Николай Томан - Воскрешение из мертвых (сборник)
— Нет, ты для нас все еще мертвец, хуже мертвеца. Пусть уж лучше Леонид Александрович думает, что ты мертв, чем узнает, кем ты стал.
— А что я сделал такого? Просто от соболезнований ваших, от самого себя хотел сбежать…
— Куда? В тихую обитель, в лоно духовной семинарии? А точнее, снова в компанию Корнелия. Для него ты такая находка, какую ему только сам черт мог подкинуть. Тихий, безмолвный, ко всему безразличный и мастер на все руки. Надо же, чтобы так повезло!
Вадим постепенно приходит в себя и заметно преображается. В его потускневших глазах появляется осмысленное выражение.
— Корнелий, значит, снова затевает что-то? — спрашивает он Анатолия. — Мне он сказал, что какие-то древнецерковные рукописи хочет восстановить. Не вижу в этом ничего преступного…
— Зачем же тогда секретность такая? Почему тайком, в погребе? Рукописи эти с помощью архиерея или самого патриарха можно ведь в любой типографии отпечатать. Печатают же они где-то свой «Журнал Московской патриархии» да и другие духовные книги.
— Эти на древнецерковнославянском. Говорит, что таких шрифтов ни в одной типографии нет.
— А что хоть печатать будешь, знаешь ли?
— Не знаю. Мне только печатную машину нужно наладить, а уж остальное они сами.
— Какую машину?
— Раздобыл Корнелий какую-то допотопную. Видел я, как на таких подпольщики в кинофильмах листовки свои печатали. Все вручную.
— Так ведь и он какое-то подпольное дело затеял и будет, наверное, не только религиозные фальшивки печатать. Может быть, даже и антисоветчину.
— Да не станет он этим заниматься! Большой ведь срок получил за прежнее и закаялся небось…
— Теперь будет поосторожнее. А в случае чего, на тебя сможет все свалить.
— Ну, на это пусть не надеется! Это уж придется ему без меня… Я уйду отсюда вместе с тобой.
— Ты, значит, уйдешь, а он пусть печатает всякую антисоветчину?
— Научи тогда, что же делать?
— Посмотри на это Вариными глазами и сам увидишь, в чем твой долг. Можно разве оставить тут Корнелия, чтобы он…
— Ты прав, Толя! Нужно как-то ему помешать. Я сейчас взломаю замок на погребе, и мы…
— Так он, значит, и тебе не доверяет? Ключа даже не оставил. Закрыл все от тебя, как от милиции. Ломать, однако, мы ничего не будем. Ты останешься тут и будешь…
— Нет, больше я не буду!
— Это ты забудь, Вадим! Хочешь вернуться к людям — живи по девизу «надо», а не «хочу — не хочу». Принимаешь такое условие?
— Принимаю, — не очень охотно молвит Вадим.
— Ну, тогда веди себя как и до сих пор — ник чему никакого интереса. Нет тебе ни до чего дела. Делай, что прикажут, и не задавай вопросов. Повозись только с его печатной машиной подольше, а потом заяви, что тебе одному ее не починить, что нужен помощник и что ты знаешь надежного парня, который…
— Но ведь я уже почти все там наладил.
— Незаметно сломай что-нибудь и проси помощника. Скажи, что на твоем заводе есть парень, который за деньги все, что угодно, сделает. Словом, все нужно так организовать, чтобы твоим помощником оказался я. А уж мы вдвоем доведем это дело до конца. До естественного во всех отношениях конца «отца Феодосия». Завершилось чтоб на этом его эволюция на поприще авантюризма.
— Я попробую…
— Не попробуешь, а сделаешь все, как надо, понял?
— Понял… Сообщи только Леониду Александровичу, что я жив…
— Повторяю — что ты жив, это нужно еще доказать делом, — обрывает Вадима Анатолий. — Об этом не забывай. Связь будем поддерживать через Андреева деда Дионисия или через охранника твоего, монаха Авдия.
— Но ведь ты же сказал…
— Это я слегка сгустил краски. На него можешь положиться, как и на Дионисия.
— Андрей тоже, наверное, здесь? Все вы тут из-за меня…
— Мы искали только тебя, но раз оказалось, что орудует тут такой проходимец, как Корнелий, мы его не оставим в покое. Ну, будь здоров, Вадим!
— Передай привет ребятам и Леониду Александровичу, а я постараюсь…
— Ладно, я в этом не сомневаюсь.
23
Корнелий возвращается от епархиального архиерея в шесть вечера. Доложив ректору о результатах поездки, он спешит в особняк Троицкого.
— Ну как наш отшельник? — спрашивает он Авдия, подметающего двор. — Что делал в мое отсутствие?
— Почти все время почивал.
— Обедал?
— Поначалу не желал. Мотал головой и ругался. Я не стал принуждать. Голод, однако, не тетка. Съел отшельник этот все, что я на его столе оставил.
— Никто не заходил?
— Врата и калитка у меня все время на запоре, отец Феодосий.
— Спрашивал тебя Вадим о чем-нибудь?
— Ни слова не молвил. И чего так замкнулся — не могу уразуметь.
Корнелий, не удостоив Авдия ответом, торопливо идет в дом. Вадим лежит на старинном диване лицом к стене.
— Привет, старина! — бодро произносит Корнелий. — Сколько же, однако, можно спать?
— А я не сплю, — не поворачиваясь, отзывается Вадим.
— Бессонницей, стало быть, страдаешь, — шутит Корнелий. Ему хочется растормошить Вадима, заинтересовать предстоящей работой. — Мне Авдий докладывал, как ты тут храпака задавал. Отдохнул, значит, вволю, давай тогда за дело! Повернись хоть, о серьезном хочу с тобой поговорить.
— Я и так хорошо слышу.
— Ну ладно, слушай так, только повнимательней. Шрифты, какие мне нужны были, привезут сегодня. Дело, значит, только за станком. Там ведь пустяки остались?
— Пустяки-то пустяки, только мне их не одолеть.
— Чего это вдруг? — удивляется Корнелий. — Почему вчера не сказал? Все вроде шло гладко…
— Простую работу делал, потому и гладко. Теперь самое трудное осталось.
— Да повернись же ты ко мне наконец! — злится Корнелий. — Что это за фокусы такие?
Вадим медленно поворачивается и говорит, не повышая голоса:
— Ты на меня не ори, я тебе не Авдий.
— Я вообще ни на кого не ору, — уже спокойно произносит Корнелий. — Даже на Авдия, хоть он и глуховат. На тебя и вовсе нет причины. Не понимаю только, что это ты вдруг?…
— Почему — вдруг? Просто забыл сказать, что к самому трудному подошел. Думал, что справлюсь. А сегодня поразмыслил и решил, что надо просить чьей-то помощи, а то как бы не напороть…
— Нет, Вадим, об этом не может быть и речи. Никого я больше к этому станку не подпущу.
— Я знаю одного очень толкового и надежного человека…
— Давай не будем больше об этом!
— А печатать кто же будет?
— Об этом пусть у тебя голова не болит.
Вадим не задает больше вопросов, Корнелий тоже молчит. Потом не выдерживает и спрашивает:
— Тебя не интересует, что печатать будем?
— Не интересует.
— Ну и равнодушное же ты существо. Я думал, что тебе Варя твоя…
— О Варе ты не смей!.. — повышает голос Вадим.
— Извини, я не хотел тебя обидеть. А когда работать пойдешь?
— Когда прикажешь.
— Я тебе не приказываю, Вадим, а прошу. И постарайся, пожалуйста, обойтись без посторонней помощи.
— Постараюсь.
— Я сегодня в епархии посоветовался кое с кем, очень заинтересовались там нашей идеей. Если нам удастся ее осуществить, мы с тобой знаешь как прославимся!
— Мне слава ни к чему. Пусть уж она тебе одному…
— Ладно, я не откажусь, — усмехается Корнелий. — В Москве я посмотрел недавно западногерманский фильм «Воспоминание о будущем». Более грубой подтасовки фактов мне еще не приходилось видеть. Снято, правда, эффектно. Но посуди сам, прилетают инопланетяне на нашу Землю во времена египетских фараонов, и что, ты думаешь, демонстрируют землянам? Высокую науку и технику? Ничуть не бывало! Они сооружают на Земле все то, что и без них умели делать народы того времени: обелиски, храмы и колодцы. Ну разве не смешно?
— Мне не смешно и вообще не интересно, — уныло отзывается Вадим.
— Тебя наука вообще никогда не интересовала, а из меня мог бы выйти не только никому пока не известный богослов, а крупный, может быть, даже знаменитый ученый.
— Так в чем же дело? Почему же ты не стал ученым?
— Терпения не хватило. Слишком спешил жить, когда нужно было учиться, а теперь уж поздно… Но слушай дальше. Я опять об этом «Воспоминании о будущем». Чего стоит в нем одно лишь утверждение о «расшифровке» буддийских рукописей. Буддийская литература создавалась ведь в историческое время и переводилась на многие языки. Читают ее в оригинале многие специалисты. О какой же расшифровке может в таком случае идти речь? Нет, это все предельно несерьезно…
— Ей-богу, Корнелий… Прости, пожалуйста, Феодосий, — морщится Вадим, — мне это неинтересно.
— Ну, в общем, потряс меня этот фильм своей наивностью и порадовал. Порадовал тем, что я иду по иному пути. Не поднятием тяжестей, как в том фильме, потрясут мои «пришельцы» землян, а знаниями, высокой наукой. Я тебе показывал формулу эквивалентности массы и энергии (Е равняется т на с в квадрате). Она, правда, в древнецерковной рукописи записана римскими цифрами, как дефект массы, но, в общем-то, это почти одно и то же.