Ильдар Абузяров - Мутабор
Омар своими глазами видел среди погромщиков массу парней, находящихся в состоянии глубокого опьянения. Агрессия и возбуждение, эйфория от свободы и счастья просто кипели в Кашеваре, как в огромном котле с дурманящим мозг варевом.
3
Несмотря на двести лошадей под капотом «Мустанга», Омар и его спутники передвигались по Кашевару со скоростью черепахи, уступая дорогу стаду взбесившихся от алых полотнищ быков-погромщиков.
Уже там и здесь виднелись результаты мародерства. Пока одни, движимые высокими идеалами, провозглашали лозунги, другие под шумок принялась крушить магазины и кафе. Среди разграбленных торговых рядов были и мастерская ювелира Кундуша, и букинистическая лавка Абдулхамида.
Абреки, как перегруженные верблюды, несли на себе украденные коробки с дорогой японской техникой, мешки с едой и баулы с одеждой из модных бутиков. Кто-то пер на себе ковры, кто-то люстры. Несли все, что могли унести. От золота до плазменных телевизоров.
То тут, то там виднелись перевернутые авто. Некоторые из них были уже освобождены от стального панциря огненной пастью. Одни выгорели изнутри, других охотники за авто только раскачивали, собираясь перевернуть на спину и подпалить. Машину, в которой ехал Омар, от погрома спасала ленточка с символом оппозиции, привязанная к антенне. Часто лишь по маленькому пятнышку на усике один вид тараканов отличает своих от врагов.
– У Вас есть какие-нибудь пожелания? – спросил Омара верзила Саур. – Сейчас мы быстро добудем все, что угодно, взломав любой магазин, – бахвалился он.
– Да, мне нужен фотоаппарат, цифровой зеркальный фотоаппарат, флеш-карта и флеш-ридер, – пожелал Омар.
Через секунду, оторвав от забора столбик и разбив стекло магазина, верзила Саур, выполняющий приказ Омара, уже вытаскивал с витрины фотоаппарат. Быстро разобравшись в новомодной технике, Омар, не слезая с кожаного седла дорогого, наверняка тоже угнанного, «Мустанга», уже фотографировал творящиеся вокруг бесчинства.
4
Первое, что попалось Омару в объектив – то, как верзила – лысый череп и стеклянные глаза отражали неон вывески – заходит, прижав базуку к длинному туловищу, в ночной клуб.
Революция неизбежна, – чувствовал Омар печенкой, – революция победит. Выйти из правового и морального поля! Пограбить, поубивать, покрушить, понасиловать! Почувствовать превосходство над соперниками, а главное – над обыденностью! Хоть на миг ощутить себя королями этой жизни, выйти из задворков на первый план – ради этого стоит жить!
Не жалели своих же. Брадобреи старались извести лавки брадобреев. Зубные техники – кабинеты зубных техников. В городе, в котором слишком много торговцев-ремесленников-конкурентов, трудно было выживать. И теперь забитый страх быть съеденными более удачливыми коллегами вкупе с черной завистью выплеснулся наружу. Вот они – побочные эффекты революции. Вот она – внутривидовая борьба.
Раньше султаны и падишахи знали, куда направить бурлящую лаву безработных, праздно шатающихся молодых людей в густонаселенной стране. Война – вот рецепт от демографического перепроизводства. И войну никакими площадками для пейнтбола и свободными выборами не заменить. Инстинкт диктует свое. И этот инстинкт заставлял Омара ощущать душевное единение с взбудораженной толпой.
5
Юному и голодному зверью только брось клич и дай поле-майдан для игры, только направь их молодую энергию в определенное русло, – и они выйдут на улицы и сметут все на своем пути.
На центральную площадь-майдан, раскинувшуюся перед стадионом, они приехали, когда уже почти стемнело. Сотни шатров-тюльпанов и алых костров-маков полыхали на ветру.
Омар заметил, что с одной стороны площади все шатры были золотисто-огненного цвета, а с другой – бордово-бархатного. Видимо, внутри толпы часть людей сразу обозначила себя как отдельный вид. На лбах активистов, дружинников и сочувствующих были повязаны рыжие банданы, а руки – опять символ новоиспеченной власти – украшали знаки отличия от сородичей. Они варились в одной экосистеме и еле выживали – и вот разом очутились на коньке, как те коралловые рыбки с пестрой окраской.
Всеобщая радость свободы и раскрепощения переполняли майдан. Продираясь сквозь плотные ряды, Омар расталкивал локтями незнакомых людей, многие из которых в ответ на тычки обнимали и целовали Омара как родного брата.
– Свобода, свобода, брат! – кричали они на ухо Омару.
Где-то здесь же филателист Фахад продавал значки и шарфики с символом революции. Одним – алые маки, другим – бордовые розы, будто болельщикам двух разных футбольных команд. Поистине, спорт – замена войны для выброса адреналина и тестостерона.
– Ассалам-алейкум! – обнялся с Фахадом Омар, протолкнувшись к тому через людскую гущу. – Какие команды играют сегодня?
– Пока команд, как и положено, две, – пытался перекричать шум Фахад, – это сторонники Зураба-ходжи и сторонники Ширхана-эфенди. Но сегодня они выступают единым фронтом. Спор пока идет из-за того, как назвать эту прекрасную революцию – революцией бордовых тюльпанов или золотисто-рыжих маков. Суть же в том, что одни, как соловьи на аромат розы, вышли на улицу с чистыми помыслами изменить Кашевар к лучшему. А другие, опьяненные маковой соломкой, одержимы низменными желаниями наживы и власти.
– А ты сам за кого?
– Пока еще не решил! – орал во всю глотку Фахад. – Торговля идет бойко. Я приму решение после того, как продам один из двух товаров. Я же хамелеон!
– А, понятно! – крикнул Омар, оттаскиваемый вернувшимся за ним верзилой. – Давай, еще увидимся!
6
Взятый на буксир, Омар Чилим в мгновение ока был доставлен к трибуне, на которой в этот момент в очередной раз выступал лидер оппозиции – Ширхан-эфенди. Рядом на сооруженном постаменте-трибуне стояли Гураб-ходжа и Лейла Тигровая. Лицо Ширхана сияло, как после крупного выигрыша в нарды.
– Мы освободили дочь эмира, теперь она будет нашей королевой! – выкрикивал Ширхан-эфенди в толпу лозунги. – Мы проведем конституционную реформу! Создадим парламентскую республику и выберем свободный парламент! Отделим должность мэра от пожизненного звания эмира! Создадим стабилизационный фонд в помощь нуждающимся! Проведем свободные выборы президента!
И все в том же духе. Его слова так воодушевили толпу, что она тут же бросилась сносить памятник мэру и эмиру на коне, с соколом на плече и в окружении других зверей. Нечто подобное Омар видел в Питере в Летнем саду. Только Крылов сидел не на коне, а на троне.
Веревки и тросы быстро накинули на шею эмиру и мэру. Один очень смелый летящий юноша, с голым торсом, лихо на брюхе вскарабкался на памятник и уселся на его голове. В трезвом уме на такое не пойдет ни один смельчак. А это сумасшедший накинул два каната на массивную бронзовую шею. Другие концы тросов ухватили оранжевые и бордовые и начали перетягивать на себя. Памятник раскачивался из стороны в сторону, словно загипнотизированный волнами народного желания.
– Вот так же, – подумал Омар, – сейчас раскачивается и трещит по швам сам Кашевар.
Откуда-то появился «Бычок-ЗИЛ». Его подогнали вплотную к памятнику, к рогу под толстолобым бампером привязали трос.
Пробуксовка, рычание, фырканье колес, – и памятник полетел под роющие землю разъяренные передние колеса. Толпа просто взорвалась от восторга. Все снова принялись обнимать и целовать друг друга.
Кто-то из выступающих с трибуны призвал немедля идти на штурм цитадели.
– Рано еще, – взял слово Гураб-ходжа, лихо вскарабкавшись на постамент памятника, – мы с вами соблюдаем договоренности. Поэтому как честные и демократичные люди мы должны дождаться истечения срока ультиматума в одиннадцать часов.
Глава 4
Мнимый принц
1
Вот оно и полезло – дерьмо моего товарища. Поднасрал так поднасрал. Нашел-таки способ отомстить мне, засранец! Значит, он не прочь покувыркаться с Катей! Ничего, пусть теперь сам жрет свое говно!
Выслушав Муху, я со всей силы бью своего друга в сливовый красный нос, заодно кулачищем попадая и по дынной корке губы. Ведь кулачища у меня здоровые, как арбузы. От этого удара из носа моего друга сочится кровь, темная, словно выдавленный и смешанный сливово-арбузный сок. А его губы, покрываясь трещинами, словно лопаются от спелости.
Он решил стать смелым и сыграть в хама. Возомнил, что будет очень смешно, когда он расскажет мне, что видел на вокзале сбегающую от меня Кэт. И что в этот момент он представлял ее в своей постели. Он думал сделать мне больно. А получилось так, что я хлестко врезал его по лицу, и от этого неожиданного удара мой друг завалился на асфальт мостовой и начал тихо плакать.
– Ой, я дурак! – тут же пугаюсь я своего поступка.
Ведь так уже было в Ноевом ковчеге! Когда слоны начали гадить и гадить, Ной поджал им хвосты, и слоны превратились в свиней, чтобы сожрать свое собственное говно. Наевшись дерьма, свинья рыгнула, и из ее пасти выпрыгнула мышь и стала подгрызать сандаловые доски ковчега. И тогда Ной ударил царственного льва между глаз, и из его ноздрей выскочили бешеные коты: хвосты пистолетом, глаза пулей, – и принялись ловить мышей, сделавшись на всю жизнь их заклятыми врагами.
