Энн Перри - Натюрморт из Кардингтон-кресент
Похоже, на этот раз Кларабелла Мейпс испугалась: на лбу и верхней губе выступили капельки пота. Кожа сделалась серой, как будто из нее выпустили всю кровь.
— Прошу вас, констебль, — приказал Питт. — Уведите ее. — С этими словами он повернулся и, выйдя за дверь, вновь зашагал в сторону кухни. — Констебль Уаймэн! Я пришлю кого-нибудь вам на смену. А пока оставляю детей под вашу ответственность. Завтра мы поставим в известность местный церковный приход.
— Вы ее уводите, сэр?
— Да, по обвинению в убийстве. Назад она не вернется.
Неожиданно из глубины гостиной донесся крик, затем глухой удар, как будто на пол упало что-то тяжелое, после чего вновь раздались возмущенные крики. Развернувшись на каблуках, Питт выскочил в коридор, где его взгляду предстала следующая картина: отряхивая с себя пыль и налипший к форме пух камыша, констебль поднимался с пола, а в дверях мелькнула и исчезла спина сержанта.
— Она сбежала! — в ярости крикнул констебль. — Она набросилась на меня. Стукнула по голове!
Вместе с Питтом они бросились вслед за сержантом и выскочили за дверь.
Подхватив шуршащие юбки, Кларабелла Мейпс с завидной для ее пышной комплекции прытью бежала по переулку. Не обращая внимания на сержанта, Томас со всех ног бросился ей вдогонку. Завидев его, какая-то старая женщина с узлом тряпья и уличный торговец испуганно шарахнулись в сторону, угодив при этом в придорожную канаву. Но Питт ничего не замечал. Ведь стоит ему упустить Кларабеллу Мейпс, и, как говорится, ищи-свищи: эта часть Лондона представляла собой настоящий лабиринт закоулков, в котором при желании любой беглец мог скрываться долгие годы, особенно если ему было что терять, попади он в руки правосудия. Кричать и звать на помощь было бесполезно. Здесь, в Сент-Джайлсе, никто не станет останавливать вора.
Тем временем, подстегиваемая страхом, Кларабелла Мейпс неслась вперед, Питт — следом за ней. Неожиданно она резко свернула в сторону и нырнула в какую-то дверь. Томас, который отставал от нее на десять ярдов, не успел заметить, в какую именно. Тем не менее он прибавил скорости, сбив по пути какого-то старика. Тот, сыпля проклятиями, упал на мостовую, но Питт даже не обернулся, влетев наугад в какой-то коридор. Перед его глазами стояла одна-единственная картина: Кларабелла Мейпс, черные кудри растрепаны, пышные юбки колышутся, как наполненные попутным ветром паруса. Инспектор влетел вслед за ней в какую-то комнату, в которой, как он успел заметить краем глаза, над столом согнулась какая-то компания, затем — в коридор, а оттуда — в провонявшее кислым пивом помещение с посыпанным опилками полом. Пивная.
Здесь Кларабелла Мейпс на миг застыла на месте и обернулась. Глаза ее сверкнули ненавистью. Оттолкнув прислуживающую девушку — отчего та, расплескав эль, вместе со своим подносом упала на пол, — беглянка бросилась дальше. Питт тоже был вынужден притормозить, чтобы не споткнуться о девушку, чьи ноги перегородили ему путь. Увы, при этом он зацепился за табурет и наверняка бы растянулся во весь рост, не успей вовремя ухватиться за дверной косяк. За его спиной раздался взрыв хохота, а затем какой-то грохот. В следующий миг вслед за ним в пивную — пуговицы расстегнуты, каска набекрень — вбежал сержант.
Выскочив на улицу в переднюю дверь, Питт увидел, что Кларабелла Мейпс улепетывает от него в направлении какого-то переулка — не переулка даже, а узкой щели между серыми стенами соседних домов, — все дальше углубляясь в лабиринт трущоб. Если он не поймает ее сейчас, то потеряет навсегда — мерзавка найдет убежище в каком-нибудь только ей известном месте. Ему же крупно повезет, если он вообще сумеет выбраться отсюда, не говоря уже о том, чтобы ее схватить.
В конце проулка оказалась лестница, ведущая в просторное, плохо освещенное помещение, в котором женщины что-то шили при свете масляных ламп. Кларабелла не смотрела, куда бежит, сбивая всё и всех на своем пути. Впрочем, то же самое можно было сказать и про Питта. В его ушах звенели возмущенные женские крики.
В дальнем конце инспектор с разбега грудью налетел на дверь и на мгновенье застыл на месте, жадно глотая воздух. Но он слишком увлекся преследованием, чтобы обращать внимание на боль. В его сознании пульсировала одна-единственная мысль: он не должен дать ей уйти, должен ее схватить, должен убедиться, что она в его власти. Тогда он закует ее в наручники и заставит идти перед собой, а она будет шагать — и каждой клеточкой своего тела осознавать, что это начало ее пути к виселице. Ибо другого просто не должно быть.
В соседней комнате три старухи распивали бутылку джина, а рядом какой-то ребенок играл с парой камешков.
— Помогите! — крикнула Кларабелла Мейпс. — Остановите его! Он за мной гонится!
Но старухи уже успели как следует принять спиртного, так что ноги их почти не слушались. Они даже не пискнули, когда Питт пролетел мимо них, лишь посмотрели на него мутными глазами. Он же постепенно догонял Кларабеллу. Еще несколько ярдов, и он схватит ее. Все-таки ноги у него длиннее, да и в юбках он тоже не путается.
Но теперь она была среди своих и знала, куда бежать. Следующая дверь захлопнулась у инспектора перед носом, и сколько он ее ни дергал и ни толкал, наотрез отказывалась открываться. Тогда Томас был вынужден навалиться на нее всем своим весом, больно ушибив при этом плечо. Лишь когда к нему подоспел сержант, они сумели совместными усилиями выбить злополучную дверь.
По ту сторону оказалась тускло освещенная комната, до отказа набитая людьми. Тут были и стар, и млад: мужчины, женщины, дети. Помещение провоняло потом, прокисшими объедками, клопами и крысами.
Перепрыгивая через тела на полу, Питт с сержантом бросились дальше и наконец через дверь в дальнем конце помещения выбежали в переулок, такой узкий, что верхние этажи домов почти соприкасались. Канава, что протянулась посреди переулка, была почти до краев забита отбросами. Вдоль переулка виднелся ряд дверей, и Кларабелла Мейпс могла нырнуть в любую из них. Увы, все они оказались заперты. Более того, в дверных проемах уже устроились на ночь бездомные; многие предварительно хлебнули на ночь высокоградусного снотворного. Никто из них даже не повернул головы, за исключением одного старика, который, сообразив, что кто-то за кем-то гонится, крикнул Питту, приняв его за воришку — мол, давай, парень, уноси ноги. В сержанта же полетела пустая бутылка. Впрочем, на его счастье, она пролетела мимо и, ударившись о стену, разбилась вдребезги. Осколки разлетелись во все стороны на добрые десять ярдов.
— Куда она побежала? — крикнул ему разъяренный Питт. — Любой, кто поможет мне ее поймать, получит шестипенсовик.
Двое или трое шевельнулись, но никто не сказал ни слова.
От злости и бессилия Томас был готов крушить все подряд. Боже, с каким удовольствием он надавал бы всем этим подонкам коленом под зад, если бы это хотя бы чем-то ему помогло. Впрочем, затем ему в голову пришла другая, более веселая мысль. Он уже почти догнал Кларабеллу Мейпс, когда та нырнула в какую-то ночлежку. Хотя он потратил пару секунд на то, чтобы выбить дверь, вбежав внутрь, он должен был бы увидеть, как захлопнулась входная дверь на другом конце, а выбежав на улицу, заметить, как где-то впереди мелькнули малиновые юбки.
И тогда инспектор резко развернулся и вновь влетел в ночлежку. Здесь он схватил за шиворот первого попавшегося оборванца и, рывком подняв на ноги, злобно процедил сквозь зубы:
— Куда она побежала? Если она по-прежнему здесь, я пришью тебе соучастие в убийстве. Слышишь?
— Ее тут нет! — взвизгнул бродяга. — Отпусти меня, вонючий легавый. Она убежала, помоги ей Господь! Обвела вокруг пальца тебя, полицейскую свинью!
Питт отпустил его, а сам, спотыкаясь, направился к выломанной двери. Сержант — следом за ним. Вдвоем они вышли в переулок, но Кларабеллы Мейпс и след простыл. При мысли о том, что эта мерзавка перехитрила его, Питт был готов лопнуть от злости и бессилия. Теперь ему было понятно, почему плачут дети, когда у них что-то не получается. Он должен заставить себя мыслить спокойно и четко. Злость только мешает ему. По местным меркам, у Кларабеллы Мейпс процветающее предприятие, на котором она делает хорошие деньги. Что бы он стал делать, будь он на ее месте? Конечно, напал бы на того единственного, кому известно о совершенном ею преступлении, чтобы избавиться от него раз и навсегда. Интересно, приходила ли ей в голову такая мысль? Или же сейчас для нее самое главное — унести от полиции ноги? Что же в конечном итоге возобладает — паника или хитрость?
Питту тотчас вспомнились его сверкающие яростью глаза. Паника? Нет, вряд ли. Стоит ему дать слабину, самому превратиться в наживку, как она вернется, чтобы прикончить его. Ведь, похоже, ее единственным инстинктом было желание убивать.
— Стой! — крикнул он сержанту.
