Елена Сулима - Московские эбани
- О господин Вилмар, за что ж вы так себя не цените? Все Палтай, да Палтай...
- Ценю. Но Палтай и меня любил, хотя и считал непросветленным, как у них говорят. Он считал, что моя карма вся в пыли. И взгляд на жизнь сквозь пыль. А ещё моя жена... Она начала меня ревновать к Виктори, хотя раньше пыталась ей помогать, и была к ней милосердна. Но когда работа уже не связывала нас... Виктори вела себя безупречно. Она не позволяла себе ничего... - господин Вилмар глубоко вздохнул. - Я женился не любви. Я не знал раньше слабость сердца. У меня было жестокое детство. И хотя у меня потом оказались богатые родственники, я боялся возвращения. Я сделал все, чтобы закрепить и умножить то, что имел. Поэтому я женился на Лизабет. Она из богатой фамилии. Она тоже не любила меня, но меня считали перспективным. Мы были друзьями, у нас росли две дочки... Но потом они повзрослели и улетели. Живут отдельно. Лизабет хотя никогда не любила меня, но боялась развода. Палтай все понимал. И когда он познакомился с моей женой, как-то приехал с поручением от Виктори, она плохо отнеслась к нему. Палтай по своей философии не имеет права обижаться, но, наверное, и он человек... После их встречи, она и умерла через одиннадцать дней.
- Опять та же цифра.
- Да. Это было в июле За сорок дней до дня рождения Виктории.. Виктори тогда не поехала в Париж. Она и за год до этого уже перестала ездить в Париж на свой день рождения. Она перестала тянуться к Европейской цивилизации. Она совсем погрузилась в этот странный, какой-то параллельный мир. Она перестала любить Париж. Он ей казался поверхностным по своему менталитету. Временным, словно она готовилась жить вечно. В общем, жена моя умерла два года назад. Но с тех пор я не чувствую себя свободным, я чувствую себя выкинутым, как рыба на берег. Мне очень трудно оттого, что я не там, что познал из необъяснимого, и не там к чему привык. Я теперь живу машинально. Вы пролили тепло на мою душу напомнив о Виктори. Я думал, что потерял её навсегда.
Оба замолчали и, задрав головы, уставились на небо. Облака сгущались. Посмотрели на воду - рябь мрачной глади пруда.
- Я сразу понял, чьих рук это дело. Это колдовство Палтая. Он дал нам шанс.
- И вы в это верите? - хмыкнул Вадим, вспомнив про свое общение с Палтаем по телефону, но, не подав виду своему смущению, продолжил: - Бред!
- Здесь я ничему не верю, но там... Там все по другому. Там, словно все переворачивается, и другие качества человека начинают работать... Я понимаю, что, говоря это, я выгляжу сумасшедшим, но насколько я понимаю, вы были там. Там даже о смерти сообщают с улыбкой, чтобы не потревожить внутреннего спокойствия. Чтобы не поколебать твою жизненную энергию. "Ваша жена умерла. Хорошо". - Передразнил он, но тут же посерьезнел снова, - Я не могу это объяснить, но смерть жены, да простит меня господь, если он ещё есть над нами, я воспринял с радостью. Я выпил. Крепко выпил. Там пить очень опасно.
- Знаю. Климат другой.
- Нет. Где мы жили, в Кейптауне, тоже жарко. Там какие-то словно радиоволны направлены против пьянства. Там пьяных бог не бережет. Там пьяницы быстро умирают. Или с ними сразу что-то происходит совсем не то. А я, сдав тело жены в морг, для последующей переправки на захоронение в её родовой склеп, напился и приехал к Виктори. Приехал ночью. Прокрался в её спальню. Вы были у неё в доме?
- Да я видел её огромную круглую кровать...
- Я прокрался к ней в спальню и в лунном свете увидел много тел...
- Вы хотите сказать, что она?..
- Слушайте, не спешите. Иначе я не буду говорить. Мне и так трудно. Я католик. Но на исповедь не хожу... Я... Я тоже так подумал. Я подумал, что она лесбиянка и что пока никто не знает, пока никто не видит, придается разврату. Потому что это были спящие женщины. "Ах, вот ты какая! - все кричало во мне. Вот теперь я все понял, все знаю про тебя! Тоже мне, непохожая!.." Все сотрясалось во мне от возмущения, но и радости и вожделения. Потом, я подумал... да ничего я не думал, я быстро разделся и бросился в гущу их тел. Боже! Что я творил. Я - седой человек! Я!.. Я никогда не подозревал, что я могу творить такое! Они просыпались с трудом, они вырывались, отбивались... Но сдавались... Сдавались и сходили с ума. Я накрыл сразу несколько пташек покрывалом и спеленал, и пока они верещали... Ой-ля-ля!..
- И Вика?!
- Когда вдруг зажегся свет, Виктори стояла на пороге. Потом она резко развернулась и ушла...
Все объяснялось просто. Виктори была все-таки живая. Ей тоже, как и всем женщинам, не хватало ласки тела.
- Подождите, подождите, что вы хотите этим сказать?
- А то, что ласку она заменяла массажем. Нет не тем, о котором слагают легенды такие же сексуально озабоченные, живущие вне любви, как и я, а обыкновенным тайским массажем. Это очень нежный, внимательный, очень долгий, кропотливый, через простыню. Он снимаете все накопившиеся лишние энергии. Все, что мы мужчины снимаем с себя сексом. В те месяцы, когда на Сиамское море не приезжают туристы, массажистки мало кому нужны. Некоторым негде жить. А самые лучшие массажистки - слепые. Виктори казалось, что они хоть и зрением обделены, но во всем другом какие-то особенные. Что им дано знать то, что нормальному не дано, что они умеют как-то по особенному слышать человека. Она покровительствовала им. А тогда был не сезон, вот они и приехали к ней вести беседы, а заодно и делать массаж. Виктори отдала им свою спальню, а сама ночевала у себя в мастерской. У неё много жило странных людей. У неё даже хор был из глухонемых. Они пели странно, словно потусторонними голосами. Когда кто-то из заказчиков или так, любопытных туристов заезжал к ней, глухие прятались в саду и начинали петь. Человек входил в транс. Особенно, если было уже темно. Виктори легко писала после этого свои иероглифы души, какие-то монады, как она их называла... Она считала, что нашла иной способ передачи и чтения информации о человеке и его судьбе. Какой-то совсем не такой. Она мечтала научиться менять судьбы. А зачем? Считала, что люди сами все портят себе, что сможет остановить бегущих к мучениям и смерти. Не знаю, научилась ли чему. Кажется, она это умела всегда. Она... как бы вам сказать, как катализатор, что ли... И лакмус одновременно. Но те, кто не боялся сам себя, тянулись к ней. Им было хорошо под её крылом. Так она раскрылась в Тайланде. А я-то, везя её туда, думал, что она раскрепоститься в ином смысле. Но там она обрела другую свободу. В общем, в её доме можно было встретить кого угодно, но не сексуально озабоченного туриста, маньяка, тем более насильника. А я таковым оказался на старости лет. Вот уж не думал. - Виновато вздохнул господин Вилмар.
- Но они же, вы сами сказали, легко сдавались.
- Они были слепые девушки! Понимаете, что я изнасиловал и напугал калек! Да и вообще они там почти все люди такие - сами нигде и ни в чем не проявляют насилия, даже голосом не давят, поэтому не понимают, как это может вообще быть, где уж уметь сопротивляться... После этого случая я не видел Викторию.
- Зато, будет что вспомнить. Весело ведь же вы почудили тогда. Настроение Вадима приподнялось, но господин Вилмар лишь сокрушенно закачал головой в ответ:
- Наверное, поэтому она и сказала вам, что я умер. Потому что мне был дан шанс. Передо мною открылся путь, но была планка, через которую я должен был перепрыгнуть, не теряя чувство высоты, а я попытался проползти под ней. Я занизил не высокое, а реальное. Ее реальность. Я хотел объясниться с ней, но её нарывался лишь на Палтая. Палтай больше не смотрел на меня, отводя взгляд в сторону, как-то сказал, что Виктория боится производить в душе своей отрицательные эмоции. Я заорал тогда, что она совсем рехнулась с ними, что она не выживет со своей заботой о положительных ли, отрицательных энергиях, ни в одной европейской стране. Что у неё нет уже иммунитета. А она же всегда хотела вернуться к сыну. Что сын может теперь похоронить свою мамочку заочно, потому что для всех нормальных людей она уже умерла. Быть может, поэтому она сказала вам, что я умер?.. Палтай сказал, что Виктори стала жить в полную силу своих данных, а я сказал, что она не сможет здесь выжить без моей поддержки. Быть может поэтому, она вернулась на родину, после того, как я все там продал и уехал в Европу. У меня здесь тоже есть свои дочерние компании... Быть может, оказавшись без моей поддержки, она решила про себя, чтобы не переживать, что я умер? Умер? Разве вы не видите, что я живой?
Вадим задумчиво пожал плечами:
- Смотрите! - указал он на небо. - Тучи разошлись. Как хорошо. Мы увидим затмение. Кажется, оно начинается!
- Я взял очки! Прошу вас. - Господин Вилмар протянул специальные очки в картонном обрамлении Вадиму.
Какие-то люди, кажется русские, или польские, туристы, а за ними и служащие музея вышли из дворца и разошлись группками по площади перед прудом.
- Пойдемте в парк, - предложил господин Вилмар. - Я хочу выпить шампанского в этот момент. Говорят, солнечное затмение в помощь сильным людям. Будем надеяться, что мы с вами принадлежим к таковым. Хотя бы вы.
