Дуглас Престон - Колесо тьмы
Перед ней стоял Алоизий Пендергаст, как обычно одетый в черное, со скрещенными на груди руками, улыбающийся.
— Добро пожаловать.
Комната была большой и красивой, с деревянной панельной обшивкой. В мраморном камине горел огонь, а на каминной полке, рядом со старинным сифоном для газирования напитков и хрустальными стаканами для вина, гулко шли старинные часы. Со стены на письменный стол, заваленный бумагами и книгами в кожаных переплетах, взирала стеклянными глазами голова оленя. Дубовый паркетный пол устилало ковровое покрытие, поверх которого были брошены дорогие персидские ковры. Тут и там стояло несколько удобных кресел, на некоторых лежали раскрытые книги.
— Войди и обогрейся у камина, — гостеприимно предложил хозяин, указывая на очаг.
Констанс подошла ближе к огню, не отводя глаз от Пендергаста. Было в нем что-то новое, необычное. Даже странное. Несмотря на полнейшую реальность комнаты и дома, очертания его фигуры казались нечеткими, расплывчатыми, чуть прозрачными, как если бы он не полностью был здесь.
Дверь затворилась с глухим стуком.
Хозяин протянул ей руку, Констанс ответила тем же. Он сжал ее, неожиданно очень сильно, и девушка попыталась высвободиться, но Пендергаст тянул к себе. Его голова будто задрожала, заколыхалась, раскололась, и изнутри показалось свечение. А затем его лицо слетело, как шелуха, распалось на горящие нити, обнажая образ, который Констанс узнала, — не поддающееся описанию лицо демона Калазиги.
Констанс смотрела во все глаза, чувствуя тепло, притягиваясь к нему со смешанным чувством страха и вожделения. Казалось, оно наполняло ее огнем — несказанным, всепоглощающим, торжествующим огнем, который она некогда чувствовала в своей безумной погоне за Диогеном Пендергастом. В этом огне звенела чистота, наполнявшая ее благоговением.
— Я есть воля. — Голос демона был не звуком, а мыслью. — Я — чистая мысль, из которой выжжен всякий след человеческого чувства. Я — свобода. Идем со мной.
Очарованная и одновременно испуганная, Констанс опять попыталась высвободить руку, но хватка оказалась крепкой. Лицо, ужасное и в то же время красивое, приближалось. Оно ненастоящее, говорила себе Констанс, это всего лишь продукт ее ума, образ с одной из тханок, что она созерцала часами, воссозданный сейчас усиленной медитацией.
Демон Калазига повлек ее к огню.
— Идем. В огонь. Сожги мертвую шелуху моральных ограничений. Ты возродишься подобно бабочке из кокона, свободная и красивая.
Она сделала в сторону огня шаг, помедлила в нерешительности, сделала второй, почти паря над ковром к теплу.
— Да, — согласился Пендергаст. — Это хорошо. Это правильно. Иди в огонь.
Когда Констанс приблизилась к языкам пламени, тяжелая вина и горечь от убийства, которые до тех пор лежали на ее плечах, растаяли, улетучились, сменившись приятным возбуждением — тем самым опьянением и темной радостью, которые Констанс испытала, когда увидела, как брат Пендергаста Диоген падает с обрыва гигантской расщелины Шиара-дель-Фуоко прямо в раскаленную лаву. Испытанный в тот момент исступленный восторг предлагался теперь навсегда.
Единственное, что от нее требовалось, — шагнуть в огонь.
Еще один шаг. Огонь источал тепло, проникающее в каждую клеточку тела. Констанс вспомнила Диогена, стоявшего на самом краю пропасти; их обоих, слившихся в смертельной схватке, словно в жутких пародийных объятиях, на краю ревущей Шиара-дель-Фуоко; вспомнила свой неожиданный финт; выражение лица Диогена, когда тот понял, что оба падают. Выражение его лица… Самое ужасное, самое жалкое и в то же время самое восхитительное из всего когда-либо ею виденного — выражение лица человека, который знает, знает без тени сомнения, что сейчас умрет. Что надежды больше нет. И эту горькую радость Констанс могла сейчас получить в вечное пользование; могла получить возможность переживать ее по собственному желанию, когда угодно. И в качестве морального оправдания даже не потребуется жажда мести; она сможет просто убивать, кого и когда захочет, и всякий раз вновь испытывать в пылком буйстве кипящей крови исступленное торжество.
Надежды больше нет…
Пронзительно вскрикнув, девушка скорчилась в объятиях демона и вдруг нечеловеческим усилием воли вырвалась прочь. Отпрянув от огня, Констанс повернулась и выбежала в дверь. И вот она уже летит куда-то вниз, сквозь перекрытия дома, сквозь подвалы, погреба… падает… падает… падает…
Глава 66
Шторм бушевал за перилами седьмой полупалубы. Хотя дело происходило шестьюдесятью футами выше ватерлинии, палубный настил был мокрым от брызг. От грохота моря и рева ветра Лью едва мог внятно соображать.
Подошел Краули, такой же насквозь вымокший.
— Мы действительно проведем этот эксперимент, сэр?
— У вас есть идея получше? — раздраженно спросил Лью. — Дайте мне рацию.
Краули повиновался.
Боцман Лью переключил рацию на 72-й канал и нажал кнопку передачи.
— Лью вызывает Брюса, прием.
— Это Брюс.
— Как слышите?
— Отлично.
— Хорошо. Пристегнитесь к рабочему месту рулевого. Уэлч пусть займет место по другую сторону прохода.
— Готово.
— Нужны какие-то инструкции?
— По-моему, они все здесь.
— Спасательная шлюпка почти полностью автоматизирована, — продолжал Лью. — Двигатель заводится автоматически при ударе о воду. Шлюпка отойдет в сторону от судна по прямой. Вы должны сбросить газ до наименьшей скорости хода — так вас быстрее найдут. Панель управления не должна представлять трудности для моряка.
— Вас понял. На этой безумной лодке есть аварийный радиобуй — указатель местоположения?
— Целых два, и новейшего поколения, они передают ваши координаты по глобальной спутниковой системе. При ударе о воду радиобуи автоматически активируются на частотах четыреста шесть и сто двадцать один с половиной мегагерца — никаких действий с вашей стороны не требуется. Держите стационарную рацию в шлюпке настроенной на шестнадцатый канал. Со мной связь поддерживайте по семьдесят второму каналу через ручную рацию. Вы будете предоставлены сами себе, пока вас не подберут. Оба постоянно оставайтесь пристегнутыми — при таком шторме шлюпку по меньшей мере несколько раз развернет вокруг оси.
— Вас понял.
— Вопросы есть?
— Нет.
— Готовы?
— Готовы! — проскрежетал голос Брюса в радиотелефоне.
— Хорошо. Сейчас произойдет пятнадцатисекундный автоматический обратный отсчет. Зафиксируйте в нажатом положении кнопку радиопередачи, чтобы мы могли слышать, что происходит. Подайте голос как можно скорее после приводнения.
— Понял. Спускайте.
Лью повернулся к контрольной панели спуска шлюпки. Имелось тридцать шесть спасательных шлюпок: восемнадцать с левого борта и восемнадцать с правого, каждая вместимостью до ста пятидесяти человек. Даже при запуске одной шлюпки практически пустой, как сейчас, все остальные без труда вмещали пассажиров. Боцман посмотрел на часы. Если все получится, на эвакуацию остальных у них остается еще пятьдесят минут. Вполне реальный план.
Он пробормотал короткую молитву.
Чуть затаив дыхание, Лью произвел необходимые манипуляции для запуска. Должно сработать. Эти проклятые шлюпки, шедевр инженерной мысли, сконструированы в расчете на падение с шестидесятифутовой высоты и обязаны выдержать дополнительную нагрузку.
Путь свободен. Боцман разблокировал рычаг, посредством которого запустится обратный отсчет на спасательной шлюпке номер один, открыл закрывающий его щиток. Внутри поблескивал свежей краской маленький красный рычажок прерывателя. Все это гораздо проще, чем в старину, когда спасательную шлюпку спускали на шлюпбалках, которые как сумасшедшие качались из-за ветра и волн. Теперь стоило только нажать на рычажок — и шлюпка высвобождалась из креплений, съезжала по рельсам и с высоты шестидесяти футов носом вперед падала в море. Через несколько секунд выскакивала на поверхность и продолжала двигаться, удаляясь от корабля.
— Вы меня слышите, Брюс?
— Громко и ясно.
— Держитесь. Я нажимаю на рычаг.
Из громкоговорителя над головой раздался заплаканный женский голос:
— Спасательная шлюпка номер один спускается через пятнадцать секунд. Десять секунд. Девять, восемь…
Голос звучно отдавался от металлических стен полупалубы. Обратный отсчет закончился. Послышался громкий глухой щелчок — отошли стопоры. Лодка заскользила вперед по рельсам, вылетела носом вперед в открытое пространство, и Лью перегнулся через борт, чтобы посмотреть, как она грациозно, точно ныряльщик, входит в бурлящее море.
Шлюпка ударилась о воду с мириадами брызг; их было гораздо больше, чем Лью видел во время учений. Просто гейзер, взметнувшийся на сорок — пятьдесят футов и разлетевшийся назад неровными лепестками под действием неистового ветра. Канал связи высокочастотного радиотелефона разразился визгом и скрежетом атмосферных помех.
