Лоренцо Каркатерра - Гангстер
Новые гангстеры, угрожавшие старым бандитским авторитетам, были куда опаснее, чем любые военные-заговорщики из тех, что в телефильмах играючи свергают правительства. Они убивали, не задумываясь, и совершенно не заботились о соблюдении гангстерских правил, державшихся долгие десятки лет. Они принадлежали к различным национальностям и стремились поскорее достичь ведущего положения в преступной среде. Ну, а до того, что она представляет собой жестко структурированную организацию, где их появление, мягко говоря, не приветствуется, им не было никакого дела. «В этом отношении, — сказал мне Анджело, — они очень походят на нас — какими мы были много лет назад».
Я не надеялся, что их удастся победить. Могущество Анджело и Пудджа слишком долго держалось на их репутации. Новые гангстеры не испытывали ни малейшего уважения ни к их достижениям, ни к их именам. Они смотрели на них только как на стариков, преграждавших им путь к богатству. Я не хотел, чтобы они вступали в войну, но не знал, как удержать их от этого. Такие же сомнения я ощущал у Нико, но он был слишком преданным солдатом для того, чтобы высказывать их вслух. К тому же он мог много выиграть в случае нашей победы и не стал бы делать ничего такого, что уменьшило бы эти шансы. А я знал о том, что Анджело и Пуддж страдают от ломоты в костях и разных болей, знал, что, несмотря на внешнюю несокрушимость, они постепенно проигрывают другую войну — со своим возрастом. Я очень хотел, чтобы их смерть была именно такой, какую — я это точно знал — они искренне не желали принимать. Обычная стариковская смерть в мягкой теплой постели, в тихом спокойном доме. Больше всего на свете я желал для них обоих того, что Пуддж всегда называл «кошмаром гангстера».
Я стоял в окутанном глубоким полумраком помещении Бруклинского аквариума и смотрел на акулу, плававшую взад-вперед за толстым стеклом. Анджело, также следивший за исполненными затаенной силы плавными движениями акулы, повернулся ко мне.
— Они обычно нападают без всякой подготовки, — сказал он с восхищением в голосе. — Налетают без малейшего сомнения, и неважно, кто перед ними. Они настоящие гангстеры моря — берут все, что им нужно, и оставляют себе все, что захотят.
— Анджело, скоро все это начнется? — спросил я, отступив от стекла. Ликующие крики детей разносились эхом по коридору, их не заглушало даже ковровое покрытие, которым были обтянуты стены аквариума.
— Это же шахматы, а не шашки, — ответил Анджело. — Первый ход — самый важный. Кто-то начнет игру, причем довольно скоро.
— Я могу сделать больше, чем ты мне позволяешь, — сказал я вполголоса. — Ты оповестил всю свою команду, но даже не посмотрел в мою сторону. И, конечно, не потому, что я слишком молод. Вы с Пудджем были намного моложе, когда вышли сражаться.
Мы поравнялись с длинной деревянной скамьей, стоявшей перед очередным аквариумом, где мирно плавали самые разнообразные медузы. Анджело мягко взял меня за локоть. Он никогда не забывал скользить рассеянным вроде бы взглядом по лицам окружающих и безошибочно отличал молодые пары, невинно проводившие здесь уикэнд, от федеральных агентов, ведущих наблюдение.
— Давай-ка присядем, — предложил он. — Пусть толпа немного рассосется.
— Хочешь, я принесу попить? — спросил я. — Здесь в сувенирном киоске продают содовую.
— Купим, когда будем выходить. — Он несколько секунд молча разглядывал медуз, а потом повернулся ко мне. — Ты любишь слушать наши рассказы, — сказал Анджело. — И это очень хорошо. Ты должен узнать, кем мы были и кто мы есть сейчас, прежде чем сам присоединишься к нам. Но есть и еще одна сторона во всем этом, мы с Пудджем считаем ее самой темной. Она-то и должна сказать нам обоим, создан ты для этой жизни или, напротив, она тебе решительно не подходит.
— Не знаю, смогу ли я убить кого-нибудь, — сказал я, не сомневаясь, что его беспокоит то же самое, что и меня самого. — Мне приходилось несколько раз поступать не слишком мягко, когда я выезжал на дела вместе с Нико, но там и близко не подходило к убийству.
— Дело не в самом убийстве, — возразил Анджело, — а в том, чтобы жить, зная, что ты его совершил. Нужно сделать так, чтобы оно стало частью твоей жизни, как, например, чтение утренних газет. Много народу считает, что способны на такое, но в действительности это по силам лишь незначительному меньшинству. Если ты принадлежишь к нему, у тебя есть шанс стать крупным гангстером. Если же нет, у тебя все же остается возможность стать добропорядочным человеком. Но быть и тем, и другим одновременно — невозможно.
— Кем же ты хочешь меня увидеть? — спросил я.
— От добропорядочного человека мне немного проку, — сказал Анджело. — Но ты будешь держаться в стороне от этой войны, будешь сидеть в безопасности, наблюдать и учиться. Если нам удастся выйти из нее живыми, то будем жить по-старому.
— А если не удастся? — Я поднялся и задал этот вопрос, стоя перед ним и глядя ему в глаза. — Что, если участие в этой войне погубит вас?
— Значит, уроки закончатся, — ответил он. — И у тебя останется только один путь: быть добропорядочным человеком и вести честную жизнь. Пожалуй, это было бы лучшим, что я в своей жизни сделал и сделаю для кого бы то ни было.
— Тебе вовсе необязательно умирать, чтобы это случилось, — сказал я.
— Нет, обязательно, — ответил Анджело.
С этими словами он встал, погладил меня теплой ладонью по лицу, повернулся и медленно пошел, углубляясь в чрево переполненного зрителями аквариума.
Ричард Скарафино стоял, прислонившись головой к стене из красных кирпичей, почерневших от въевшейся многолетней грязи, и жевал зубочистку. Он был высоченным, но очень тощим, и коричневая куртка болталась на нем, как на вешалке. Руки он засунул в карманы джинсов и то и дело сплевывал направо, в лужицу. Ему было двадцать два года, и он возглавлял отколовшуюся от серьезной гангстерской организации команду из тридцати пяти человек, не желавших и далее довольствоваться сбытом марихуаны и кокаина первокурсникам из ближайших колледжей. Повернувшись, он кивнул мужчине, сидевшему на крышке полного мусорного бака и покуривавшего сигарету.
— Вот, он выходит из бара, — сказал Скарафино. — Вместе со своей гребаной собакой.
Тони «Петля» Палуччи бросил сигарету под бак, подошел к Скарафино и встал рядом; оба оставались почти невидимыми в темном переулке.
— Нет, ты только посмотри на него, — возмутился Тони Петля. — Идет себе, и плевать хотел на весь мир. Словно король какой-то!
— Пока он жив, он и есть король, — отозвался Скарафино, не отрывая взгляда от Анджело и Иды, которые шли по противоположной стороне улицы, защищенные потоком машин и множеством суетящихся людей. — Ну, а наше дело это поправить.
— Тогда чего ж мы тут топчемся?! — воскликнул Тони Петля. — Убрать его, и вся недолга.
Скарафино повернулся и посмотрел в тусклые карие глаза Тони Петли. Они были двоюродными братьями и росли вместе — их обоих вырастила мать Ричи в Коммаке, на Лонг-Айленде. Оба прошли серьезную школу в тюрьмах для несовершеннолетних, куда попали за изнасилования и грабежи, а после освобождения возобновили преступную карьеру, угоняя автомобили, припаркованные на Куинс-бульваре в часы пик. Эти машины они перегоняли в Бронкс, там их разбирали, и уже через несколько часов детали оказывались на витринах магазинов запчастей возле стадиона «Янки». Тони Петля отличался вспыльчивостью, стрелял, не задумываясь, и ежедневно тратил на героин семьдесят пять долларов. Он также ежедневно занимался со штангой в спортивном зале и, чтобы успокоить раздраженную слизистую желудка, пил «Джек Дэниелс» с молоком.
— Раз уж мы хотим задавить этого парня и его команду, нужно действовать с умом, — сказал Скарафино. — Он только и ждет, когда мы наскочим на него с пушками. Может, он с виду и старый, только ты не больно верь глазам. Потому-то мы и убираем его парней по одному, исподтишка, а сами всегда торчим на виду и делаем вид, что мы совершенно ни при чем.
— Но если его замочить, команда бросится искать нового босса, — сказал Тони Петля, недоуменно пожав плечами. — Что им помешает начать работать на нас?
— Ты что, проснуться с утра забыл или принимаешь таблетки для глупости, а? — спросил всерьез раздраженный Скарафино. — Если так повернется, то мы сможем увидеться с его командой только на своих собственных похоронах. Они люди старого мира. Как только завалят их босса, вся команда бросится искать, кто это сделал и кто за этим стоял. А вот если мы поведем себя правильно и верно выберем время, он согласится на переговоры с нами. Но только если мы сумеем втереть ему очки, что с нами он любые горы свернет.
— А что переговоры с ним могут дать нам? — спросил Тони Петля. Он отошел от Скарафино и вернулся к мусорным бакам. — Ну, посмотрит такой босс на нас с тобой и что увидит? Пара уличных бакланов — вот кто мы для него. Мигнет кому-нибудь, и нам в бошки по девять грамм свинца, это ему как два пальца… Если бы ты меня спросил, я бы сказал: лучше всего шмальнуть в него сейчас, на открытом месте и издаля. Но ведь ты же меня не спросишь. Я ведь у нас дурак, верно?
