Юрий Дольд-Михайлик - У Черных рыцарей
- Угощайтесь, сеньор, и ты, Мария, - со спокойным достоинством сказал хозяин и, разломив лепешку, протянул гостям, а сам принялся нарезать сыр и мясо.
Ни Фреду, ни Агнессе есть не хотелось, но они понимали, что их отказ обидит атамана, и сделали вид, что в самом деле проголодались. Но аппетит пришел во время еды. Вскоре гостям все нравилось. Агнесса не могла нахвалиться сыром, душистым и мягким, как масло. Фред с удовольствием обгладывал рыбьи косточки, отложив в сторону спинку - два аппетитных длинных ломтика, снятых с хребта. Рыба очень напоминала тарань, которую так любил отец, и эти воспоминания заставили Григория улыбнуться. Петро, угощая гостей, сам ел мало - ему хотелось затянуть этот импровизированный обед до тех пор, пока не соберется табор, чтобы молодежь увидела гостей старого атамана, чтобы на них поглядела и себя показала. Подсознательно он связывал сегодняшнее появление Марии с теми далекими днями, когда каждый приезд гостей сопровождался буйной гульбой всего табора - большого, богатого, дружного.
- Вот увидишь, сеньор, какие у нас певцы и танцоры! - старый цыган уговаривал Фреда задержаться у них, сам уверовав в то, что сегодняшний вечер может стать переломным, что искра веселья способна зажечь былым огнем души усталых и изверившихся цыган.
- Был бы я таким свободным человеком, как ты, атаман, с удовольствием остался бы. Но к сожалению... - Фред посмотрел на часы, - мы не закончили всех дел в городе. Спасибо за все - за гостеприимство, за ласку, за добрую беседу.
Фред хотел подняться, но атаман остановил его.
- Погоди! Налей еще по кубку! Чтобы дорога не пылила, как говорят у нас. За тебя, сеньор, пришелся ты мне по душе... И за тебя, Мария! Утешила мое сердце тем, что не забыла. За деньги, которые дала, от всего табора спасибо. Трудно живут сейчас люди, а цыгане и подавно. Только и сильны единством. Цыган цыгана всегда найдет и из беды выручит. Я тут дал сеньору адрес. Человек один верный есть у меня в Фигерасе. Если надо будет в чем помочь, к нему обратишься. Скажешь - от Петра, сына Хосе и Терезы, он для меня все сделает. И помни, сеньор, в жизни все бывает...
- Запомню... - Фред крепко пожал руку атаману, вложив в это пожатие всю силу признательности. Иметь своего человека в Фигерасе! Это было то, о чем он так долго мечтал, что могло пригодиться каждую минуту.
На обратном пути из табора в Фигерас клочок бумаги с адресом, засунутый в карман, казался маленьким аккумулятором, излучающим живое тепло, и Фред не сразу заметил, что плечи Агнессы слегка вздрагивают.
- Вам нехорошо? Может, остановить машину? Я никогда не видал вас такой бледной!
- Я немного замерзла, совсем немножечко... Это, верно, оттого, что я сегодня очень переволновалась. Вы даже не представляете как! Подумайте, решившись урегулировать дела с банком, я словно шагнула в будущее. А в таборе... это был шаг в далекое прошлое... Я ни минуты не жила сегодняшним днем, он словно совсем выпал из жизни и все происходило как во сне. И себе самой я тоже кажусь тенью из этого сна... Все это, должно быть, из-за гаданий Аделы.
- Гаданий? Что же она вам нагадала?
- Наоборот, она учила гадать меня! Поглядите, теперь я настоящая цыганка! Вот волшебное зелье, а сейчас я вам скажу заклинание:
"Недуг насланный, напущенный, наговоренный, навороженный, недуг ветряной, водяной, земляной, огневой..."
Агнесса выговаривала слова так же торжественно, как и Адела, сурово сведя брови на переносье, но вдруг не выдержала и рассмеялась:
- Бедная Адела! Она так старательно отбирала зелье и так искренне верит, что я стану купать Иренэ в настое из этих трав...
Молодая женщина высунула из машины руку с развязанным узелком, и встречный ветер слизал с тряпицы сухие былинки и корешки, а потом подхватил и самый лоскуток.
- Лети за семью ветрами! - прошептала Агнесса.
"Словно шелуха, что отлетает, оставляя здоровое зернышко... - подумал Григорий. - Сегодня ты и Нунке пустила за семью ветрами..."
БУРЯ В ТЕРРАРИУМЕ
- Герр Шульц! Зовите Воронова и немедленно ко мне! - голос Нунке звучал взволнованно и почему-то торжественно.
Позвонив генералу, Фред поспешил в кабинет шефа. Тот склонился к радиоприемнику, напряженно вслушиваясь в текст передачи.
- Садитесь и слушайте! Только молча!
- Кто говорит? - шепотом спросил Воронов у Шульца, услышав немецкую речь. Фред лишь пожал плечами, потому что и сам не разобрал, в чем дело.
- Читают речь Черчилля, произнесенную в Америке в присутствии Трумена, - коротко пояснил Нунке и повернул ручку приемника, чтобы усилить звук.
Передача продолжалась недолго. Очевидно, Нунке включил приемник случайно, когда передача уже началась.
Выругавшись вполголоса, шеф бросился к телефону.
- Библиотека! Немедленно сегодняшнюю почту! Сейчас же! Выступление Черчилля в Фултоне напечатано?.. Несколько номеров газеты мне в кабинет! положив трубку, он повернулся к Шульцу и Воронову. - Вы представляете, что значит такая речь? И чья? Черчилля!
- Трудно сразу что-либо сказать - мы слышали только заключительную часть, - уклонился от прямого ответа Фред. - Но из услышанного ясно: речь направлена против России.
- Вы слишком осторожны в выводах. Или не поняли, в чем дело. Фактически это провозглашение наступления на русских. Вот это событие! Поворот на сто восемьдесят градусов! - Нунке широко развел руками.
Дежурный принес пачку газет, и все с жадностью накинулись на них. В испанских было лишь сообщение о выступлении в Фултоне с довольно неопределенными комментариями. Французские газеты напечатали речь полностью на первых полосах.
- Читайте вы! - приказал Нунке Воронову, безукоризненно владеющему французским языком
Воронов с годами стал дальнозорок, но старательно скрывал этот дефект и теперь, отставив газету довольно далеко, читал внятно, отделяя слово от слова, иногда ударяясь в патетику, отдельно останавливаясь на непонятных слушателям словах, необычных оборотах. Вообще Воронов чувствовал себя в центре внимания и заметно гордился этим.
По мере чтения речи бывшего английского премьера, который хотя и был уже не у власти, но все еще играл огромную роль в политической жизни Англии, сердце Фреда, или, вернее, того, кто скрывался под этим именем, болезненно сжималось: вчерашний союзник в борьбе против фашизма, меньше чем год назад так восторженно поздравлявший Советскую Армию с победой, теперь - а ведь не истекло и года после окончания войны! - призывал сколотить англо-американский блок против Советского Союза.
Черчилль не очень-то заботился об оригинальности выдвинутой им идеи и, тем более, оригинальности формулировок и аргументов. Если несколько лет назад фюрер проповедовал, что только арийская раса способна руководить миром, то мистер Черчилль в своей речи в Фултоне доказывал, что миром надлежит руководить нациям английского языка.
- Гершафтен! Поздравляю! Поздравляю с новой эрой... Ну, что вы теперь скажете? - Начальник школы сиял.
- Вы правы, это в самом деле новая эра в международной жизни, резюмировал Шульц.
- Работки нам теперь прибавится, Дай боже! одобрил Воронов.
- О, наша роль теперь чуть ли не самая главная! поддержал его Нунке. Жаль, что здесь нет сейчас Думбрайта!
- Он ведь в Нью-Йорке и привезет оттуда последние новости.
- Да, новостей на сей раз будет много, - задумчиво проговорил Нунке, мысленно прикидывая, как новый курс отразится на делах школы.
Однако новости стали поступать раньше, чем Думбрайт вернулся из Нью-Йорка
Первой ласточкой была шифрованная телеграмма, в которой босс приказывал слушателей всех отделов школы, кроме русского, немедленно направить по указанным адресам, преимущественно в Баварию и Западный Берлин. Не успели справиться с этим заданием, как из лагерей для перемещенных лиц стали прибывать новые кандидаты в "рыцари". К удивлению Нунке, здесь были не только русские, украинцы и белорусы, которых он именовал одним словом славяне, но и туркмены, узбеки, таджики, армяне, даже абхазцы и киргизы.
- Что я буду с ними делать? Где возьму воспитателей? - сетовал начальник школы, размещая новых воспитанников.
Все стало на свои места, когда через несколько дней вернулся веселый и возбужденный, чтобы не сказать счатливый, Думбрайт.
- Мы будем готовить агентов для всех республик России. Не станем же мы засылать украинца или белоруса в грузинский аул. В нашей школе должны быть представлены все национальности Советского Союза!
Изменился не только состав слушателей школы, но и утвержденная ранее программа и самый метод обучения.
В боксах поставили телевизоры. В точно указанное время каждый обитатель бокса должен был прослушать лекцию одного из двух профессоров, привезенных Думбрайтом из Нью-Йорка, по так называемой "духовной подготовке". Каждая лекция продолжалась не менее двух часов.
Профессора учили слушателей, как в разговорах с советскими людьми пропагандировать прагматизм, неопозитивизм и особенно неофрейдизм плюс всяческие новоиспеченные "измы", которые вырастали, как грибы, на почве послевоенного неверия в лучшее будущее.