя есть, только нужно поскорее все решить и договор подписать, пока начальство не передумало.
– Что – перевод? – с Юли мигом слетели остатки сна.
– И редактура, и перевод. Так что к одиннадцати будь у меня как штык! Договорились?
И Света отключилась, не услышав ответа. Да Юля и не ответила, она напряженно соображала.
Куда можно пристроить Ежика на то время, пока она будет в издательстве? Попросить Анну Петровну с верхнего этажа? Она старушенция неплохая и с Ежиком хорошо управляется, но не любит, когда к ней обращаются неожиданно, по ее выражению, «с бухты-барахты». Так что может и отказать. И самое главное – у Юли совсем нет денег, чтобы ей заплатить, осталось только на еду дня на три. Так что в издательство нужно ехать обязательно, кровь из носу, может, удастся выпросить у Светы аванс?
Тут она вспомнила, что сегодня вторник. А по вторникам и четвергам Ежик ходит в группу лечебной физкультуры в Детском реабилитационном центре. И если сейчас поторопиться, то они могут успеть к десяти. Ну, минут на десять опоздают, это ничего. А если сегодня не Лизавета, а Таня, то все будет в порядке.
– Ежик! – Юля вскочила с дивана, на что тот отозвался ревматическим скрипом. – Быстро собираемся на физкультуру!
– Ну, мама… – личико сына сморщилось, – я не хочу-у…
Но Юля, не слушая его, заметалась по комнате в поисках одежды.
Ежик понял, что намерения ее серьезны, и решил подключить к делу водные процедуры, то есть собрался со вкусом поплакать. Этого ни в коем случае нельзя было допустить – он разревется до истерики, до колик, до икания, потом его будет не успокоить, в конце концов они опоздают на занятия и она не попадет в издательство. А завтра может быть поздно, перевод перехватят – такой работы мало, а желающих много. А деньги нужны катастрофически!
Юля подняла сына на руки, затормошила его, подула в ушко, сняла губами со щеки набежавшую слезинку, при этом тараторила без умолку, прогоняя его плохое настроение, его усталость после непродолжительного сна, его болезнь… В голове всплывали обрывки стихов, детские песенки и считалки-прибаутки, которые рассказывали нашим бабушкам их бабушки, заговаривая детям боль и страх.
Все прошло, Ежик раздумал плакать и счастливо заулыбался. Юля наскоро умыла его, притащив в ванную на руках, он заупрямился было, он хотел идти сам.
– Мамочка, я же теперь хожу! – сказал он, и у Юли привычно екнуло сердце.
Господи, как он там ходит? По стеночке, хуже, чем годовалый ребенок, а ведь ему уже больше трех… Она тут же одернула себя: все могло быть гораздо хуже, все-таки налицо несомненный прогресс. Но вдруг он так и останется таким?
– Мамочка, тебе больно? – Сын тотчас отреагировал на ее мысли.
– Нет, милый, – сказала Юля, отвернув лицо, – просто нам надо торопиться, иначе я не успею на работу.
Ежик надулся – он не любил, когда она уходила. В прихожей никого не было, в кухне тоже, из Лешкиной комнаты доносился мощный храп.
– Это на улице мотор работает? – тут же спросил Ежик. – Какая машина?
– Не знаю. – Юля пыталась не рассмеяться.
Сын посмотрел свысока: что с тебя возьмешь, с женщины, ясно, что в машинах не разбираешься…
На улице было прохладно и пасмурно – начало октября. Юля достала из шкафа плащ и заметила, что на нем пятно – ну да, наверно, Ежик ногами запачкал. Некогда было переодеваться, да и не во что.
Центр, к счастью, находился неподалеку – всего две остановки, они прекрасно пройдут пешком. Юля посадила сына в коляску, пообещав, что купит мороженое. В доме не было ни крошки еды, мороженое будет вместо завтрака. Разумеется, вредно, но Ежик сразу повеселел.
В лифте к ним подсела Валентина с нижнего этажа.
– О, привет, вы вернулись? – Она подмигнула Ежику. – Загорели как, посвежели. Мужика там не завела?
Это были обычные Валькины шуточки, так что Юля только отмахнулась.
– А что это у тебя всю ночь шум такой был? То кто-то топает как слон, то посуда бьется. Я думала – тебя нет, уж не воры ли залезли? Хотела в полицию позвонить, так лень вставать было… – Валентина зевнула во весь рот.
– А это жилец новый, ему свекровь Лешкину комнату сдала, – тут же наябедничала Юля.
– Да ну? – Валентина никогда ничему не удивлялась, но тут, видно, ее проняло. – Пьющий, небось?
– А то… – Юля решила не углубляться.
– Нарочно, значит, чтобы тебя из квартиры выжить, – констатировала Валентина. – Не дрейфь, Юлька, прорвемся!
Выходя из подъезда, Юля подумала, что Валентина, в общем-то, пустая и не слишком умная баба, но все же поддержка была кстати. И еще хорошо, что Валька – ужасная болтушка, теперь про то, что свекровь нарочно привела в дом пьяницу, будет знать весь дом. Только свекрови-то это, как выражается та же Валентина, по барабану.
Они опоздали на четырнадцать минут, и, конечно, по закону подлости, сегодня группу вела Лизавета. Она выскочила из зала в раздевалку и встала в дверях, сложив жилистые руки на плоской груди.
– Ну и что же у вас на этот раз?
– Лизавета Петровна! – затараторила Юля не своим, фальшиво-радостным голосом. – Как же мы по занятиям соскучились! А мы на море были, в Турции, ночью только прилетели – и сразу к вам!
– Уж так мы рады… – процедила Лизавета сквозь зубы, – просто счастливы…
Юля отвернулась и закусила губу. Ужасно хотелось рявкнуть на мерзкую бабу, чтобы не смела так разговаривать. Она записана в эту группу, два раза в неделю их обязаны принимать, и вовсе ни к чему Лизавете шипеть и хамить. Мало ли что опоздали, попробовала бы сама с коляской две остановки пробежать! Но Юля не смеет ничего сказать, потому что это тотчас же отразится на Ежике. Он и так Лизаветы боится. Она злая и вредная, потому что у самой ни мужа, ни детей нет. И такую работу выбрала…
Когда деньги есть, Юля водит Ежика в платную группу. Там Анечка – совсем молодая, веселая – играет с детьми, музыку включает.
– Иди, милый. – Юля одернула маечку и подтолкнула сына к дверям. Разумеется, он сел на пол и отказался идти, Юле пришлось занести его в зал под злобным взглядом Лизаветы.
Затем она опрометью бросилась на улицу и вскочила в проезжающую маршрутку. Как раз вышел парень на перекрестке, и Юля села на его место. Она закрыла глаза и постаралась не думать, что Лизавета сейчас орет на Ежика, а он сдерживает слезы, потому что даже плакать при ней боится. И у него не получаются никакие упражнения, потому что он даже и не слышит Лизаветиных указаний.
