Александра Маринина - Замена объекта
А минувшей зимой внезапно объявился молодой мужчина приятной наружности и начал спрашивать про Виктора, дескать, давно ли виделись, да не приезжал ли, не давал ли о себе знать. Внешность мужчины до мелочей совпадала с тем описанием молодого человека, собиравшего друзей на поминки Виктора, которое дали сотрудники интерната в Сызрани. И к Руденской, судя по всему, приходил именно он. Более того, он во всех трех случаях назвался одним и тем же именем: Вадим. А документов никаких не показывал.
- А какая она, эта Наташа? Как живет, какой у нее муж? - с любопытством спросила Светка. - Расскажи о ней поподробнее.
Не понимаю, зачем ей это? Ну какая разница, как живет эта Наташа? Нет, никогда нам, мужикам, женщин не понять, они как-то совсем по-другому устроены. Саша начал подробно излагать свои впечатления о Наталье Самойловой, а я вплотную занялся тортом, поскольку до положенной мне половины оставалось еще много. Хорошо, что я регулярно поддерживаю физическую форму, а то со Светкиным застольем меня бы разнесло до двух центнеров.
В самый разгар Сашиного повествования мне позвонила мама.
- Ой, Егорушка, какой кошмар! Папа уже который день не в голосе, а ведь нам послезавтра лететь в Лондон. Просто не представляю, что делать.
- В Лондон? - удивился я.
- Ты что, забыл? Папа записывает «Симона Бокканегру» с оркестром Штейнберга.
Ах да, «Симон Бокканегра»! Я и впрямь забыл.
- Это какой-то ужас! - продолжала причитать мама. - Папа такой расстроенный, со мной почти не разговаривает. По-моему, у него страшная депрессия. Что ты такое ему сказал, когда был у нас?
- Я? - фальшиво удивился я. - Ничего особенного я ему не говорил. Почему ты решила, что я его чем-то расстроил?
- Потому что с тех пор папу как подменили. Он ни одной полноценной репетиции не провел. Начнет распеваться и чувствует, что не в голосе. Расстраивается, уходит к себе в кабинет и сидит там целыми днями, только поплавать в бассейне выходит. Не знаю, что там у вас произошло, но ты должен приехать и наладить отношения с папой, иначе он не сможет петь в Лондоне. Господи, за что мне это несчастье! Я ночами не сплю, постоянно пью валокордин, после премьеры «Трубадура» я постарела на двадцать лет, хотя времени прошло всего ничего. Ты должен сделать все, чтобы папа вышел из депрессии, слышишь, Егор?
- Слышу.
- Что «слышу»? Что «слышу»?! Ты сделаешь что-нибудь или нет? Речь идет о твоем отце, а не о чужом дяде. Если папа не споет в Лондоне, это будет катастрофа! Я тут с ума схожу от горя, а тебе все смешочки. Егор, ты меня слушаешь?
- Слушаю, мамуля, конечно, слушаю. Но вообще-то я на работе, - соврал я, не покраснев и даже не запнувшись. - Знаешь, я не смогу к вам приехать до вашего отъезда, так что я поговорю с папой по телефону, хорошо?
- Ну ладно, пусть по телефону, но сделай же что-нибудь, извинись перед ним, попроси прощения, покайся… Господи, господи, - в ее голосе зазвучали слезы, - у меня сердце разрывается, и никому дела нет. Если бы хоть кто-нибудь понимал, в каком кошмаре я постоянно живу, как мне тяжело!
- Мамуль, отнеси, пожалуйста, папе трубочку.
Дом у нас большой, и пока мама шла в кабинет к отцу, я успел много о чем подумать. Например, о том, что уж если кто и живет в постоянном кошмаре, так это моя подруга Светка, которая ухитряется быть счастливой и радоваться жизни, несмотря ни на что, и это неизменно притягивает к ней людей. А моя мама с ее бесконечными причитаниями и рассказами о собственных страданиях людей отталкивает, и из великого множества подруг и приятельниц в ее окружении остались лишь немногие - те, кто в состоянии выносить это беспредельное стремление быть (или казаться?) несчастной.
- Да, слушаю, - послышался в трубке голос отца.
- Папа, я сейчас кое-что скажу, а ты меня не перебивай, потому что я на работе и времени на долгие разговоры у меня нет. Ты уверен, что мама слышит только тебя?
При таком количестве аппаратов и параллельных трубок в доме можно ожидать всего.
- Уверен. Что ты хочешь мне сказать?
- Наши с тобой разговоры об Алле - это наши с тобой дела, и пожалуйста, сделай одолжение, не впутывай сюда маму. Ты же видишь, она сама не своя, она переживает за тебя, она не понимает, что с тобой происходит. Я ничем не могу тебе помочь, с твоими неприятностями Ты должен справиться сам, я со своей стороны делаю все, что могу, чтобы эти неприятности не стали еще больше. Мама считает, что это я тебя расстроил, и требует, чтобы я наладил с тобой отношения и снял конфликт. Пусть она считает, что именно это я сейчас и делаю. Хорошо?
- Хорошо, - угрюмо буркнул великий актер Дорошин.
- Ты повесишь трубку, скажешь маме, что все в порядке, я извинился, ты меня простил, и теперь настроение у тебя будет самое наилучшее. Перестань, пожалуйста, хандрить и улыбайся. Ты же артист, в конце концов, если ты смог сыграть гнев тогда, в гримерке, то и душевный покой сможешь изобразить.
- Ты жесток, Игорь.
- Возможно. Вероятно, это наследственное. То, как ты ведешь себя по отношению к маме, тоже жестоко. Так мы договорились?
Что бы ни говорили о моем отце, но он, конечно, настоящий актер. Таких еще поискать. Его способность к мгновенному перевоплощению просто потрясающа!
- Хорошо, сынок, будем считать, что все забыто, - произнес он тоном таким мягким и ласковым, что даже я обомлел от неожиданности. - Что было, то прошло, мы оба погорячились. Ты тоже меня прости. Я рад, что ты позвонил и снял с меня этот груз, у меня прямо камень с души упал. Целую тебя, сынок, и обнимаю. Мы с тобой увидимся до нашего отъезда в Лондон?
- Н-не знаю, - пробормотал я, с трудом приходя в себя. - У меня работа…
- Ну ладно, ладно, нет так нет, ничего страшного. По телефону попрощаемся. Ну все, сыночек, обнимаю тебя еще раз.
- Целую, - еле выдавил я.
Когда я закончил разговаривать с отцом, Вознесенский в красках повествовал Светке о нашей поездке в Новокуйбышевск и о встрече с Лидией Павловной Руденской.
- И охота тебе это слушать во второй раз, - недовольно проворчал я. - Я же тебе все рассказал.
- Да ну, - Светка смешно наморщила носик, - ты неинтересно рассказываешь, у тебя одни факты и никаких эмоций. А Саша рассказывает как журналист, заслушаться можно. Мне начинает казаться, что я сама там с вами побывала.
- Ну-ну, - хмыкнул я, возвращаясь к тортику.
Пожалуй, до отмеренной мне половины остался еще кусок, который можно съесть без зазрения совести. Светка сидит на очередной диете, с полнотой борется, Борис с полнотой не борется, но за весом следит, потому как врачи его предупредили, что избыточный вес может привести к повышению давления, а это для него опасно. Их сын Севка сладкого вообще не ест, он все больше по колбаскам и копченостям ударяет, настоящий мужик растет, а дочка - та помешана на стройности, рвется, как и все девчонки ее возраста, в модели, поэтому сладкое в нее можно впихнуть только под угрозой расстрела. Вот и получается, что полторта - законно мои, больше его все равно есть некому. Ну, Вознесенский съест пару кусков да Боря осторожно позволит себе чуть-чуть, вот и все.
У меня в кармане снова зажужжал мобильник. Это был Иван Хвыля.
- Слушай, Дорошин, мне тут одного мужика сосватали, который может знать кое-что из того, что нам интересно. Мы с ним договорились встретиться. Хочешь поучаствовать?
Ох, люблю я, когда говорят вот так, прямо, без околичностей. Сразу все ясно и понятно становится. И хотя я мало что понял, но поучаствовать захотел.
- Мы тут ищем, где бы нам встречу организовать, чтобы без лишних ушей. И чтобы шумно не было. Может, у тебя дома? Ты как?
- Да ради бога, - я покосился на Вознесенского. - Только ты спроси у него, как он к кошкам относится, а то у меня их много. Вдруг у него аллергия?
- Спрошу. Если все путем, у тебя соберемся. В десять вечера годится?
- Запросто. Записывай адрес.
Хан
Ребята ему понравились. И квартира, в которой они собрались, тоже понравилась. Но особенно понравились Хану коты, ухоженные, с блестящей шерстью и яркими чистыми глазками. Он удивился, что в квартире при таком обилий животных совсем не ощущалось специфических запахов.
- Твои коты не метят? - с интересом спросил он Игоря.
- Как видишь, - улыбнулся тот.
- Как же так? Они что, стерильные?
- Не все. У меня три парня и две девчонки, из мальчиков двое кастрированы, а один - производитель. Но он не метит. Такая у него особенность.
- Неужели такое бывает? - удивился Хан.
- Бывает. Хотя и не часто. Мне с Дружочком повезло. Арина - его жена, а Карма, вот эта симпампулька, - их дочка. Подозреваю, что в ближайшее время он и ее в жены возьмет. Тебе, кстати, котенок не нужен? Американский экзот, здоровенький, от хороших родителей, сам видишь. Аришка скоро замуж начнет проситься, так что весной будет приплод.
