Аркадий Гендер - Траектория чуда
Я остановился прямо напротив проема арки, ведущей во внутренний двор дома. Арка, вроде бы и проезжая, была такая узкая, что как и тот раз, я не решился протиснуться в нее на машине, опасаясь снести "десятке" зеркала, а вылез из-за руля, и вошел во двор пешком. Двор, образованный замкнутыми в каре внутренними стенами, был прямо питерским каким-то, по крайней мере другого такого "колодца" я в Москве нигде не встречал. Уже вовсю темнело, а во дворе-колодце, освещаемом лишь серым квадратом неба высоко вверху, был такой мрак, что я не сразу заметил машину, приткнувшуюся вплотную к стене в дальнем углу двора. Сердце у меня бешено заколотилось, потому что это был черный Шуляевский "мерс". Вихрь мыслей завертелся у меня в голове, но рациональной была только одна: позвонить Гохе и позвать его на помощь. Но автоответчик на его телефоне посоветовал мне позвонить позднее, - видимо, Таганский тоннель наглухо поглощал все радиосигналы. Оставленный с черной неизвестностью в лице Мерседеса в пустом дворе один на один, я начал пытаться строить план действий сам. Я осторожно подошел к машине и сразу обратил внимание на глубокие и явно свежие царапины на зеркалах бокового вида. Было ясно, что эти царапины были получены при проезде сквозь арку, и только то, что зеркала "мерса" имели возможность складываться вдоль корпуса, вообще позволило машине протиснуться во двор. Но ведь Гоха видел эти царапины еще в аэропорту, а это значило, что Мерседес уже заезжал в этот двор! Но зачем компаньону Голоса адвокату Шуляеву заезжать в такое глухое и уединенное место? Вывод был ясен - где-то здесь держали Галина и Юльку! Но где сам Шуляев? Через единственное незатемненное лобовое стекло было видно, что салон автомашины пуст. Значит, приехавший на ней вышел, и вошел в дом? Во двор выходило четыре больших, под козырьками, подъездных двери, и рядом с каждой из них - по двери поменьше, наверное, подвальных. На всех дверях висели внушительные висячие замки, и каждая дверь была опечатана белой бумажкой с треугольным штампом. Я подергал один замок, другой, третий - все без дураков, все заперто. Как же он вошел? А если предположить, что какая-то из дверей была не заперта, то кто же закрыл ее на амбарный замок за вошедшим? Я еще раз оглядел весь двор, прислушиваясь. Но - нет, ниоткуда ни звука, ни шороха, ни одного свидетельства, что внутри кто-то может быть. Мистика какая-то!
Тем временем как-то стремительно почти совсем стемнело. Вроде бы, для сумерек было еще рановато, но квадрат пасмурного неба над двором-колодцем заволокло вдруг иссиня-черной тучей, поглотившей, как губка, остатки и без того скудного света уходящего дня. Стремительно начал сливаться с фоном грязных стен черный Мерседес, прямо на глазах пропадая из вида. Еще немного, и взгляд вообще перестанет что-либо различать в кромешном мраке. Тогда останется только снаружи, на улице ожидать, пока "мерин" не начнет протискиваться обратно. В отчаянии я начал снова обходить все двери, проверяя замки на них. Бесполезно - все они были заперты, но неожиданно у самой ближней к "мерсу" маленькой двери в последнем отсвете стремительно чернеющего неба, отраженном от полированного бока машины, на сухом куске асфальта под козырьком я различил какой-то отпечаток. Я опустился над ним на корточки, но закрытый моей собственной тенью, отпечаток стал совершенно неразличим. Нужен был источник света, неважно какой - спичка, зажигалка, все подошло бы. Но как раз ничего такого ни у меня в карманах, ни в "десятке" не было. Господи, кажется так уже было: полцарства за коробок спичек! В бесплодных попытках отыскать хоть что-нибудь излучающее свет я начал проверять все карманы, но ничего, кроме телефона и ключей от машины, в них не было. И тут, ярким рыжим светом освещая все внутренности растпыренного моей пятерней кармана, завибрировал лежащий в нем мобильник. Ха, вот и свет! Но прежде нужно ответить. Я выхватил аппарат из кармана, нажимая на кнопку до того, как он зальется звонкой трелью, и на цыпочках отошел подальше от двери. Судя по всему, это должен был быть Гоха, однако номер определился не его.
- Глеб, ты? - спросили меня, и я узнал голос Глюка.
- Да, я, - шепотом ответил я. - Привет, Вась.
- Чего ты шепотом, спишь, что ли? - ухмыльнулся Глюк. - Вроде, рановато еще?
- Ага, сплю, - ответил я, зажимая себе ладонью рот вместе с микрофоном, и, как в детстве в игре в прятки, затаился, присев на корточки, за Шуляевским Мерседесом.
- Ну ладно, я коротко, - соблаговолил Глюк. - Я вообще Гохе звонил, н он чего-то недоступен, наверное, тоже спит. Он просил меня пробить этого вашего Лорика по всем базам, так вот - я его нашел. Интересно?
- Да, - прохрипел я, чтобы не обидеть Глюка, подумав, что на самом деле подноготная покойничка, наверное, уже не имеет никакого значения.
- Значит так, - видимо, беря записи, начал Глюк. - На самом деле он Степанидзе, а не Степанов, родился в 65-м году в Кутаиси. Семейное положение - разведен, от брака имеет дочь Аллу, жену зовут Людмила Алексеевна, в девичестве Виревич.
- Что? - забыв о конспирации, чуть не закричал в трубку я в надежде, что не расслышал. - Как ты говоришь, ее фамилия?!
Но нет, я все расслышал правильно: у Лориковой жены и Таши была одна и та же фамилия и, оценивая наиболее вероятную в этом случае степень родства, скорее всего, они были сестрами. То есть, жена Лорика была сестрой Таши. Вот и открылся ларчик!
- Ну, ты чего, правда, что ли, заснул там? - вернул меня к действительности Глюк. - Дальше докладывать?
- Валяй, - разрешил я, уже заинтригованный рассказом.
- Он из эмвэдэшного спецназа, воевал в Афгане и Чечне, дослужился до капитана, имеет награды, - как пономарь, забубнил Глюк. - Четыре года назад уволился в запас по состоянию здоровья. Так, пожалуй, больше ничего интересного, кроме, пожалуй, заболевания, по которому он был уволен. Причем во всех бумагах, с которыми он вышел на гражданку, у него стоит "хронический пиелонефрит", и только в секретном личном деле написан настоящий диагноз. Знаешь, какой?
- Нет, - честно прошептал я, однако же предчувствуя новое потрясение.
Я не ошибся.
- ВИЧ-инфекция, - победоносно сообщил мне Глюк, - ваш Лорик был инфицирован вирусом иммунодефицита. Может, из-за этого он и стал плохим парнем? Ну, у меня все, спокойной ночи!
- Спасибо, пока! - находясь от услышанного в состоянии легкой гроги, чуть слышно попрощался я с ним, и совершенно автоматически хотел нажать, отсоединяясь, на красную клавишу телефона.
Но делать этого не понадобилось. Телефон жалобно пикнул, последний раз моргнул оранжевым глазом дисплея, сигнализируя о полной разрядке батареи, и умер. Темнота вокруг меня сразу стала настолько непроницаемой, что назад к двери я крался, держась для ориентира за полированный бок Мерседеса. Черт, а чем же теперь мне подсветить подозрительный след? Я снова начал растерянно шарить в карманах, хотя точно знал, что ничего, кроме ключей от машины, там не осталось. Тем не менее я за каким-то лешим извлек их из кармана, повертел их в руке и, уже с досадой засовывая ключи обратно в карман, случайно надавил на одну из кнопок на брелке сигнализации, и внезапно на нем вспыхнул маленький красный огонек светодиода. Эврика! Я снова опустился на корточки, и нажал кнопку, поднося брелок к самой земле. Слабое красное пятнышко света на асфальте еще и пульсировало, но его оказалось достаточно, чтобы я различил, что это след подошвы. Более того, поперек следа явно шла какая-то надпись. Чуть не сломав глаза от напряжения, я прочитал: "ЕССО". Я встал. Это Шуляев носил обувь исключительно марки "Экко", и каким-то образом он недавно вошел в эту дверь! Я толкнул дверь рукой, и мне показалось, что она закрыта не так плотно, как другие. Никаких звуков из-за нее даже в гробовой тишине двора слышно не было, но зато мне вдруг померещилось, что из-под нее пробивается еле видный свет. Раньше, когда было посветлее, я его и не мог заметить, настолько свет был слаб. Я и сейчас не был до конца уверен в том, что это свет, а не полоса чуть более сухого и светлого асфальта у двери. Но нет, это точно был свет, и он свидетельствовал о том, что за дверью кто-то есть. Я вдохнул полную грудь воздуха и, придерживая дверь за скобу, что есть силы надавил плечом. От моего нажима дверь неожиданно легко подалась. Раздался очень знакомый мне калиточный визг петель, и я ввалился вовнутрь, едва удержав полотно, чтобы оно не врезалось в стену. Я замер, сжавшись в комок, слушая гремящую в ушах тишину. Но, кажется, мне удалось не наделать слишком уж много шума, и я перевел дыхание. Я с интересом осмотрел дверной запор. Замок, равно как и обе проушины, были бутафорскими, и остались на полотне, в закрытом же состоянии дверь удерживал изнутри обыкновенный шпингалет. Я подивился этой нехитрой уловке и попытался вглядеться в черноту впереди. Хотя не такая уж это была и чернота, потому что свет, который я увидел под дверью, здесь был уже не в пример ярче. Он шел откуда-то спереди снизу, из чего я сделал вывод, что передо мной - лестница. Точно, сделав пару шагов, я нащупал ногой ступеньки, и осторожно начал спускаться. Я насчитал десять ступеней, после чего лестница сделала поворот. За поворотом свет стал еще ярче, и я уже различил ступени второго марша лестницы, идущей вниз. После лестницы начинался узкий длинный коридор, в конце которого за поворотом было совсем светло. Я глубоко глотнул спертого воздуха с ароматами плесени и крыс и, стараясь не дышать, на цыпочках двинулся по коридору. Заканчивался коридор маленьким - примерно полтора на полтора метра квадратным помещением типа тамбура, в одной стене которого была массивная железная гермодверь. Видимо, во времена "железного занавеса", а, может, и раньше, в Отечественную, подвал под домом использовался как бомбоубежище. Полотно двери с большим круглым воротком замка было приоткрыто, и свет шел из помещения за дверью. Я осторожно заглянул вовнутрь, боясь одного: чтобы те, кто внутри, не услышали гулких ударов моего сердца.
