Джон Гришем - Золотой дождь
За последние три недели я вдоволь покорпел над этими делами, делая многочисленные пометки, снимая бесчисленные копии. С их помощью мне удалось составить объемные вопросники — списки вопросов, которые одна сторона отсылала другой для письменных ответов под присягой. Способам облечения подобного рода вопросов в слова несть числа, но я заметил, что моя манера составления вопросников весьма схожа с драммондовской. Покопавшись в файлах, я составил длиннющий список документов, которые собирался затребовать у «Прекрасного дара». В некоторых случаях оппоненты Драммонда в зале суда держались вполне достойно, в других же не вызывали ничего, кроме сочувствия. Как бы то ни было, Драммонд неизменно одерживал верх.
Я зачитываюсь стенограммами его выступлений, заявлений и ходатайств, записями представленных суду документов и его комментариями по поводу документов, представленных противной стороной. Лежа в постели, я изучаю на сон грядущий показания, взятые им под присягой у свидетелей. Я заучиваю наизусть его инструкции на стадии предварительного рассмотрения дел. Я даже читаю его записки, адресованные суду.
* * *По прошествии месяца, в течение которого я намекал, задабривал и умасливал Дека, мне наконец удалось уговорить его смотаться на машине в Атланту. В течение двух дней он без устали собирает сведения. Проводит две ночи в самых дешевых гостиницах. В этой командировке не до развлечений.
И вот сегодня Дек вернулся с новостями, которых я ожидал. Все совокупное состояние мисс Берди тянет на сорок две с хвостиком тысячи долларов. Ее второй муж и в самом деле унаследовал приличную сумму от брата во Флориде, с которым почти не поддерживал отношений, однако его доля наследства не дотягивала до миллиона долларов. До того, как заключить брак с мисс Берди, Энтони Мердайн был женат дважды и имел шестерых детей. Дети, адвокаты и налоговая служба оттяпали львиную долю полученного от усопшего брата наследства. Мисс Берди досталось всего сорок тысяч, которые она по какой-то неведомой причине поместила под трастовое управление одного из крупных банков в Джорджии. После пяти лет отчаянно рискованных операций её капитал возрос на две тысячи.
К части юридических документов доступа не было, однако Деку удалось найти людей, согласившихся за небольшую мзду предоставить ему нужную информацию.
— Ты уж извини, — сказал он, закончив свой рассказ и вручив мне копии некоторых судебных постановлений.
Я, конечно, разочарован, хотя и не удивлен.
* * *Поначалу мы планировали взять показания у Донни Рэя Блейка в нашей новой конторе, что, признаться, стоило мне изрядных треволнений. Пусть мы с Деком трудимся и не в грязных трущобах, однако комнатенки у нас крохотные и практически не обставленные. Даже шторы на окна мы до сих пор не приобрели. Да и унитаз в тесном туалете то и дело течет.
Я вовсе не стыжусь этого помещения, напротив, есть тут даже нечто оригинальное. Вполне подходящее скромное гнездышко для едва оперившегося орленка-юриста. Однако господам из «Трень-Брень» будет над чем поехидничать. Они привыкли к роскоши, и мне заранее противно представлять, как они будут морщиться и брезгливо поводить носами, угодив в столь убогую обстановку. У нас и стульев-то не хватает, чтобы рассадить всех за узким столом «конференц-зала».
Однако в пятницу, за день до назначенного срока, Дот извещает меня, что Донни Рэй прикован к постели и не в состоянии покинуть дом. Он так нервничает из-за предстоящей дачи показаний, что совсем ослабел. Что ж, если Донни Рэй не может выйти из дома, то допросить его можно в одном-единственном месте. Я звоню Драммонду, слышу в ответ, что он не согласен переносить место допроса свидетеля. Поясняет, что закон есть закон, и мне придется перенести время взятия показаний на другой день и заново всех уведомить. Разумеется, ему очень жаль и прочая. Ясное дело, этот сутяга предпочел бы дождаться похорон Донни Рэя, чтобы допросить его на том свете. Тогда я вешаю трубку и перезваниваю судье Киплеру. Несколько минут спустя судья уже сам звонит Драммонду, и после короткого обмена репликами место действия вновь возвращается в дом Дот и Бадди Блейков. Удивительно, но Киплер собирается лично присутствовать при взятии показаний. Это крайне необычно, но у судьи есть свои причины. Дни Донни Рэя сочтены и, вполне возможно, что другой возможности допросить его нам уже не представится. Поэтому времени нам терять нельзя. К тому же во время допроса между адвокатами истца и ответчика нередко вспыхивают серьезные перепалки. Порой в таких случаях возникает необходимость срочно связаться с судьей, чтобы тот уладил конфликт. Если найти судью не удается, а стороны непримиримы, то, случается, допрос на этом прекращают и назначают новую дату. У Киплера есть основания подозревать, что Драммонд и сотоварищи могут попытаться затеять свару, после чего с оскорбленным видом покинут место действия.
А вот в присутствии Киплера допрос должен пройти без сучка и задоринки. Его честь будет держать бразды правления в своих руках и не позволит Драммонду мутить воду. Вдобавок, как сказал сам Киплер, в субботу он все равно свободен как ветер.
Я же думаю, что наш судья обеспокоен тем, как я справлюсь с первым своим допросом свидетеля. И, признаться, повод для беспокойства у него есть.
В ночь с пятницы на субботу я долго не мог уснуть, ломая голову над тем, как организовать взятие показаний в доме Блейков. Там мрачно, сыро, а освещение ужасное, что совершенно недопустимо, поскольку показания Донни Рэя будут сниматься на видеокамеру. Присяжные должны сами увидеть, что бедняга дышит на ладан. Да и кондиционирование у Блейков совсем дохлое, поэтому в доме несусветно жарко, градусов под тридцать пять. Уму непостижимо, чтобы пять или шесть адвокатов, судья, судебный репортер, видеооператор и сам Донни Рэй разместились в этом доме в условиях, даже мало-мальски не походящих на комфортные.
В пригрезившемся мне кошмаре мы почти задохнулись в клубах сизого дыма от вонючих сигарет Дот, а потом Бадди пытался добить нас, методично обстреливая окна бутылками из-под джина. В итоге я и трех часов не проспал.
К Блейкам я приезжаю за час до назначенного срока. Дом кажется мне ещё теснее, чем прежде, и духота стоит неимоверная. Донни сидит в постели, настроение у него приподнятое, боевой дух взыграл. За последние дни мы с ним обсуждали предстоящую сцену в деталях, а неделю назад я вручил ему подробный список своих вопросов наряду с вопросами, которые нам следовало ожидать от Драммонда. Донни Рэй заверяет меня в своей готовности к испытанию, и я чувствую, насколько он возбужден. Дот варит кофе и отмывает стены. Как-никак, впервые дом собирается посетить столь внушительная группа юристов во главе с судьей и, по словам Донни Рэя, мать занималась уборкой всю ночь напролет. Я передвигаю софу в кабинете, и в это мгновение мимо проходит Бадди. Он вымыт и выбрит. Рубашка сияет чистотой и аккуратно заправлена в брюки. Я даже не представляю, в каких выражениях поносила его Дот, чтобы достичь такого эффекта.
Итак, клиенты мои землю роют, чтобы иметь приличный вид. Я горжусь ими.
Прибывает Дек, увешанный сумками. Он занял у какого-то приятеля допотопную видеокамеру, которая раза в три превосходит по размерам современные. Заверяет, что функционирует чудище превосходно. Он впервые видит Блейков. Супруги меряют Дека подозрительными взглядами, особенно Бадди, которого Дот отрядила стереть пыль с кофейного столика. Дек осматривает кабинет, гостиную и кухню, после чего доверительно шепчет мне, что в доме негде повернуться. Как бы в подтверждение своих слов он втаскивает в кабинет трехногий штатив, опрокинув по пути этажерку, и удостаивается недоброго взгляда Бадди.
Весь дом загроможден небольшими столиками, скамеечками для ног и прочей модной в начале шестидесятых годов рухлядью, заставленной дешевыми безделушками. Духота с каждой минутой усиливается.
Появляется судья Киплер и знакомится с хозяевами: почти тут же его прошибает пот, и тогда судья говорит: «Давайте прогуляемся». Он шествует следом за мной через кухню, и мы выходим в небольшой, вымощенный кирпичом внутренний дворик. У самой изгороди, в углу, напротив принадлежащего Бадди «форда-ферлейна», возвышается раскидистый дуб, посаженный, наверное, одновременно с постройкой дома. Он затеняет добрых полдворика. Мы с Деком следуем за Киплером по только что подстриженной траве, по которой, правда, не успели пройтись граблями. Судья обращает внимание на «ферлейн», на ветровом стекле которого нежатся кошки.
— А чем здесь плохо? — вопрошает судья, стоя под сенью дуба. Изгородь с обеих сторон поросла густым кустарником, скрывающим нас от посторонних глаз. Вдобавок меж кустами торчат мачты четырех высоченных сосен. Их кроны с востока отгораживают утренние лучи солнца, поэтому под дубом мы чувствуем себя вполне сносно. Пока. Да и света здесь предостаточно.
