Хайнц Хене - Пароль - Директор
Грета Кукхоф тоже подтверждает: "Первая конкретная информация о подготовке к войне поступила от Харро. Он даже назвал русские города, которые будут атакованы в первую очередь".
Для этих людей ни одна акция не была слишком масштабной, ни одно задание слишком щепетильным, чтобы не приписать их "Красной капелле". Они совершенно серьезно считали, что это стоило германскому вермахту сотен тысяч жизней. Вайзенборн говорил: "Так или иначе, но немцы все равно погибали. Нам приходилось выбирать между сотней тысяч жертв и двумя миллионами. Мы предпочли сотню тысяч".
Бывшие функционеры Третьего рейха также внесли свой вклад в создание образа "Красной капеллы" как зловещей и вездесущей организации. Их попытки оправдаться, тенденциозные воспоминания и примитивные высказывания о "мировой большевистской угрозе" наделяют их мертвых противников дьявольскими способностями. Все это находило отклик в душе простых немецких граждан, которые так или иначе стремились возложить вину за провал военных авантюр нацистского режима на счет предателей и оккультных сил.
Один из таких "посвященных" говорил: "Смертельная сеть "Красной капеллы" опутала всю Европу". Бывший обвинитель Манфред Редер заявил: "Это была битва германского солдата с невидимым противником, выступавшим под чужой личиной и пользовавшимся предательскими методами". Экс-капитан Гарри Пипе едва ли мог думать хоть об одном городе, находящемся в сфере нашего влияния, но вне пределов Германии, "в котором не действовала какая-нибудь группа "Красной капеллы". По его мнению на территории оккупированной Франции вермахт был буквально нашпигован вражескими агентами: "Многие старшие офицеры оказались скомпрометированы Максимовичами и были сурово наказаны. Вот такая была картина!"
Придав таким образом "Красной капелле" вселенский масштаб, её бывшие преследователи неизбежно утверждаются во мнении, что она продолжает действовать даже после окончания войны. В 1951 году Редер заявлял, что "члены "Красной капеллы" занимают влиятельные позиции практически в каждом крупном городе на севере Германии вплоть до Штутгарта". Даже осмотрительный экс-комиссар Генрих Райзер заявлял: "Во время Второй мировой войны "Красная капелла" представляла собой гораздо более могущественную организацию, чем мы думали - и она до сих пор действует! "Красная капелла" никогда не переставала существовать".
Такие высказывания, конечно, больше говорят о политических пристрастиях их авторов, чем о конкретных фактах, и не имеют никакого отношения к правде, которая состоит в том, что "Красная капелла" не сыграла решающего значения в исходе войны. Эта организация не внесла никакого вклада в исход хотя бы одного сражения на Восточном фронте и не помешала проведению ни одной кампании вермахта. Если бы Треппер, "Кент", Шульце-Бойзен и Харнак никогда не существовали, это бы никак не повлияло на ход Второй мировой войны.
Легенда о решающей роли "Красной капеллы" получила такое распространение из-за годами неиссякавшего потока сенсационных изданий, пытавшихся внушить, что судьбы целых народов целиком зависели от тайных интриг высокопрофессиональных агентов и шпионов. Значение шпионажа излишне переоценивалось. Люди всерьез верили, что информация спецслужб может существенно влиять на политику правительства и решения Генерального штаба.
На самом деле история Второй мировой войны приводит многочисленные примеры того, как разведданные вообще никак не влияли на ход развития событий. Это наводит на мысль, что правительства или Генеральный штаб принимают к сведению полученную от разведки информацию, только когда она соответствует их заранее составленным планам, а если данные им противоречат, их чаще всего игнорируют. Именно с такой постановкой вопроса столкнулся военный атташе Голландии в Берлине полковник Сас, который в 1939-40 годах тщетно предостерегал свое правительство насчет германского вторжения. Аналогичный результат получило "Исследовательское бюро" Геринга со своими прогнозами о вступлении в войну Британии на стороне Польши и разведка США с бесплодными предупреждениями о нападении японцев на Пирл Харбор.
"Красная капелла" предупреждала о германском вторжении в Россию, но Москва к ней не прислушалась. В. М. Бережков, в то время первый секретарь советского посольства в Берлине, вспоминает, что ещё весной 1941 года они "нашли средства и способы предупредить Советский Союз о надвигающейся опасности". В феврале советский военный атташе генерал-майор Тупиков, имевший прямой выход на агентурную сеть Шульце-Бойзена/Харнака, сообщал о трех немецких группировках, готовых к нападению на СССР в направлении Ленинграда, Москвы и Киева. В сообщении Тупикова говорилось: "По предварительным оценкам дата наступления приходится на 20 мая". 14 марта он передал заявление немецкого майора: "Мы поворачиваем на восток, против СССР. Мы отберем у СССР хлеб, уголь и нефть. Тогда мы станем непобедимыми". А через несколько дней Тупиков сообщил, что "германское вторжение следует ожидать в период "между 15 мая и 15 июня 1941 года".
Но эта информация не смогла убедить даже руководителя Разведупра генерала Голикова. 20 мая он представил на рассмотрение высшего командования свой отчет, в котором содержались и такие строки: "Слухи и документы, имеющие целью показать, что война против СССР неизбежно начнется этой весной, должны расцениваться, как сфабрикованные британскими, а, возможно, и германскими спецслужбами фальшивки". Аналогичные сообщения о сроках начала войны советского военно-морского атташе капитана первого ранга Воронцова также встретили в Москве далеко не лучший прием.
В отчаянии дипломаты и офицеры из советского посольства собрались в начале мая и ещё раз проверили всю информацию о подготовке Германии к войне. Вскоре после этого они отправили в Москву специальное сообщение с ещё одним предупреждением: подготовка Гитлера к войне завершена, война может начаться в любую минуту. На этот раз Разведупр впервые серьезно отнесся к информации из Берлина, но Сталин упрямо продолжал придерживаться мнения, что Гитлер войны не хочет, а только пытается шантажировать Россию. Даже сообщение разведывательной службы о выдвижении к нашим границам 120 немецких дивизий не произвело на него впечатления. В конце концов он располагал на границе 149 дивизиями. Начальник Генерального штаба Жуков напомнил ему, что немецкие дивизии вдвое сильнее русских, но Сталин резко возразил:
- Нельзя верить всему, что говорит разведка.
Подобные гибельные недоразумения могут служить примером трудностей, с которыми сталкивались советские агенты за рубежом в тщетных попытках убедить свое руководство в Кремле. Все это относилось и к "Красной капелле". Барьер недоверия между "Директором" в Москве и его агентами стал непреодолимым. Агенты "Красной капеллы" часто действовали по собственной инициативе, а сам "Директор" не всегда знал, чем занимаются его агенты. Многие факты доказывают, что советская разведка в корне отличалась от образа, созданного её западными почитателями.
Ко всему сказанному следует добавить ещё и практические трудности, с которыми сталкивается любая спецслужба, если её агенты работают во вражеском лагере. Советский Генеральный штаб не мог и не хотел считаться с возможностью, что его агенты оказались жертвой провокации со стороны противника или действовали с ним в сговоре. Все это в известных пределах способствовало укреплению недоверия к информации о намерениях противника, а донесения "Красной капеллы" могли оказывать только очень ограниченное влияние на решения руководства Красной Армии во время Великой Отечественной войны.
Нам, конечно же, неизвестно, в какой мере советский Генеральный штаб полагался на сообщения "Красной капеллы" в оценке постоянно меняющейся ситуации на фронте. В этом может помочь сравнительное рассмотрение действий немецкой стороны. Создание полномасштабной картины обстановки в лагере противника базировалось на информации из пяти источников: наземной фронтовой разведки, воздушной разведки, радиоперехвата, изучения вражеской и нейтральной прессы и донесений агентурной разведки. В порядке убывания надежности полученная от агентов информация стояла на последнем месте.
Бывший сотрудник абвера, капитан доктор Виллем Гроссе вспоминает: "Сообщения агентов никогда не служили основой для разработки военных операций. На принятие оперативных решений гораздо большее влияние оказывала общая стратегическая оценка ситуации, а не информация разведслужбы о намерениях противника, его силе, степени дезорганизации и моральном духе. С германской стороны донесения агентов учитывались только в той мере, насколько они соответствовали общей оценке сложившейся ситуации".
Даже, если предположить, что советский Генеральный штаб действительно придавал известное значение донесениям агентов, остается вопрос, насколько качественной была информация "Красной капеллы", чтобы служить основой для принятия военных решений. Подтверждением этому может служить тот факт, что создатели легенды о "Красной капелле" до сих пор избегали детального рассмотрения этого вопроса.
