Андрей Ветер - Я, оперуполномоченный
– Но всё-таки фильмы должны быть понятными, – сказал Смеляков.
– Кому? Всем? Нет, Витя, когда искусство понятно всем, оно превращается в лозунг на плакате. Искусство должно производить впечатление! И чем это впечатление сильнее, тем лучше. А понимать тебе не обязательно. Важно чувствовать!
– Нет, Боря, понимать надо, – начал возражать Виктор.
– Ты помнишь фотографии моего брата? – заговорила Лена.
– Помню.
– Разве тебе надо понимать их? Разве ты задаёшься вопросом, почему женщина сидит в той или иной позе? Или почему велосипед лежит в луже? Ты вообще ни о чём не спрашиваешь, ты только смотришь и воспринимаешь.
– Ну, пожалуй, – нехотя согласился Виктор. – Только кино и книги отличаются от фотографии. Там всё наглядно, а здесь звучат мысли! Люди на экране общаются, а я не понимаю, о чём они говорят!
– Не понимаешь потому, что их невозможно понять! – со смешком ответил Борис. – Они муторные, бестолковые, бесполезные.
– Но зачем нужно рассказывать про них? – настаивал Виктор.
– Затем, что они такие! Если бы фильм был про психиатрическую больницу, ты бы не задавал такой вопрос. А эти двое, которые встречаются в пустой квартире, опустошены жизнью. Секс для них – единственная возможность забыться. На остальное им наплевать.
– Не знаю… – Виктор пожал плечами. – Может, ты и прав.
– Главное, Витька, чтоб ты не считал такой фильм крамольным и чтобы ты за это людей за решётку не швырял.
Смеляков смутился.
– Да я и не собираюсь… Я и пришёл, чтобы собственными глазами увидеть. А то разговоры всякие ходят…
– Да не разговоры это, Витя, а настоящая охота на ведьм, – озлобился Жуков. – Людей сажают за то, что у них дома хранится «запрещённое» кино. Их волокут в кутузку «за хранение порнографии», а потом «эксперты» начинают оценивать, порнуха это или высокая эротика. Господи, да если и вправду у них дома порнографические фильмы хранятся – что с того? Какой урон государству или обществу? У себя дома человек может заниматься чем угодно. Я понимаю, когда речь идёт об оружии. Тут спорить не стану, опасность есть: напьётся хозяин ствола и начнёт палить с балкона… Но эротический фильм-то? Да пусть самый откровенный, пусть там хоть целая толпа свальным грехом занимается! Какой от этого вред государству?
Виктор молча посмотрел на Веру. Она легонько улыбнулась ему.
– Ты тоже так думаешь? – спросил он, и она пожала плечами в ответ: «Может быть».
– Неужели ты после просмотра «Последнего танго» считаешь себя преступником? – продолжал гнуть свою линию Борис, наливая Смелякову очередную рюмку. – Разве ты стал хуже? Разве ты теперь готов броситься в объятия иностранных разведок? Или ты готов на какие-нибудь иные мерзкие поступки?
– Нет.
– Тогда почему наши генералы от идеологии считают такие фильмы опасными? Не знаешь? Зато я знаю! – Борис постучал себя кулаком в грудь.
– Почему?
– Потому что они в действительности не эротических фильмов боятся, а неконтролируемого потока западной культуры в нашу страну. А теперь западная культура (и в основном не лучшие её образцы) хлынет к нам вот на таких носителях! – Жуков потряс видеокассетой перед Смеляко-вым. – Помнишь, что Ленин говорил про кино? Важнейшее из искусств! Кино посмотришь и получишь импульс! Не надо скрупулёзно изучать книги, выискивать там формулировки, лозунги, идеи. Ничего теперь не надо. Толпа начнёт хавать американское кино и заглатывать картинки красивой жизни. И никакими запретами теперь этого не остановить…
– Да? – задумчиво спросил Смеляков. – Тогда, пожалуй, всё-таки должен быть какой-то заслон. Нужно сито, чтобы очищать этот поток от грязи. Кино, как и всё остальное искусство, должно пробуждать возвышенные чувства, а не провоцировать в людях самое низменное, что в них есть.
– Согласен, – Борис пригубил коньяку и вальяжно откинулся в кресле, – надо сеять разумное, доброе, светлое. Но талантливое произведение не всегда повествует о доброте. И не всегда показывает только платоническую любовь. И почему, скажи мне на милость, кто-то должен решать за меня, смотреть мне про эту неплатоническую любовь или не смотреть? Кто и почему имеет право разрешать мне что-то или запрещать? Я понимаю, очень многие готовы взять на себя миссию судьи и возьмутся за эту работу с превеликой радостью. Но скажи мне, кто из людей умеет смотреть на мир трезво и принимать решение объективно? Никто! Поэтому, когда у руля власти стоит кто-то один, подчиняя своей воле всех, рождается диктатура! И диктатор заставляет всех плясать под свою дудку. Вот в чём весь фокус. И судьи, решающие, правильные ты читаешь книги или неправильные, тоже выражают только его – диктатора – волю… Нет, пусть уж каждый из нас сам решает для себя, что ему кушать и как думать…
– Но ведь воспитывать кто-то должен, – возразил Виктор. – Детям ведь надо прививать вкус. Сам по себе вкус не возьмётся вдруг ниоткуда.
– Не возьмётся, – согласился Борис, хмельно улыбаясь. – Вкус должен народиться в процессе эволюции. А революции со всеми последующими инквизициями способны привить только уродливость людям.
– Да… – Смеляков достал очередную сигарету. – Во многом ты прав. Но в главном ошибаешься.
– В чём же?
– Без воспитания нельзя. Вкус, конечно, со временем у человека выработается сам, но государство должно привить начатки этого вкуса. Дать ориентиры. Иначе будет катастрофа. У государства должно быть лицо, должен быть характер, должна быть мораль. И тут ты меня никогда не переубедишь. Разумеется, никто не имеет права лишать меня возможности свободно мыслить и делать мой личный выбор. Но мой личный выбор не должен мешать жизни общества.
– «Личный выбор»! – Жуков фыркнул. – В нашей стране у тебя нет права на личный выбор.
Он налил себе коньяку и указал на видеомагнитофон.
– Вот личный выбор. Символ личного выбора! Смотрю то, что хочу смотреть, а не то, что предлагает мне наше чёртово телевидение! Но кто у нас позволит такой выбор? Партия хочет власти над душами и умами людей и никогда не разрешит нам свободного выбора!
– Думаю, ты ошибаешься, Боря, – сказала вдруг Вера. – Мир меняется, ничто не стоит на месте…
– Надеешься на лучшие времена? – усмехнулся Борис.
– Надеюсь, – ответила она ему мягкой улыбкой. —
Но разваливать ничего не хочу, потому что лучшее может прийти, как ты правильно заметил, только с эволюцией, а не с революцией…
* * *Секретно Экз.№ 1
Начальнику 3 отдела МУРа подполковнику милиции тов. Иванову В.А.
Направляю Вам для дальнейшего оперативного использования информацию в отношении гр. Кутузовой Н.С. поступившей из ОУР МВД Северо-Осетинской АССР.
Инициатор запроса оперуполномоченный УР Смеляков В.А. переведён в 3 отдел МУРа для дальнейшего прохождения службы.
Приложение: на 1 листе.
Начальник 96 отделения милиции
Октябрьского РУВД г. Москвы майор милиции Н.А.Ядыкин
«23» мая 1983 г.
Секретно Экз.№ 1
Начальнику 96 отделения милиции г. Москвы майору милиции т. Ядыкину Н.А.
В соответствии с Вашей ориентировкой на Кутузову Наталью Сергеевну, 1963 г.р. уроженку г. Орджоникидзе, проживающую в г. Орджоникидзе, ул. Кирова, д. 81, неработающую, ОУРМВДСО АССР проведён комплекс оперативных мероприятий, в результате которых была установлена причастность проверяемой к организованной преступной группе наркоторговцев.
20.04.1982 г. в г. Беслан Кутузова Н.С. была задержана при попытке сбыть 1,5 кг анаши проводнику поезда «Москва—Баку».
16.11.1982 г. Кутузова Н.С. осуждена народным судом пост. 224 ч. III УК РСФСР к 5 годам лишения свободы.
13.03.1982 г. направлена для отбытия наказания в ИТУ № 163/2 г. Можайск, Московскойобласти.
Начальник ОУР МВД СОАССР
полковник милиции В.Н.Попов
«5» мая 1983 г.
Исп. Молдован С.Н.
Экз.№ 1 в адрес
Экз.№ 2 в литерное дело «Кальян»
печ. НМ
черновик уничтожен
«Надо же! – удивился Смеляков, перечитывая ответ на давнюю ориентировку в отношении Кутузовой. – Сколько времени утекло с тех пор, и вдруг привет из забытого прошлого».
Он снова пробежал глазами по бумаге.
«Значит, барышня в данный момент отбывает наказание. Что ж, было бы грешно не воспользоваться таким удобным случаем. Что-нибудь полезное из неё обязательно можно будет вытянуть. В зоне все они становятся удивительно болтливыми. С тоски это, что ли, у них?.. От этой девочки вполне можно получить полезную информацию. Надо направить задание на её разработку».
Виктор посмотрел на фамилию исполнителя, напечатанную в левом нижнем углу документа.
«Молдован… Молодец Молдован! Спасибо тебе, что работаешь честно. Не оставил без внимания мою ориентировку. Теперь ещё одно дело, возможно, будет распутано. Спасибо тебе, опер!»
