Елена Михалкова - Алмазный эндшпиль
– Трещинки у синтетики не так расположены, как у живого камня. Ты права, анализ нужен, но у меня уже глаз набитый на это баловство.
Сема пренебрежительно отложил украшения в сторону и закончил:
– Видишь, старый Дворкин сберег немножко твоих средств.
К Моне Верману приходили самые разные посетители. Время от времени захаживали старухи, закрывались в кабинете с Моней и подолгу шептались с ним о чем-то. Красивый старик с великолепным римским профилем появлялся в «Афродите» раз в неделю, осведомлялся о чем-то у Мони и неторопливо покидал салон. Со всеми старичками Верман был приветлив и терпелив.
Наблюдая за ним, Майя однажды не смогла сдержать удивления.
– Что он выплясывает вокруг них, как родная внучка? Вы замечали, Сема? Определенно, ему что-то нужно от них…
– Может быть, может быть, – покладисто согласился ювелир.
– Хотя все-таки больше им от него. Все знают, что Верман дает хорошую цену там, где другие дают плохую.
– Так он скупает у них драгоценности? – догадалась Майя.
– Случается. Ты же знаешь, в этой стране такие пенсии, что на них можно прокормить средних размеров кота. Но средних размеров пенсионера на них не прокормишь. И они вынуждены расставаться с вещами, которые им дороги. Ты удивишься, голубка, когда узнаешь, какие украшения порой приносят с собой эти пожилые господа и дамы.
Как раз в этот момент из кабинета выплыла вслед за своим длинным носом старуха в рыжем парике. Не удостоив никого вниманием, она проследовала к выходу. Майя проводила ее восхищенным взглядом и обернулась к Семе, требуя комментариев.
– Вдова одного солидного человека, – пояснил тот.
– Покойный супруг занимал важный пост, они часто ездили за границу еще в те времена. У нее любопытная коллекция, и она постепенно распродает ее, но самые ценные экспонаты оставляет на десерт.
Из кабинета выбрался Верман, услышал последние слова Семы и скривился:
– Я раньше помру, чем дождусь десерта.
Но Майя видела, что он доволен.
– Значит, что-то приобрел, – подтвердил ее догадку Дворкин. – Видишь ли, голубка… Каждый настоящий ювелир мечтает найти камень-легенду. Не важно, какими путями! Такие камни сами выбирают себе хозяина, и в один прекрасный миг они могут оказаться и у нас в руках.
Майя улыбнулась, но промолчала. Этот зачин о камнях-легендах она слышала уже не в первый раз.
Случалось, что в волнах исторических бурь, переворачивавших жизни людей, пропадали именные камни – те, которые заслуживали своего собственного имени, а не только описания в сухих цифрах. Восемнадцатый и девятнадцатый века оказались особенно богаты на такие потери. Но иногда редкие драгоценные камни всплывали вновь. Эти случаи, пусть и вполне правдивые, пересказывали как легенды.
Только теперь Майя догадалась связать интерес Мони к старикам с тем, что рассказывал Дворкин.
– Сема, вы действительно считаете, что кто-то из наших визитеров может хранить у себя одно из когда-то пропавших украшений? – с сомнением спросила она.
Сема задумался.
– Кто может сказать наверняка… – наконец медленно сказал он. – Истории известны удивительные случаи подобных находок. Карбункул «Элизабет», пропавший в семнадцатом веке, был найден два столетия спустя, когда внуки разбирали наследство за старой прабабкой. Почему бы и в наше время не случиться такому….
– …чуду, – закончила Майя.
– Удаче! – поправил Сема.
– Такой удаче! Ведь есть же где-то тайник, в котором хранится «Голубой Француз». Или не тайник, а обычная шкатулка. Быть может, его нынешний владелец и не представляет, какой ценной вещью он обладает. Сапфир «Небесный свет» долгое время считали простой стекляшкой и давали детям поиграть.
Майя нахмурилась, пытаясь вспомнить, что она слышала о «Голубом Французе».
– «Француз» – это бриллиант, да?
– О, еще какой! – воодушевленно отозвался Сема.
– Не очень крупный для таких камней, всего около двенадцати карат, но чистый, как родниковая вода. А главное – цвет! Его называли «божественный голубой». Тавернье привез откуда-то из копей Индии огромный алмаз в сто двадцать карат без малого – если не врал, конечно. Он был тот еще хитрец, этот охотник за драгоценностями! Утверждал, что приобрел его в алмазных приисках Голконды, где можно встретить камень величиной с голову взрослого человека. Ему подвернулся поменьше, размером всего лишь с дыню, но изумительного голубого цвета, чистейший, как небеса над морем.
Майя попыталась представить алмаз размером с дыню. С «торпеду»? Нет, невозможно! Наверное, с «колхозницу».
– Все равно огромный… – пробормотала она.
– Не то слово! Три королевских двора Европы состязались за право стать обладателями такого удивительного сокровища. Победила, конечно, Франция. Лучшие драгоценности в то время принадлежали французской короне, и Людовик не мог упустить такой случай! Голубой алмаз – что могло больше подходить его королевскому величеству?
Майя слушала Дворкина, забыв про свою работу.
– И его огранили?
– Э, нет. Ювелир короля сделал из него то ли три, то ли четыре бриллианта – точных сведений нет. Два из них получили название «Большой Француз» и «Малый Француз» и стали украшениями короля, третий был выкуплен и сложным путем попал в Россию, а о судьбе четвертого ничего не известно. Думаю, мы о нем никогда не услышим.
– А что стало с другими?
– Оба «француза», и большой и малый, были украдены в конце восемнадцатого века из королевской сокровищницы. Революция, голубка, что ты хочешь! Сокровища охранялись, но воры откуда-то узнали о потайном ходе, который вел из королевского кабинета. О, это оказались удивительно подкованные воры: они унесли только самое ценное, не тратя время на золото и серебро. Что стоимость золотого сервиза Людовика против стоимости рубинов в одном-единственном ожерелье королевы «Мантия Венеры»! И похитители об этом знали.
– Кто-то рассказал им, что нужно брать.
Сема кивнул:
– Или с ними был кто-то, понимающий в этом деле. Между прочим, обвиняли не кого-нибудь, а самого принца Георга, но доказательств так и не нашлось. «Большой Француз» – почти семьдесят карат! – исчез, и следов его не осталось. А вот с Малым все не так просто…
Дворкин придвинулся к Майе и заговорщически шепнул:
– Считается, что он тоже пропал бесследно. Но…
Сема сделал театральную паузу.
– Что «но»? – не выдержала Майя.
– Но я видел его на парадном платье императрицы Александры Федоровны, – обычным голосом сообщил Сема.
Майя опешила. Ей представился маленький Сема в нелепом фраке, теряющийся в великолепной дворцовой зале. Свечи, тихий шепот, шуршание платьев… Мимо него проплывает Александра Федоровна, и ювелир провожает внимательным взглядом голубоватый бриллиант, сияющий на груди императрицы.
Морок спал, и Марецкая сердито качнула головой.
– Семен Львович, вы меня дурачите! – воскликнула она.
– Ничуть, птичка моя! Однажды меня занесло в запасники Третьяковки (не спрашивай, что я там делал, расскажу в другой раз эту поразительную историю), и там я увидел портрет супруги Николая Второго. Портрет – ерунда, ничего выдающегося. Но художник тщательнейшим образом перенес на полотно все детали ее гардероба. О «Малом Французе» известно, что для него использовалась не круглая огранка, а «маркиз» – клиньевая, в форме лодочки. Так вот, к серебристому торжественному платью Александры была приколота брошь с голубым камнем, ограненным именно этим способом. Но в России тех времен не использовалась подобная огранка!
– Вы думаете… – начала Майя, но Дворкин перебил ее:
– Третий бриллиант, получившийся из алмаза Тавернье, отправился в Россию и был вставлен в перстень императрицы Марии Федоровны. Он дошел до наших времен и хранится в Алмазном фонде. Почему бы не предположить, что второй, украденный, последовал его путем? В архивах мне удалось найти упоминание о загадочной броши с голубым камнем, принадлежащей Александре. Камень называли «Голубой Француз». Не кажется ли тебе, что название говорит само за себя?
– Поразительно… – выговорила Майя.
– Так, значит, он в России!
– Не факт, – охладил ее пыл ювелир.
– После расстрела царской семьи множество украшений исчезло, и «Голубой Француз» в их числе. Что интересно – сама брошь сохранилась. То есть бриллиант был либо вынут, либо выпал из нее. И с тех пор нигде не появлялся. Ничего, ничего даже близко похожего – поверь, в противном случае я бы узнал об этом!
Дворкин откинулся на спинку стула, притушил блеск в глазах. Охотник за пропавшим бриллиантом снова превратился в смешного толстенького ювелира.
Майя несмело спросила:
– И как вы думаете, где он может быть сейчас?
– Думаю, лежит в бархатной коробочке, и его владелец не подозревает о том, что хранит. Или валяется вперемешку с золотым ломом и серебряными зубами прабабушки. Его могли украсть солдаты, расстрелявшие императорскую семью, и тогда сам черт ногу сломит в хитросплетениях судьбы этого камня. Знаешь, есть хороший афоризм: «Пусть драгоценность валяется под ногами, а стекло украшает голову – драгоценность все равно остается драгоценностью, а стекло стеклом». В одном я отчего-то уверен: «Голубой Француз» до сих пор в России.
