Игорь Зарубин - Госпожа следователь
На лестнице кто-то наставил бочек из-под краски и ведер с цементом. Видно, где-то на этаже делали ремонт. Клава с трудом продралась сквозь эти бочки к двери. Из щели пробивался тусклый свет.
Дверь оказалась подпертой чем-то изнутри.
— Я не могу открыть, — чуть не плакала она, топкая грязную дверь плечом.
— Отойди, дай мне. — И Федя со всей силы саданул ногой. Внутри что-то затрещало, и дверь распахнулась…
Все девчонки были там. И еще несколько мальчишек, которых Клава не знала. Самому старшему лет пятнадцать, не больше. Сидели на ящиках, на старом пружинном матрасе, прямо на полу и весело улыбались. Играл магнитофон, но на музыку никто не обращал внимания. Глаза у детей были какие-то слишком веселые, слишком блестящие. Они беспричинно хихикали, а вид влетевших родителей вообще вызвал у них приступ хохота.
В полутьме Клавдия шагнула вперед и больно наткнулась коленкой на деревянный ящик. Ящик опрокинулся, и в круг неяркого света выкатились, весело поблескивая, как детские глаза, одноразовые шприцы…
Клава вдруг почувствовала, что опять, уже который раз за этот день, мир вокруг нее начинает бешено крутиться.
— Федя, что это? — простонала еле слышно.
— Ма-а, — весело пропела Ленка, — а че ты в пальто? Уже что, зима? А я и не заметила…
Дети снова захихикали, а Сюзанна, покачнувшись, встала и легко задрала юбку.
— Ой, а мне не холодно…
И тут с Клавой приключилось какое-то умопомрачение. Кажется, она рыдала, кажется, она била всех детей подряд и кричала, кричала, кричала:
— Сволочи! Гады! Что ж вы делаете, сволочи?! Я вас убью, слышите?! Я вас всех поубиваю!!!
Лена только мотала головой после каждого удара и продолжала улыбаться. Остальные вообще никак не реагировали.
— Гадины! Скоты! Наркоманы несчастные! — ревела Клава и продолжала бить. Федя хватал ее за руки, пытался остановить, но сделать это было невозможно. Она успокоилась только после того, как муж сам хорошенько размахнулся и влепил ей такую оплеуху, что она полетела на пол.
А потом они стали выводить детей. Дети были послушны, как овечки. Как лунатики, вставали и шли, куда поведут. В машине, которую пригнал Федор, послушно садились друг другу на колени и продолжали радостно улыбаться, изредка бормоча что-то невнятное.
Федор повез детей по домам, а Клавдия повела Ленку.
— Ой, мама, не надо «скорую», — вдруг сказала дочь. — У меня ничего не болит.
Значит, Клавдия что-то сказала про «скорую помощь».
Только сейчас она как бы очнулась, мир перестал кружиться, обрел жесткость и холод.
Дома она потащила Ленку на кухню. Сунула головой в раковину и включила холодную воду. Держала так до тех пор, пока дочь не начала брыкаться, истошно крича:
— Отпусти! Ты че, утопить меня собралась?
— Да, собралась, сволочь ты такая! — Клава схватила первое, что попалось под руку — кухонное полотенце, и стала лупить дочь по чем попало. Ленка визжала, закрывала лицо руками, даже под стол спрятаться хотела, но Клавдия поймала ее за ногу, вытащила на свет Божий, и лупила, лупила, лупила. Била до тех пор, пока рука не устала.
— Ма-а-а, ма-амочка, я больше не бу-у-ду, — тихо скулила Ленка. — Прости меня, пожа-а-алуйста.
— Конечно, не будешь, — зло прошептала Клава. — Карманы выворачивай, живо!
— Зачем?
— Я что сказала?! — Клавдия грозно зыркнула на дочь, и та мигом принялась выворачивать карманы, складывая на пол все содержимое.
Никаких наркотиков, слава Богу, у нее не оказалось. Заколка для волос, две резинки, ключи, пять тысяч рублей, еще мелочь и… два презерватива.
— А это у тебя откуда? — Клавдия схватила красочные пакетики с изображением обнаженных девиц.
— Сюзанка дала-а, — снова заревела Ленка.
— Ты что, уже… Ты уже не девочка? — У Клавы перехватило дыхание.
— Девочка… — Ленка опять полезла под стол.
— А зачем тогда тебе это? — закричала Клава.
— Перед пацанами хвастаться.
— Ну дура, ну идиотка! — Клавдия швырнула презервативы в мусорное ведро. — Дохвастаешься до того, что какой-нибудь сопляк тебе ребенка сделает! Кто его нянчить будет? Ты?
Ленка заревела в голос. Пришлось дать ей воды, успокоить. Только когда дочь затихла, лишь тяжко всхлипывала, спросила:
— Где вы взяли наркотики? Кто вас научил колоться?
Вернулся Федор, кивнул — мол, всех развез.
— Отвечай на мой вопрос! — Клава даже не обратила на него внимания. — Где вы взяли наркотики?! Докатилась! Вытаскиваю ее из каких-то подвалов, где она и еще куча таких же писюшек ширяются за милую душу.
— Я не писюшка! — Ленка от страха уже даже и реветь не могла. — Я взрослая.
— Взрослая она! Отвечай немедленно, если не хочешь, чтоб я тебя в милицию потащила. Там с тобой по-другому будут разговаривать!
Ленка знала, что мать потащит. Обязательно потащит. Хоть это и будет ей грозить неприятностями на работе, но она ни перед чем не остановится, раз обещала.
— Ну! Чего молчишь?!
— Костька принес, — буркнула дочь, опустив голову.
— Громче!
— Костька Макеев.
— А он где взял? — не отставала Клава.
— Ему парень какой-то продал в кинотеатре.
— Продал? — удивилась Клава. — А откуда у этого Макеева столько денег? Это же бешеные деньги.
— Нет, не бешеные! — замотала головой Ленка. — Очень даже дешево. Одна доза как «Сникерс», по четыре тысячи.
— Завтра поведешь меня к этому Макееву! — Клава поднялась с пола. — А сейчас марш в постель. И после школы за порог дома чтобы даже носа не высовывала. Ты наказана.
— А он сегодня с родителями в Грецию улетел. — Ленка посмотрела на часы. — Уже полчаса в самолете. Только через две недели вернется.
— Значит, через две недели и поведешь!
Ленка убежала к себе в комнату. Даже музыку врубать не стала — боялась напороться на еще большие неприятности.
В дверь как-то коротко звякнули. Клавдия бросилась открывать и только всплеснула руками.
Макса было не узнать. Лицо в крови, правый глаз заплыл от огромного синяка.
— Вы чего не открываете? Я ключи не взял, — тихо простонал сын и ввалился в квартиру.
Сил удивляться, пугаться, возмущаться у Клавдии уже не было. Она только тихо спросила:
— За что?
— За тараканов, — криво улыбнулся сын разбитыми губами. — А что у тебя с пальто?
Только тут Клава заметила, что она до сих пор в обнове. В дорогом красивом пальто, которое теперь уже совсем не красивое. Все в грязи, в цементе, одна пола залита оранжевой краской, на второй — пятно от какого-то мазута.
Клава сняла пальто и бросила его в ящик для грязной одежды. Это не страшно. Пальто еще можно отнести в химчистку. А вот с дочерью что делать?..
Почти до самого утра Клава просидела на кухне и проплакала. Никто этого не видел. Только Федя пару раз заглянул, помолчал и вернулся в спальню.
Только когда на улице уже рассвело, Клавдия тихонько тронула за плечо Макса.
— Мгм, уже… — сквозь беспокойный сон пробормотал сын.
— Максик, проснись, родной мой. Ты ведь английский знаешь…
Сын продрал глаза и уставился на часы.
— Ma, что-то больно ранний экзамен…
— Макс, там на стене, в подвале, написано было: «Раге»… Это что такое?
— Как?
— Вот так, — Клавдия показала бумажку с латинскими буквами — «RAGE».
— Ненависть, ярость, — зевнул сын. — Рэйдж…
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ
Вторник. 9.27–11.58
Теперь все стало на свои места. Теперь надо было только тихонько, осторожно, «на цырлах», как говорит Левинсон, подобраться к Черепцу и — хвать!
Клавдия еле дождалась, когда можно будет приехать в прокуратуру, каменным гостем прошла мимо соблазнов коридора и курилки, швырнула на подоконник свою сумку и тут же набрала номер телефона. Ответили сразу.
— Здравствуйте, Алексей Георгиевич! — радостным голосом сказала Клавдия. Лицо ее при этом осталось жестко-суровым. — Как дела на фронте борьбы с наркотиками?
— Да как дела… Работаем по двадцать четыре часа в сутки, — устало сказал Черепец. — Мотаемся с одной таможни на другую. Фома мой уже на ходу спит. А я — похудел.
— Поздравляю. Вам это, наверное, идет.
— Да как сказать, худоба-то нездоровая. Вы, простите, по делу? Вы только не обижайтесь, я рад вас слышать, но мы сейчас как раз на работу собираемся.
— Нет-нет, я не по делу. Я просто поинтересоваться успехами.
— Тут — увы. Успехов никаких. Хотя, смотря с какой стороны глядеть.
— Не поняла…
— Ну, мелочь всякая, конечно, попадается. А вот по крупному — ничего. И это хорошо, правда? Это можно считать успехом?
— Это хорошо, — согласилась Клавдия. — Это, конечно, успех.
— Ну вот так… — закруглял разговор Черепец.
